— Друг.
— Давай выпьем, друг, ик.
— Друг-то я друг,— улыбнулся Кий,— да только я не пью. Это, как бы тебе сказать, слишком большая ... помеха что ли, для нашего... лекарского ремесла.
— Алкоголь, ик, для любого ремесла помеха, но пьют при этом все, и заметь, ик, без исключения.
— Все кроме меня, знать, всё ж таки, есть это исключение.— Улыбнулся Кий.
— Садись.— Алгорн пододвинул табурет, но не удержал, уронил его и сам чуть не упал.
Кий придержал друга, сам поднял табурет, пододвинул и опустился на него. Но Алгорн всего этого даже и не заметил.
— А,— махнул он рукой,— наливай.
Кий уныло кивнул, потянулся к кружке и сделал вид, что наполняет её. Что ж, к выпивке Кий был всегда равнодушен, а менять своё мнение в двадцать два года как-то не хотелось, так что пришлось немного сплутовать. Пустая кружка при стуке о соседку выплеснула чрезмерную часть своего воображаемого содержимого.
— Молодец, ик, вот видишь, я же говорил, что выпивка ремеслу не помеха.— Алгорн попытался хлопнуть друга по плечу, но промахнулся. Виновато улыбнувшись, он припал губами к кружке.
— А за что пьём-то?
— А что я забыл тост, ик, что ли сказать?
Кий пожал плечами.
— Совсем плох видно, ик, стал.
— Может за наше здоровье?— Подсказал Кий.
— Не-а, ик, за Топаз, за неё, давай..., за любимую.— Он тяжко вздохнул.
— Любишь её?
— Люблю, ревную.— Согласно понурился Алгорн.
Кий внимательно наблюдал за ним.
— К тебе,— вдруг добавил разбойник.
— Ко мне.— Согласно повторил Кий, который уже не однократно имел возможность в этом убедиться.
— А ты?
— Что я?— Опешил от такой неожиданности Кий, наполняя следующую воображаемую кружку.
— Её, говорю, ик, любишь?
— Мы ведь с ней друг друга совсем не знаем.— Растерялся лекарь, не зная даже что и ответить
— Любишь?!— Снова строго спросил разбойник, нахмурившись.
Дальнейший разговор не состоялся. Алгорн неожиданно уткнулся лбом в стол и громко захрапел.
Кий улыбнулся, почесал пальцем переносицу и поднялся. Расплатившись за выпивку и ужин, он приподнял Алгорна, обхватил его за талию, перекинул его руку себе через плечо, и что-то бормочущего и едва передвигающего ноги, поволок в их общую комнату.
Топаз поднялась раньше всех и решила перед завтраком посетить неприметную будочку неизменно присутствующую на заднем дворе любого уважающего себя постоялого двора или корчмы. Здесь-то её и поджидал малец лет так шести-семи, плюс-минус. То есть поджидал он её при входе обратно на постоялый двор и поджидал не то чтобы именно её, а просто встречал там каждого встречного — поперечного прохожего, которых здесь было хоть завались.
— Тётя, дай медячок.— Попросил мальчуган.
Топаз оценивающе прищурилась. Обычный малец, ничем не отличающийся от других похожих ребятишек в любой деревне, где почти нельзя было отличить брошенного оборванца, от любимого детища старосты. Одинаково одеты, немыты и грязны. Мальчишки они и есть мальчишки. Как говорится, свинья грязи всегда найдёт, вот и эти ребятки всегда находили повод и возможность выпачкаться. Этому, по-видимому, ещё не исполнилось семи, так как волосы у него были не стриженные, длинные как у девчонки, а рубашка была длинная, да и был он пока ещё без портков. Топаз не сразу-то и заприметила, что это была не девчонка.
— Тётя, дай медячок.— Повторил малыш, расхрабрившись от заметной заинтересованности тёти.
— Что, поганец, небось, в кости играете, сорванцы? А дружки твои где, за поленницу, что ли спрятались?— Топаз заглянула за упомянутую. Но там, вопреки её ожиданиям, никого не оказалось.— Нету у меня денег на пакости разные. Знаю я, чем вы резвитесь в свободное и не свободное время. Так что отстань, малыш. Раз родители ничему толковому не научили, то и я не стану.
