— То есть признаёшься, что делаешь это специально! — сделала вид, что услышала только предпосылки к данной интерпретации, рыжая, одновременно прикипая взглядом к фигуре Аянами, которая уже и колено на меня закинула, фоня в эмоциях деловитым желанием устроиться поудобнее и чтобы как можно ближе ко мне… Без малейшего сексуального подтекста, хочу заметить, но разве это могло повлиять на степень моей вины в глазах фройляйн Цеппелин?
— Аска, ну хватит, — прикрываю глаза, зарываясь пальцами левой руки в волосы Аянами, — просто иди уже сюда, и я тебя тоже обниму.
— Ч… Что значит «иди сюда»?! — натурально ужаснулась девочка, при этом чуть было не сделав шаг вперёд… чего ужаснулась ещё сильнее, и та-а-ак забурлила внутри целым штормом противоречивых эмоций, что... мням! Просто мням!
— То и значит. Раз уж я тут заперт с приказом отдыхать, минимум, пять часов, то это время нужно хотя бы потратить с пользой.
— Вот и трать его на сон, отаку озабоченный! — смущение перетекающее в возмущение и обратно, негодование перетекающее в желание, отрицание перетекающее в интерес, облегчение превращающееся в досаду, досада в негодование и ещё десятки таких же метаморфоз буквальные каждые пару секунд.
— Можно, конечно, но я вполне сносно себя чувствую, — добираюсь пальцами до ушка уже устроившейся и закрывшей глаза Рей, и начинаю выводить по тому узоры, наслаждаясь ощущением того, как самой девушке приятно от этих действий. — Ничего не болит, да и слабость более чем терпима. Просто это был первый раз, когда я формировал АТ-поле собственным телом, а это как бежать марафонскую дистанцию первый раз — большой стресс для организма, который я ещё и усугубил синхронизацией с Мисато, вот и лежу теперь бледный и слегка варёный. Но это не значит, что я стал беспомощным инвалидом, который не может себе позволить не спать пару суток. В конце концов, мне пятнадцать лет, а не сорок пять. Это я к тому, что ничего не мешает мне повести себя как твой друг и товарищ, и обнять, когда тебе это нужно.
— Да с чего ты взял, что мне нужно, чтобы ты меня обнимал?! — хоть я и не видел этого, так как держал глаза закрытыми, но почувствовал, как у Аски заполыхали щёчки.
— Ну, ты ведь и сама уже признала, что мы — друзья, да и как бы ты ни ворчала, я же чувствую, что тебе с нами хорошо. Да, я часто тебя смущаю и заставляю чувствовать неловкость, но в то же время во всей Японии, если не вообще в мире, я — единственный мужчина, с которым ты можешь быть до предела искренней, и при этом абсолютно точно знать, что любая твоя откровенность никак не отразится на моём к тебе отношении. И что я всегда тебя поддержу, — дополняю, придав голосу особо вескую интонацию. — В том магазине же ты пережила огромный стресс. Пусть ты — сильная девушка, но в такой ситуации всем нужна поддержка. А кто ещё её может оказать, если не друзья? Так что хватит себя накручивать, и просто иди сюда. Обещаю: никаких плоских шуток, распускания рук и пошлых мыслей.
— И… Ик-кари… ты... такой гад! — прокомментировала сопровождающие мою речь эмоции «голубоглазая бестия», так полыхая ушами, что мне собственные хотелось растереть, чтобы избавиться от фантомных ощущений.
— Хочешь чтобы я тебе поуговаривал?
— Нет! Заткнись! Кому ты нужен?! — хочет, ещё как хочет! А вот чего ей больше хочется: героически отвергнуть искушение или милостиво согласиться, девушка уже не знала.
— Хорошо, — покладисто согласился я и… молча начал источать в пространство нежность, заботу и участие, а также умиротворённое удовольствие от того, как же это хорошо — просто лежать и обниматься, чувствуя тепло друг друга, доверие и покой. Это вдобавок к тому фону, что и без того источала Рей, а испытывала она в эмоциях примерно то же самое.
