— Я тоже.— Поддержали Топаз голос и глаз, пройдясь по ней оценивающим взглядом.
— Да кто ты вообще такая?— Разозлилась Топаз.— У нас в храме Сварога с уставшими и голодными путниками так не обращаются.
— Вот и оставались бы в своём храме. Чего припёрлись-то на другой край света?
Топаз, Кий и Алгорн пребывали в полной растерянности. Какого бы приёма они не ожидали, но явно не такого.
— С кем ты там разговариваешь так грубо, Прокла?
— Да бродяги какие-то, попрошайки.
Доброжелательный Кий только вяло улыбнулся. Топаз же с Алгорном сошлись в возмущённом возгласе.
— Так подай им милостыню.— Послышался голос за воротами.
— Давала, говорят мало.
За дверью послышалась какая-то возня. И голубой глаз вдруг сменился карим. В свою очередь любопытство в нём сменилось возмущением.
— Какие же это бродяги Прокла. Я всё расскажу Почтеннейшей, несносная девчонка.
Послышался озорной смех и лёгкие шлепки удаляющихся шагов, по-видимому, босых ног.
— Кто вы? И что вам нужно?
Все трое тяжело вздохнули.
— Где-то я это уже слышал.— Тихо произнёс Алгорн.
Топаз вкратце изложила кто они и что им на самом деле нужно.
За воротами нависло задумчивое молчание, глаз на какое-то мгновение исчез из поля видимости, но потом возвратился на своё место.
— Освятите себя солнечным крестом.— Произнёс всё тот же голос.
Топаз привычно совершила сиё действо.
— Каждый я сказала.— Жрица храма Макоши была непреклонна.— А то нынче ходят тут всякие. Пойми кто кресть, а кто некресть.— Беззлобно добавила она, когда все трое перекрестились, и, открывая небольшую калиточку, в огромных воротах.— Проходите.
Алгорн хотел, было, сказать, что они не всякие, но вовремя опомнился и промолчал.
Жрица тем временем смело провела рукой по пятнистой шкуре парды, Гелео не стала уворачиваться по своему обычаю.
— Такая редкость, встретить ручную парду.— Произнесла жрица, с любопытством воззрившись на путников, будто решая для себя, кто же из них является её непосредственным хозяином.
Она оказалось худощавой женщиной лет шестидесяти, но если судить по внешнему возрасту знакомых Топаз жрецов, то ей запросто могло уже быть за добрую сотню. Вот только Топаз не знала, распространяется ли это правило и на жриц земли.
— Я провожу вас к Почтеннейшей, ведь как я поняла именно это вам и надо.
Она пошла впереди. Две молоденькие жрицы, забрали у путников лошадей и бесстрастно увели их куда-то. Ни одна из них не бросила на Алгорна того взгляда, которого он только и ждал.
— Для тебя нет ничего святого.— Яростно прошипела Топаз.
— Все мы из плоти и крови.— Развёл руками бывший разбойник, провожая покачивающих пышными бёдрами жриц вожделенным взглядом.
Девушка негодовала. Но это её настроение быстро исчезло. Внутренний дворик храма напоминал о другом подобном, только более родном. Не хватало разве что беспечно прогуливающихся варнов, да мужчин вместо жриц, пожалуй, было привычней видеть для Топаз.
Храм был восьмигранным, так как был как бы повторением священного восьмиконечного знака, что представлял собой наложение прямого и косого крестов. Внешний круг храма, не считая воздвигнутой стены, конечно, с восемью кострами представлял собой храм Рода, проход из него открывался на юг, там же на юге и располагался его камень. Внутренний круг, смещённый к северу, там находилось восемь же священных камней, являл собой храм матери Макоши, проход из него открывался на севере, где и располагался её камень. Подземное помещение под центральной плитой храма Макоши, издавна считалось храмом Мары. Вот такой вот парадокс! Храм Мораны, оказывается, располагался тут же в храме матери, только под землёй. Хотя, с другой стороны, любое погребение это и есть храм Мораны, ведь она богиня смерти и болезни. Встречались и люди, которые полностью поклонялись ей и Чернобогу, и строили им храмы отдельно от светлых богов, и это было довольно крупные постройки. Наглядным примером поклоняющихся Моране людей были те воины, что уже на протяжении нескольких месяцев преследовали Топаз и её друзей. Но речь сейчас не об этом.
В общем, жрица умолчала о наличии под храмом Макоши, подземного помещения храма Мораны, кстати, любое имя Мары считается производным от слова мор, но это так, к слову. Для Топаз же и не требовалось её объяснений, она и сама всё это прекрасно знала, ещё по храму Почтеннейшего. А Кию и тем более Алгорну этого лучше было не знать, если они ещё не знали, конечно, ведь, как говорится, меньше знаешь, лучше спишь. И это верно!
Итак, следуя по проторённому пути, жрица показала гостям, где был заложен камень Рода, камень Макоши, камень Волоса, к слову сказать, он располагался на востоке, и даже камень самой Живы-Живаны, что находится на юго-востоке. Топаз всё это было известно по другому храму, но она всё равно взирала на всё в каком-то своём суеверном восхищении.