— Но я ведь не играю, тётя.— Печально покачал головой мальчик, но Топаз его уже не слышала, она скрылась за дверями постоялого двора.
Её спутники внизу ещё не показались. Она, было, предположила, что Алгорн снова привёл к себе в комнату блудниц и развлекается, как может. Но тут припомнила, что на этот раз он делил комнату с Кием. Значит, просто спят, если только Алгорн и этого не подбил на свои гнусные развратства и девчонок не поделили по полам. Эта мысль была не приятна, как было и не приятно обнаружить в постели Алгорна двух девиц какое-то время назад. Может, это было и не правильно с её стороны, испытывать какую-то неприязнь к столь откровенно личной жизни своих друзей. Но таковой уж она была и на то было несколько причин. Несмотря на то, что добрую половину своей жизни она сама была чьей-то собственностью, она по натуре своей и сама оставалась большой собственницей. Отношение же её к сексу, после всех жизненных испытаний выпавших на её долю, было очень отрицательным. Она не видела в этом никакой радости и смысла, разве что только для того, чтобы детишек плодить, но ведь Алгорн явно занимался не повышением демографии Марионы.
Любовь и секс были для неё несколько чужими и не знакомыми понятиями. Вот дружба это всегда, пожалуйста, и самым страшным в жизни для неё была не рана, боль или смерть, а предательство. Она на всю жизнь запомнила, как маленькая потерянная Девочка тянула руки к своей любимой хозяйке, моля её спасти и оберечь, помнила холодность тех глаз и горькое осознание того, что всё это делалось даже не ради собственной безопасности, а ради каких-то своих корыстных целей.
В общем, любви, как таковой, она к своим спутникам не испытывала, а вот ревность всё же была. Каждую девушку она воспринимала, как некую конкурентку способную покуситься на их дружбу и разрушить её. Когда-то давным-давно её хозяйка в выборе между будущим мужем и малолетней рабыней, предпочла "непорочного" супруга. Но вот остался ли он ей верен настолько, насколько могла остаться верна, влюблённая рабыня, что с божественным благоговением взирала на свою госпожу, вот это ещё вопрос. Вообще-то, любовь бывает совсем разная, кто-то бросает ради этой любви всё, дом, семью, будущее, кто-то просто прыгает с высоты башни, прощаясь с жизнью, кто-то изничтожает свою безответную любовь, чтобы она не досталась уже ни кому, кто-то любит и хранит тихую верность своей любви, а кто-то так же тихо себе любит, развлекаясь при этом с каждой тёплой девицей, подвернувшейся под бок. Это последнее, похоже, про Алгорна.
Так вот, конечно, Топаз по-своему любила и Почтеннейшего, и, безусловно, Гелео, и Джордана, с которым надеялась ещё встретиться когда-нибудь в будущем, и шустряка и пройдоху Алгорна, и, вероятно, даже нового знакомца Кия. Да, наверное, она всё же всех их любила, просто не отдавала себе в этом отчёта, не зная при этом, что такое любить и не ведая, что и сама на это способна. Ведь она же со спокойно душой отпустила Джордана, как только поняла, что он встретил свою истинную любовь, достойную её друга, похождения же Алгорна ей были неприятны, да хотя бы потому, что Сварог когда-то очень-очень давно завещал людям Правду, Закон и Семью, в том, как понимала это Топаз. Единому мужчине дана единая женщина, а единой женщине дан единый мужчина. Так разве ж дело это, возлежать на ложе, да сразу с двумя, не говоря уже о том, что каждый раз с разными?
В общем, махнула она рукой на своих заспавшихся друзей и заказала себе плотный завтрак, намереваясь хорошо покушать. Но, так и не успев приступить к еде, она снова заметила того мальца в длинной ребячьей рубашонке. Он протянул хозяину какую-то монетку, от которой тот брезгливо отмахнулся, и попросил кусочек хлеба.
— На, малый, грызи, не победнею.
Мальчик скрутился здесь же на лавке возле стены и стал грызть кусочек хлеба не первой свежести, вероятнее всего ещё позавчерашний, завалявшийся где-то на кухне.
Мелкую, никем невостребованную монету, он так и держал, зажав в кулаке.