— … — Аска крепилась. Скрипела зубами, сжимала кулаки, бурлила возмущением (довольно фальшивым и неубедительным, если кто-то хочет моё мнение), но молчала и держалась.
— Мы никому не скажем, — примерно минуту спустя, ощущая, что клиент почти дозрел, подбодрил Рыжика я.
— Сказала — заткнись! Паршивец озабоченный! Не хочу я с тобой обниматься! — послушно взбодрилась та.
— Хочешь. Я чувствую, что хочешь.
— Нет! Замолкни! — на меня ещё раз топнули, но, что показательно, продолжили стоять рядом с диваном, а не попытались куда-то сбежать.
— А теперь ты хочешь… — начал было озвучивать я некую очень пошленькую эмоцию из области «возьми меня силой», промелькнувшую в душе немки, как диван под нами с Рей содрогнулся под весом нового тела, а мне решительно зажали рот рукой.
— Ещё слово — и я тебя прикончу! Клянусь, Икари! — готовая пойти на смерть но отрицать до конца из чувства гордости и противоречия, Аска нависла надо мной уже вполне конкретно желая, чтобы я сам её схватил, подмял под себя и… дальше она ещё не придумала, но вот оказаться жертвой, которая не сама сдалась, а её подло и бесчестно одолели грубой силой (очень может быть, в смысле, допустимо (в значении «желательно»), что и в конфигурации «двое на одного»), вынуждая поступиться принципами «против воли», это да-а-а, это желание у неё было оформлено чётенько. Хоть и отчаянно отрицалось, да. Обожаю женские эмоции!
В этот момент, Рей чуть приподняла голову с моей груди, чтобы посмотреть Лэнгли в глаза. После чего, предельно серьёзно, предложила:
— Если хочешь, я могу тебя обнять, — бурю противоречивых чувств Рыжика она по-прежнему понимала с пятого на десятое, но общий мотив, что девочке хочется «запретного», но при этом она считает, что если примет его от меня, то этим себя унизит, уловила. Ну и решила помочь. А то, мол, как-то всё долго, шумно и непродуктивно — зачем так много времени терять на все эти глупости, если можно просто сделать то, что хочется?
— А?… — Аска сбилась с мысли и, похоже, обратила внимание на клубок мотивации моего ангела. — Ч-чёрт! Нет! — схватилась за голову, освобождая наконец-то мой рот от тяжёлого замка своих пальцев. — Как к этому пришло?! А-а-а! Икари, почему ты всё время так делаешь?!
— Как делаю?
— Заткнись! — а в эмоциях слышится: «не смущай меня, сжалься, ну пожалуйста!».
— Эх, — показательно вздохнул я и, наглым образом сцапав рыжую за талию, повалил рядом, так, чтобы она оказалась почти в такой же позе, что и Рей.
— … — Сорью оцепенела.
Я же воспользовался её секундным стопором, чтобы отпустить талию и зарыться пальцами в шевелюру, начав, как и с Аянами, тихонько подбираться к ушку. Ну и конечно же не забывая транслировать самые чистые и непорочные эмоции.
— … Только сегодня… — тихо-тихо выдавила из себя Лэнгли спустя несколько секунд, вновь ощущая прилив крови к щекам, но и… начав ерзать, устраиваясь поудобнее, хоть и без закидывания на меня коленок.
— М?…
— И только попробуй потянуть руку куда-то не туда! — уже более уверенно посулила мне нахохлившаяся девочка, чтобы «скрыть» своё состояние.