Из-за колон и камней изредка выглядывала пышнотелая хихикающая Прокла, по-видимому, очень довольная своими проказами. Сопровождающая гостей жрица беззлобно прикрикивала на неё и та снова исчезала.
Топаз с возмущением заметила, как зажёгся взгляд изголодавшегося по женской ласке Алгорна, когда он увидел и хорошо разглядел не только симпатичную мордашку Проклы, но и все её достаточно пышные выпуклости и вогнутости.
— Алгорн, не смей.— Зашипела на него девушка.— Мы в храме богини. Не ужели ты осквернишь эту святыню?
— Ты забываешь, что это богиня любви и жизни. Так что не думаю, что она будет против любви в её лоне и зарождения жизни в чреве её жрицы.— Невозмутимо ответствовал бывший разбойник.
— Ну, ты и подлец.— Гневно прошипела девушка и, гордо вскинув голову, прошествовала мимо него, специально задев плечом.
— Ты что?— Возмутился Алгорн. А затем, расплывшись в довольной улыбке, догнал её и, мурлыча, прошептал.— Ревнуешь? Так я не предам тебя, если ты будешь ко мне сегодняшней же ночью более благосклонна.
Топаз только фыркнула в ответ и слегка пробежалась вперёд, пойдя чуть ли не вплотную к сопровождающей их жрице.
— Расшифровываю данный ответ, как не дождётесь. Что ж, хоть какая-то реакция лучше, чем полное безразличие.— Алгорна, привыкшего к отказам Топаз, очередное отступление не очень-то и расстроило. Он уже начал привыкать к её отказам, это стало не смыслом его жизни, а как бы её непременным сопровождением.
Но вернёмся к описываемым событиям.
Непосредственно сам храм занимал сравнительно не так много места, как вся занимаемая им территория. Здесь ведь жрицам приходилось жить, заниматься хозяйством, вести огороды и взращивать одно из самых лучших в округе поголовье ослов. А вообще-то во всём здесь явственно ощущалось присутствие женской руки, что и отличало сию обитель от храма Отца Сварога.
Они свернули не к жилым помещениям, а в самую сердцевину непосредственного храма. Видимо главная жрица сейчас находилась именно там.
Но не успели они дойти до главного священного строения, когда навстречу им вышла высокая женщина с царской горделивой осанкой, опирающаяся на длинную клюку. Длинные седые волосы, морщинистое лицо и бесцветные глаза указывали на долгую прожитую жизнь. Возраст её невозможно было определить, так же как и у других жриц и жрецов. Ей могло быть одинаково пятьдесят лет, сто или двести, а то и вовсе как самому Почтеннейшему, о котором никто из ныне живущих не знал, когда же он точно появился на свет божий.
Она приветливо улыбнулась и только тут Топаз с удивлением отметила, что та бесконечно слепа, ещё одно связующее звено между ней и Почтеннейшим.
— Почтеннейшая.— Беззвучно прошептала Топаз, так как не могла никак иначе назвать эту женщину. Словно и она и тот другой Почтеннейший, бок о бок с которым ей пришлось прожить столько лет, являлись и не людьми вовсе, а какой-то другой неведомой расой людей, святых или священных, Топаз точно сказать не могла.
Девушка могла поклясться, что не произнесла этого слова вслух, о чём свидетельствовали и лица её друзей, что по-прежнему с нескрываемым почтением, к которому призывало всё её естество, взирали на вышедшую к ним женщину. Но сама жрица, именно эта женщина, повернула голову в сторону Топаз, будто расслышала обращённое к ней слово.
— Да, дитя моё?!— Неопределённо произнесла она высоким мелодичным голосом.
Кий и Алгорн не понимающе обернулись к молчаливой Топаз. Та же словно потеряла дар речи. Она не могла до конца понять, являлось ли это ответом на её обращение или же это высказывание само по себе было вопросом на внутренние терзания её души.
Топаз только понурила голову, тупо уставившись в каменные ступеньки, и покачала головой.
Почтеннейшая понимающе улыбнулась, чуть склонив голову.
— Как тебя зовут, дитя?
— Топаз.
— Камень солнца. Олицетворяет божественное благоволение, твёрдость веры, силу, мудрость, честность, верную любовь.— Мягко произнесла женщина.
— Это вы сейчас о ком?— Ухмыльнулась Топаз.
— Как о ком?— Растерялась жрица.— О тебе, конечно.
— Да среди всего вышеперечисленного хорошо ещё, если одна четверть обо мне, да и то, с натяжкой.— Скептически заметила Топаз, скривившись.
— Ты ошибаешься, Топаз. Что-то в тебе уже есть, например, как твёрдость веры и честность, а что-то, да вот хотя бы мудрость, приходит с годами.
— Вот именно, мудрость приходит с годами, как и к любому другому из нас.— Победно улыбнулась Топаз, но Почтеннейшая тоже не собиралась сдаваться, истинно веря во всё, о чём говорила.
— Это не совсем так.— Она многозначительно покосилась на хихикающую Проклу.— Некоторые, коли, не набрались ума в двадцать лет, не набираются его и в сорок, и уж тем более не в шестьдесят или восемьдесят, когда вышеупомянутая субстанция уже плавно переходит на убыль.