Так вот откуда эта бледность и худоба, и ведь не для костей мальцу понадобился медячок. Топаз вдруг стало так стыдно, а на душе ужасно скверно. Пожалела ребетёнку на еду, вот гадость-то какая.
Она посмотрела на свою полную тарелку, за тем на мальчика на лавке.
— Эй, малец, поди сюда.
Мальчик посмотрел по сторонам, потом показал на себя, излучая удивление.
— Да, ты, иди сюда.
Ребёнок с некоторой опаской подошёл к девушке. Несколько пар удивлённых глаз, вообще-то с утреца народу тут было не так уж много, проводили его любопытными взглядами.
Мальчик слегка поклонился.
— Ты вот что,— сказала Топаз,— выкинь-ка, поди, на двор свою корку собакам, а то они, поди, ещё сегодня тоже не завтракали.
Ребёнок затравлено прижал огрызок хлеба к груди, глаза совсем по-детски наполнились слезами.
— Ты мне не хнычь только. Хорошо сделаем по-другому, раз до тебя никак не дойдёт, а я доходчиво объяснить не в силах. Ты, вот что, садись-ка со мной рядом. Садись-садись, не бойся, я не кусаюсь. И кушай мою еду.— Топаз пододвинула ему миску.— Кушай-кушай, за неё уже заплачено. Мне что-то не хочется, так ведь не пропадать же добру?
Она улыбнулась, мальчик наконец-то улыбнулся ей в ответ.
— Спасибо, тётя.— Он с жадностью накинулся на предоставленную в его пользование пищу.
— Не за что. Тебя зовут-то хоть как?
— Пру... Прутик.— Неуверенно протянул мальчик, сомневаясь, стоит открывать своё имя совсем незнакомому человеку.
— А меня Топаз.— Топаз, похоже, такие мысли совсем не мучили.— Ты, пацан, посиди, я сейчас вернусь.— Она подошла к стойке.— Хозяюшка, наполнили ли мне там пузырь парным молочком?
— Да-да-да. Вот только ты свой завтрак пареньку уже отдала, так может тебе чего нового приготовить?
— Да, конечно.— Топаз заглянула в свой пустой кошелёк.— Но как-то не очень хочется. Плесни-ка, мне, пожалуйста, кружку молока, да корочку хлеба прибавь, думаю, будет достаточно.
— Может пузырь с молоком заменить чем-то более существенным?— Участливо спросила женщина.
— Нет, спасибо, это молоко для моей подруги, оно так сказать не прикосновенно.— Топаз улыбаясь, покачала головой и легонько похлопала по пузырю.
— Что ж коли так, то позволь мне некую самодеятельность, так сказать. Хлебушек, я тебе заменю пирогом, а кружку с молоком кувшином.
Топаз неуверенно покачала головой.
— Спасибо, конечно, но я не в силах за это заплатить.
— Да, ладно, моя милая,— махнула рукой сердобольная женщина, ставя на стол кувшин и блюдо с пирогом,— с мальцом поделишься. Иди уже, перекуси. Это, так сказать, за счёт заведения, денег я с тебя не возьму. Уважаю то, что ты мальчику поесть поёк свой отдала, да и о подруге своей вон как печёшься.— Она кивнула в сторону молочного пузыря.
— Спасибо, если потом вернусь в ваши края, долг обязательно отдам.— Пообещала Топаз.
— А, пустяки, милая, это ж разве долг....— Она махнула рукой и тяжело вздохнула, задумчиво протирая тряпкой стол.
— А мальчик, кто он? И кто его родители?
Женщина мельком взглянула на неё и продолжила, по-прежнему водя тряпкой.
— Сирота он здешний, даже не здешний, а приблудный скорее. Проезжали мимо, остановились на ночлег у родни на той стороне села, да кто ж его теперь узнает, откуда пожар начался. Да вот только сгорел дом под чистую, вместе со всеми домочадцами, а он то ли ночью домой не пришёл, то ли вовремя успел выскочить. Не знаю, сама на пожаре не была, только кострище видела, а люди ведь разное теперь бают. Некоторые так теперь вообще говорят, что он за что-то родню свою и спалил, только я во всё это не верю. Дитя он ещё, да и какой из него злом... злом....