— … — с языка чуть было не сорвалась фраза на тему: «но ты же мне подскажешь, где тебя лучше трогать?», но я себя сдержал, ведь я обещал без плоских шуток и пошлых мыслей. Вместо этого я приподнял голову и коротко чмокнул её в макушку. — Конечно. Не переживай ни о чём, — и, пока девочка опять застыла, вновь свободно положил затылок на диван, расслабляясь и убирая из эмоций всё лишнее. Ну и настраиваясь погрузить красавиц в самую умиротворяющую пелену из испытываемых мной к ним нежности и заботы.
Пять часов — это не так уж много, но сколько мог, я должен был помочь им вымыть из души все переживания и тревоги, а потом… потом меня ждала ещё одна красавица, нуждающаяся в спасении от переживаний и тревог, а также целого вагона срочных дел...
* * *
Аврал в отделении продолжался ещё двое суток, во время которых мы разгребали ворох навалившихся головняков и с переменным успехом сдерживались от того, чтобы самостоятельно не начать массовый террор мирного населения. В этот раз дерьмодемоны, маскирующиеся под гражданские службы федерального подчинения, общественные организации, честных бизнесменов и прочих радетелей за снятие с себя ответственности и получение компенсаций, превзошли сами себя, доведя до белого коления даже Фуюцуки, который, на свою голову, возглавил штаб по ликвидации последствий атаки и был вынужден разбираться с кучей звонков и документов. Тут и без того срочных и важных бумажек каждый час генерировались целые горы со всех сторон света, в львиную долю которых нужно было вникать и на их содержимое реагировать, и когда среди них то и дело вылезали даже не отписки со стороны федеральных служб на наши запросы, а откровенные вымогательства в обмен на своевременное оказание помощи или наезды в стиле: сами обделались, сами и разгребайте, а у нас бюджет ограничен и штаты все уже заняты, рука к табельному пистолету начала тянуться даже у невозмутимого профессора. И он ещё не имел дела с вопиющим о «справедливости» гласом бизнеса и просто воплями за всё хорошее против всего плохого со стороны общественников. Тут уже выла задёрганная Мисато, каждые четверть часа умоляя вселенную дать ей пару верных дивизий радикальных революционных матросов и право на массовые расстрелы. И кажется, генерал Джеферсон, тоже попавший под удар, как самый большой начальник всех тех войск, что устроили в городе маленькую войнушку, был морально готов поднять красный флаг и сыграть за этих матросов. По крайней мере, встречаясь с ним по работе несколько раз, я видел в лице и моторике американца знакомые симптомы, да и слухи о нескольких вспышках семиэтажного английского мата на заданную тему в его исполнении по контингенту ООН ходили уверенно.
На этом фоне, наши с Мисато взаимные попытки уложить друг друга отдыхать смотрелись со стороны хоть и донельзя глупо, но в целом, как что-то адекватное и хорошее. Тем не менее, благодаря нашим героическим усилиям (и вопреки безделью одного конкретного капитана), накал страстей и вал работы постепенно начал спадать. Разумеется, за несколько дней ничего не рассосалось и не рассосется в принципе — последствия будут "аукаться" ещё недели, если не месяцы, но основная тенденция была переломлена и пошла на спад. Заколебавшийся Кодзо подтянул дополнительные резервы, народ вспомнил, что Оперативный отдел всё-таки немного не «пожарная команда», а занят быть должен несколько иными задачами... короче, нас вроде как оставили в покое. Правда, что-то мне подсказывало, что покой этот будет недолгим. Как вскоре выяснилось, я был прав, ибо мы совсем забыли о запланированной поездке в столицу, пресс-конференции и прочих отыгрываниях статусных украшений, на фоне которых и за счёт чьих достижений будут пиариться «воры в законе», политиками именуемые. А вот начальство про это не забыло. Начальству тоже нужен был пиар.
— Не хочу! — решительно заявил я, получив от пытающейся не смотреть мне в глаза Мисато набор документов по скорой поездке. — Пусть пришлют свои висюльки почтой, а мы отправим текст интервью, взятого каким-нибудь ушлым журналюгой у прикованного к больничной койке героя. Дать Асакуре литературный псевдоним для публикаций проще, чем вот это вот всё, — потряс я папочкой с бумагами.
