Каждый выбирает по себе (книга 2)

    — Кого ты привел? — с ходу обрушилась она на брата.

    Антон ощутил, как волна протеста захлестывает его с головой, однако он сумел сдержаться.

    — Хоть бы "спасибо" сказала человеку за свое спасение...

    — Спасибо, — машинально ответила чародейка и, спохватившись, опять закричала: — Кого ты привел, я спрашиваю?

*

    Путь к реке Родослав преодолел быстро. Хотя возможно ему это просто показалось, поскольку его больше занимали новые ощущения, овладевшие им в тот момент. Ноги, казалось, шагали сами по себе, безошибочно выбирая дорогу, а мальчик, захваченный отголосками чужих жизней, пытался разобраться в них. Он слышал, как под землей роет ход упорный крот, пытающийся прокопаться к норкам лакомых червей, проникался тревогой какой-то птахи, чувствующей приближение змеи к гнезду, и одновременно чуял вожделение обхаживающего самку рогача-сохатого, и переполнялся решимостью волка-одиночки, вышедшего на бой с целой стаей. Новые ощущения оказались пугающими и одновременно притягательными. Родослав действительно стал частью необъятного мира, впустив в свою душу все то, что раньше было недоступно человеку.

    У воды он немного постоял, не решаясь склониться к ней. Мальчик и хотел, и боялся увидеть себя.

    Увидеть другим...

    Долгий протяжный крик вырвался из его груди, когда он нашел в себе силы отвести взгляд от дрожащей пленки воды, переливающейся слепящими бликами. "Этого не может быть! Это не я... — Ярость не давала сделать вдох, тугим кольцом стискивала грудь. Родослав упорно отказывался признать очевидное, а текучая вода шептала и манила, зовя снова склониться над ней, чтобы убедиться и принять изменения. — Нет, нет... Это важда, морок". Руки стиснули чужое лицо, которое просто не могло принадлежать ему, девятилетнему отроку из рода Гридней.

    Короткий звонкий смешок прозвучал за спиной, точно щелчок спущенной тетивы — неожиданно и жутко.

    Резко обернувшийся Родослав взглядом обшарил пустынный берег. Никого...

    — Согласись, Велизар, он забавен... Такие яркие чувства нам уже давно недоступны...

    Стоящие в двух шагах арии бесцеремонно разглядывали человека. Для них не составляло особого труда остаться незамеченными им.

    — Боюсь, Тиса, что это станет самой большой его проблемой.

    — Или нашей, — снова хихикнула арийка, — забыли мы, как это выглядит на самом деле.

    — Я не хочу вспоминать.

    — А я была бы не против, Велизар, слишком уж все прискучило... — И тут же парировала возможные возражения. — И Борута здесь ни при чем!

    Снова склонившийся над водой Родослав поднял голову. Ему опять показалось, что рядом с ним кто-то есть, но убедившись в полном своем одиночестве, он до боли в глазах всмотрелся в лицо, которое отныне и навек принадлежало ему. Скуластое, с упрямо сжатыми тонкими губами, оно не очень сильно отличалось от прежнего, но глаза... Они чуднО изменили свой природный серый цвет — один стал черным, как глухая полночь, другой же высветлился до сияющей голубизны полуденного неба. Мальчик снова с отчаянием устремил разноцветный взор на свое отражение. Поднявшийся ветер перебросил абсолютно белые волосы на лоб, скрыв непрошеную слезу. Впрочем, мужчины не плачут...

    Сколько сидел Родослав на берегу, привыкая к себе, он так и не понял. Солнце все так же беспощадно скалилось с небосвода, вдалеке высилась неприступная гора с вращающейся над ней воронкой серых туч, ветер легко трогал ярко-зеленую листву, откликающуюся тихим ропотом на его нежные прикосновения, только прежнего очарования этого места Родослав уже не ощущал. В душе поселился полный разброд, мешающий сосредоточиться на самом существенном для него вопросе. Наконец он решительно поднялся. Толку мучиться самому, когда можно просто пойти и спросить того, кто знает.

    И только добравшись до дома, он осознал: несмотря на то, что, сам того не желая, чувствовал обитающее поблизости зверье, разумным ощущал он только себя, точно и не было рядом ариев.

    — Я рад, что ты вернулся...

    — Куда я мог деться? — буркнул Родослав, почти вплотную подходя к вставшему из-за стола Боруте. Сейчас мальчик доставал ему до плеча.

    — Выбор есть всегда.

    — Головой в реку? — Недавняя необузданная ярость завладела Родославом. Кровь прилила к лицу, отчего капельки пота выступили на лбу. — Зачем? Зачем ты это сделал со мной?

    Борута долго молчал, прежде чем ответить.

    — Сейчас я не уверен, что ты поймешь меня. Подожди немного и сам найдешь ответ на свой вопрос.

    Следует отметить, что Борута оказался отличным учителем. Он не делал никаких скидок на природу человека. Родославу пришлось нелегко — приходилось одновременно упражнять изменившееся тело, не привыкшее к таким физическим нагрузкам, и совершенствовать мозг, который просто не мог вместить все, о чем повествовал наставник.