— Злоумышленник.— Подсказал Топаз.
— Во-во.— Поддержала женщина.— Хоть бы кто припутил дитёнка, а так что с им будет неведомо. Коли бы не мой хозяин, да сыновья старшие, так я б его, а так....— Она расстроено махнула рукой.
— Спасибо, матушка.— Топаз слегка поклонилась и пошла к столу.— Ну, что, школяр, как кушается-то?
— Спасибо тётя, очень вкусно.— Мальчик улыбнулся Топаз уже в полный рот.— Хотите, я вам тут оставил.
— Кушай-кушай, мужик. Я-то что, а вот ты должен, много есть, чтобы вырасти достойным воином или пахарем.
— Я бы лучше воином.— Вздохнул малыш.
Вскоре рядом с ними опустились и Кий с Алгорном, при чём в начале приземлился Алгорн, который едва нащупал лавку своей пятой точкой, а уж затем протягивающий ему кружку с рассолом Кий. Последний выглядел, как тот огурчик, плавающий посреди рассола, чистый, свеженький и довольный.
— И что только вчера произошло, кто б мне рассказал?— Тихо спросил Алгорн, держась обеими руками за идущую кругом голову.
Топаз пожала плечами, Кий сдержано улыбнулся.
И только тут взгляд Алгорна остановился на притихшем мальце.
— Вот те на. Сколько тебя знаю, Топаз, всё те удивляюсь, какая ты быстрая. Вчера вроде ничего, а сегодня во, умудрилась сразу какого хлопчика родить. Или это я столько спал?— Вдруг испуганно спросил он.
— Это Прутик.— Пояснила Топаз, качая головой.
— Что ещё за Прутик?
— Познакомьтесь. Это Алгорн, это тот, что пьяный....
— Это кто это здесь пьяный?— Взревел Алгорн, но тут же ухватился за голову, можно было конечно произнести тоже самое, но на пару тонов ниже, как-то не сообразил сразу, а теперь уже было поздно. Но ничего, будет уроком впредь.
— ... кстати, он бывший разбойник.
Глаза у мальчишки загорелись, заворожено уставившись на Алгорна.
— Ну, что уставился?— Огрызнулся тот, наученный горьким опытом, стараясь не сильно повышать голос.
— Настоящий разбойник. Ух, ты!— Восхищался между тем малыш.
— И заметь, ничего хорошего тут нет, ну, скажи ему, Топаз.— Подсказал Алгорн.
— Он прав, разбойником быть плохо.
— А я хочу быть разбойником.— Нахмурился Прутик.
— Но....
— Ты будешь знахарём, а это ни чуть не хуже.— Перебил Топаз Кий, голосом, не терпящим противоречий.— Травками там разными заведовать.
— Но я не хочу быть знахарем. Не хочу заведовать травками.— Заупрямился малец.
— Но будешь, такова твоя судьба, Прутик, и твой сын будет, и вам обоим это занятие будет нравиться.— Улыбнулся Кий.
— Не будет.— Упрямо отказывался Прутик.
— Вот поживём, тогда и посмотрим.— Тепло улыбнулся Кий.
— Ладно, хватит предсказаний. Пророк мне выискался.— Проворчала Топаз.— Этот всезнайка лекарь, его Кием зовут.
— А лекарь это колдун?
— Отчасти, по крайней мере, мне так кажется.— Топаз пожала плечами и невинно предложила.— Кстати, Прутик едет с нами.
— Что?— Алгорн подавился рассолом, который брызнул у него со всех дыр и во все стороны одновременно. Он даже забыл о своей головной боли.
А вот Прутику, в отличие от Алгорна, эта идея очень даже пришлась по вкусу.
— А можно?— Восхищённо спросил он.
— Нет.— Ответил Алгорн.
— Да.— Ответила Топаз.
Мальчик смотрел то на одного, то на другого, понимая, что в данный момент решается его судьба. Потом перевёл взгляд на Кия, словно ожидая решающегося голоса, но тот только пожал плечами, воздержавшись.
— Он едет с нами.— Настаивала Топаз.
— Что?
— То, что слышал.
Мальчик расплылся в довольной улыбке.