— Я согласна с мыслью про «не хочу», — устало буркнула присутствующая при разговоре Аска, — но, Мисато-сан, не вздумайте его слушать — эту ненормальную вообще нельзя подпускать к клавиатуре! Кого угодно, только не её... — голос рыжика отразил неподдельное мучение. — Но это не значит, что в остальном Икари неправ: я не хочу опять учить эти речи! Пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы мы никуда не поехали! — экспрессии в голосе девушки почти не было, только близкая к смирению обречённость.
После того лежания вместе, она вообще начала вести себя куда более спокойно. Я чувствовал, что это было следствием попыток разобраться в себе, однако факт оставался фактом: голос за последние дни дикого аврала Сорью почти не повышала и цундэристость не включала, а вот помогать в меру сил старалась.
— Без шансов — я пыталась, — подняла руки в защитном жесте Кацураги. — И что ещё за прикованный к койке герой? — карие глаза с тяжестью и подозрением сощурились на одного конкретного лейтенанта.
— Ради такого дела, я готов сломать себе ногу.
— А Рей и Аске? — ещё сильнее прищурившись, нанесла подлый удар брюнетка.
— Эм…
— Вот видишь! — торжествуя над разгромленным мною, Мисато важно сложила руки на груди. — А если они будут здоровы, то пошлют их. Без тебя. Одних. В Столицу. На растерзание папарацци и всяких мерзких, вонючих старикашек из правительства! — с каждым словом нагнетая уровень трагизма, продолжила давить меня по всем фронтам госпожа майор.
— Ты провоцируешь меня поднять бунт, — мрачно предупредил я, ощущая сочувствие своим эмоциям со стороны Рей и нечто общим смыслом: «хватит меня смущать, извращённый отаку!» от Аски.
— Нет, Синдзи, я помогаю тебе найти в себе силы исполнить свой Долг! — попыталась изобразить торжественность Кацураги. Учитывая, что ей тоже предстояло ехать, получилось плохо… на грани с убеждением себя самой.
— Выглядит, как предательство, — проявляю упрямство.
— Не трави душу, — поникла плечами Мисато.
— Ну я серьёзно, какого дьявола? — уже почти смирившись, встряхнул я папкой, невольно кинув взгляд на Рей и Аску, внимательно следящих за ходом разговора и поглядывающих на второй набор документов в руках госпожи майора, что мог предназначаться только одной из них. — У нас тут защита мира, оборона трещит по швам, каждый на посту и всё такое. Какого мы должны куда-то ехать в такой ситуации? А вдруг Ангел?
— Один пилот остаётся, — отвела взгляд девушка, нервно побарабанив пальцами по папке в своей руке.
— Ты знаешь насколько неубедительно это звучит.
— И что ты хочешь? Не я это придумала!
— Я хочу, чтобы мир сгорел!… — честность — наше всё. — Но поскольку вы с Аской к этому ещё не готовы, меня вполне устроит, если у зажравшихся маразматиков там наверху случится временное просветление и они догадаются проводить такие мероприятия сами приезжая на место. Помпезный зал мы в городе уж как-нибудь найдём, заодно с лопатами на фоне разрушений походят, типа, помогали ликвидировать последствия — тоже пиар, между прочим!
— Паршивец! — вспыхнула негодованием девушка. — Я с ним серьёзно говорю, а он только издевается!
— Не обманывай себя, Мисато, ты знаешь, что я прав, — изобразив полноразмерный монолит божественного спокойствия и достоинства, возражаю красавице.
— Какая разница, что я знаю?! Важно то, что я могу доложить наверх! — ткнула пальцем в потолок Кацураги. — И не один ты такой умный, я тоже это предлагала, между прочим, — чуть остыв, надулась брюнетка.
— Ходить с лопатами? — уточнила Аска, уже начавшая привыкать к нашему безумию.