    — Наши предки были богами, способными творить и менять мир по своей воле и своему желанию, — рассказывал Борута. Родослав слушал его, от удивления приоткрыв рот, и не верил ему, считая это вымыслом, мало отличавшимся от сказаний его народа, верившего в своих богов. — Они создавали величественные империи и прекраснейшие города, не нарушая гармонии Мира. В нем тогда были иные материки и иные воды, в небе сияли две луны, но настал миг, когда все пришло в движение. Прародители слишком сильно старались проникнуть в тайны мироздания, докопаться до сути вещества, разделить неделимые частицы, из которых он состоит. Они не смогли сдержать разбуженный ими Хаос, он вырвался на волю, и одна из лун рухнула на землю. Воздух горел, плавилась земля, и воды океанов хлынули на материки...

    — И что, все погибли?

    — Нет, как видишь... — улыбнулся арий. — Немногие остались живы... кое-кто смог пробраться к Меру, — он указал рукой на виднеющуюся вдалеке белоснежную гору, — и спастись на её склонах.

    — А разве её не коснулся Хаос?

    — Если бы это произошло, то ничего вокруг не осталось бы, поскольку гора только кажется таковой. На самом деле это средоточие Сил, которые питают и удерживают Землю в реальном мире. Видишь воронку на вершине? Именно через неё проходит ось Мира, вокруг которой вращаются звезды, только одна из них стоит на месте — Полярная, указавшая нашим предкам путь к спасению. Но ужаснее всего оказались не разрушения и смерти... Нарушились ритмы Вселенной и утратилась связь с тонкоматериальным миром, поскольку страх поселился в сердцах выживших. Те, кто не добрался до спасительных склонов Меру, чудовищно изменились, став служителями Хаоса, беспощадными и яростными.

    — А дальше? — Родославу хотелось услышать всё полностью. — Что было дальше?

    — Дальше? Долгое время прародители таились в пещерах, подобно диким зверям, поскольку страх лишил их магических способностей, и оставил беззащитными перед силами зла. Только тщательно сберегаемые знания помогли им вернуть былое величие и воссоздать у подножия горы Меру частицу былого мира, Ариан. Но только здесь, потому что, когда они решились выйти за пределы Рипейских гор, опоясавших эту долину, на земле уже появились вы, люди. И мои предки оказались перед выбором — умереть, сражаясь за ненужные им земли, или жить в неге здесь.

    -Да, я понимаю, что вы выбрали... А разве нельзя было договориться добром?

    — Пытались, но ничего хорошего из этого не вышло. Вы оказались слишком плодовиты и агрессивны, а у ариев, хоть те и жили долго, дети рождались редко, да и не каждый из них выдерживал обряд Единения с миром. Обряд был обязательным. Не прошедших его безжалостно умерщвляли, потому что их тело и разум не могли вместить правильную Силу, а значит, дальше они будут брать силу не от природы, а от своих братьев, ослабляя род свой. К тому же оказалось, что и у людей были свои маги, способные оказать достойное сопротивление ариям, вот только магические приемы отличались от наших. Выдержать противостояние с расселившимися народами оказалось нелегко, и прародители отступили сюда, постаравшись не оставить о себе даже памяти. Тогда-то и появились стагны, закрывшие сюда доступ любому разумному существу.

    — Вам это удалось, — раздумчиво произнес Родослав, припоминая сказы, в которых ни словом не упоминалось об ариях. — Вот только как мне удалось попасть сюда?

    — Это и мне неясно...

    Больше к этому разговору Борута никогда не возвращался, посчитав, что сказал и так довольно много. Только Родослав уже и не нуждался в подобных откровениях. Ему многое открылось без лишних объяснений. Больше всего нынешние арии почитали знания, сохраненные предками. Основой их магических умений стало управление мировыми потоками при помощи особого начертания рун. Рунические знаки чертились на земле, дереве, а при необходимости и прямо в воздухе, вспыхивающими яркими отпечатками перед глазами. Маги-хранители, одним из которых был Велизар, учили новообращенных пользоваться магическим алфавитом, начиная с самого простого. Последний знак, самый могущественный, показали Родославу перед тем, как он принял решение покинуть Ариан. Правда, Велизар не скрывал своего недовольства тем, что делал. Начертив перед самым носом человека золотистую "свастику", он тут же быстрым взмахом руки уничтожил её, пояснив:

    — Я не собираюсь создавать новых сущностей и новых событий и тебе не советую этим заниматься, Вселенная не любит, когда вмешиваются в её законы. Все уже сотворено до тебя.

    Родослав только ухмыльнулся. Он уже не был тем неискушенным отроком, каким попал сюда. Десять лет, пролетевших в Ариане, как десяток долгих дней и ночей, не прошли для него даром.

*

    Вошедший в дом ведьмаг услышал перепалку между братом и сестрой, однако словесные баталии мало занимали его. Больше всего волновало то, что он увидел перед тем, как исчезла Морена. Ассер Родослава достаточно силен и "опытен". Ему легко удалось бы покончить с любой тварью, независимо от того, к какому миру она принадлежала, но... Оружие ариев было бессильно только против них самих, ибо создавалось для защиты от недругов, пробравшихся в Ариан. Да и голубоватый всплеск ауры Морены прямо указывал на её принадлежность к древнему роду. Не думал ведьмаг, что ему придется встретиться с кем-либо из них, никогда не покидавших Ариан. Даже изгнанию арии предпочитали смерть, настолько было непреодолимо их отвращение к расселившимся на земле людям.

    Пальцы ведьмага выбивали по столешнице затейливую дробь, не мешая ему раздумывать.

    — Хватит барабанить... — Он удивленно поднял голову и только сейчас заметил кикиморку, робко выглядывающую из-под стола. — Ты кто такой?

    "Так, дожился, нелюдь мне велит ответ держать... — Отлюдок встал со скамьи, на которой устроился в ожидании хозяйки, — пора прощеваться, да в обратный путь... Какое дело мне до чужих закавык?".

    Не обращая внимания на настырную домовиху, пытавшуюся заступить ему дорогу, прошел в дом, где возбужденный говор перешел во вполне мирный разговор. Ведьмаг прислушался и усмехнулся. Антон наскоро пытался поведать сестре всю историю своих странствий, да только ему это плохо удавалось, поскольку многого он и сам толком не понял.

    "Ну, не буду пока мешать..." — Отлюдок толкнул первую дверь, попавшуюся ему. Она, тихонько скрипнув, на удивление легко открылась. Заглянул внутрь и удивленно вскинул брови. В резном трехсвечнике, стоящем на полу, ярко пылали толстые белые свечи. Для кого, зачем? Горенка совершенно пуста. Только тяжелые занавеси, прикрывающие окна, слегка колышутся. Ведьмаг мгновение присматривался, а потом совсем по-звериному повел носом, принюхиваясь. Нет, не ветер приподымает холстяную крашенину, нечто живое шевелится за зыбким заслоном. Живое и опасное...

    Быстрый шаг назад. Снова скрипнула, закрываясь, дверь, отгораживая Отлюдка от обманчиво спокойной комнатки. Он перевел сбившееся дыхание, сообразив, что едва дышал, пока был там. Не стоит так вольничать в чужом дому. А вот и хозяйка...

    — Ты! Как вошел?

    Развернулся лицом к разъяренной чародейке. Перехватил вскинутую руку, кончики пальцев которой окутывал набирающий силу чародейский огонь, прижал к стене так, чтобы и двинуться не смогла. Быстро же она пришла в себя, а недавно совсем квелая была...

    — Неразумно нападать не зная противника, — назидательно сказал ведьмаг, — а ещё неразумней избавляться от союзника.

    — Люд, ну я же тебе говорил, если бы не он, ты бы так легко не отделалась, — Антон высунулся из-за спины ведьмага, не торопящегося отпускать чародейку.

    — Ты наивен! Доверять первому встречному-поперечному! Лихо же тебя обработали!

    — Меня к нему Баюн отвел, — запальчиво возразил Антон, не делая попыток выручить сестру. — Баюн! Ты и ему уже не доверяешь?

    Рука ведьмага дрогнула: — "Все-таки не обошлось без него! Неужели пришла пора свидеться?". Почувствовав слабину, Людмила вырвалась и отступила в комнатку, которая послужила причиной раздора. Дверь, однако, не закрыла, остановилась на пороге, выжидающе глядя на чужака.

    А тот, не сказав более ничего, развернулся и направился к выходу.

    — Родослав, не уходи! — Антон впервые решился назвать Отлюдка его настоящим именем. Плечи ведьмага вздрогнули, словно от удара, но он так и не замедлил свой неторопливый шаг. — Прости её! Дура! Одичала тут в одиночестве, на нормальных людей кидается! — обернулся к сестре, сердито сдвинув брови, добавил: — Лучше бы девчонке помогла, умирает ведь!

    У Людмилы от такой бесцеремонности голос пропал. Она только и смогла, что беззвучно открыть-закрыть рот. И интуитивно почувствовала, что её молчание к лучшему — любое её слово, оброненное сгоряча, могло стать той соломинкой, которая переломила спину верблюду, и дальше просто надеяться будет уже не на что. Брата она потеряет наверняка...

    Парень догнал ведьмага, вышедшего на крылечко, легко придержал за плечо:

    — Ты ведь обещался обучить меня, — обошел вокруг, заглянул в глаза, — неужели всё пшиком закончится?

    Отлюдок развернулся, прищурившись, оглядел Антона с ног до головы, точно товар на рынке:

    — Слово дал, куда деваться... — подумав про себя: "И кто меня за язык тянул? Жил себе да жил, хорошо ли, плохо ли, но в ладу с собой, а тут вот ученик навязался... Беспокойный. Возись с ним...", — подумал с раздражением, а на сердце от ощущения нужности стало тепло. Только вот почти мгновенно это чувство вытеснил разливающийся по всему телу холод, издавна таящийся в самом дальнем уголке души. Вспомнилось, как отвергли его родовичи — и первый раз, после нескладной кроды, и второй, когда вернулся...