Эти последние слова древней, а, следовательно, умудрённой большим жизненным опытом, женщины, заставили Топаз немного задуматься.
В храме Макоши они провели несколько дней, отдыхая с дороги. Топаз передала письмо от Почтеннейшего настоятельнице, но почему-то у неё зрело такое чувство, что это всё лишь формальность, а сама главная жрица уже знает всё, что ей и следовало знать. Но в задачу Топаз ведь входило, чтобы все формальности были соблюдены и это главное.
Топаз ознакомилась с уже знакомой ей жизнью в храме. Жизнь в женском храме, мало, чем отличалась от жизни в мужском. И опять девушка отчётливо почувствовала, что всё это не её, Топаз, призвание. А тут ещё выяснилось, что главная жрица Макоши, что, как известно, является и богиней прорицания, до сего момента и сама обладавшая даром точного прорицания, потерпела в своей долгой жизни первое фиаско. Она не могла более проследить ход событий в далёком храме Отца Неба, словно что-то тёмной ширмой загораживало её сознание от сознания Почтеннейшего. От того-то она и решилась послать одну из своих верных жриц в долгое и опасное путешествие на другой конец Марионы.
Переживания Почтеннейшей в большей степени передалось и Топаз, что уже очень переживала о судьбе своих оставленных ею друзей и названных братьев. Кий был готов следовать за ней куда угодно. Алгорн, безусловно, был с ним в этом полностью солидарен, чего нельзя было сказать об очарованной им Прокле. Девушка готова была следовать за возлюбленным, хоть на край света, даже, вопреки его собственному желанию, а вот к Топаз относилась с большой ревностью и готова была сделать многое, только бы дороги Алгорна и Топаз разошлись в разные стороны. Так что, когда троица покинула храм Матери Земли, все жрицы вздохнули с облегчением. Отчасти потому что устоять против магнетических чар Алгорна было и для них делом не простым, отчасти оттого, что они надеялись, что когда сей жеребец для любовных утех покинет их храм, Прокла наконец-то встанет на путь истинный, перестанет лить слёзы и поймёт в чём её истинное счастье и предназначение.
Когда же сам Алгорн покидал сиё гостеприимное сооружение, Проклу пришлось отсюда подальше удалить под благовидным предлогом.
— На этой недели ты дал жизнь новому человеку,— печально произнесла настоятельница, глядя ровно Алгорну в глаза своими слепыми чуть белесыми глазами.— Надеюсь, его жизнь будет более благоразумна, чем твоя.
— Его?— Заинтересовавшись, переспросил Алгорн.
— Его будут звать Алгорн, как и его отца. Он будет достойным человеком, и лично я буду заниматься его воспитанием.
— Что ж, это ободряет.— Нервно хихикнул бывший разбойник.
Знавшая его Топаз, удивлённо обернулась на друга. По выражению его лица и нервным смешкам она поняла, что ему сейчас не по себе, хотя она и не смогла разобрать слов брошенных Алгорну жрицей, но его поведение говорило само за себя.
Почтеннейшая ухмыльнулась, если она могла прочесть будущее, то уж узнать, что скрывает простой человек за стеной своего безразличия, для неё точно не представляло труда.
— Ступайте с миром, дети мои.— Произнесла она на прощание.— Берегите себя, хотя того, что должно свершиться, уже не изменить.
Жрица прошлась печальным взглядом по лицам троицы и у Топаз на душе кошки заскребли от плохого предчувствия.
— Вы что-то знаете о нашем будущем? Что случится с кем-то из нас? Пожалуйста, скажите.— Взмолилась она.
— Я знаю гораздо больше, чем мне хотелось бы.— Тихо проговорила Почтеннейшая и, развернувшись, пошла прочь, лишь бросив на ходу тихое:— Прости.
Глава 16 Первый друг.
— Она что-то знает, но не сказала нам.— Возмущалась Топаз, когда они все трое на отдохнувших лошадях направились в обратную дорогу.
— Она же сказала тебе, что предначертанное не изменить.— Пожал плечами Кий. Для него это всё было вполне естественно и обсуждению не подлежало.
— Но этого просто не может быть.— Не соглашалась Топаз.— Я не согласна с тем, что все мы, как стадо баранов, послушно движемся по предначертанному. Я сама хочу творить свою судьбу и творю.
— Ты прекрасно знаешь, Топаз, что у каждого из нас своя Доля, ещё при рождение привязанная к пуповине прядёной нитью Судьбы.
— Вот ты и сама, помнится, мне что-то такое втолковывала.— Поддакнул Алгорн.
Разгневанной Топаз было достаточно только раз глянуть на него, и он тут же, сдаваясь, задрал руки вверх.
— Всё молчу, молчу.
— Молчи, молчи.
— Молчу, так как сам в этом ничего толком не понимаю.
— Алгорн, ты же сказал, что будешь молчать.— Прикрикнула на него Топаз.— А с тобой, Кий, я всё-таки не согласна или, по крайней мере, не хочу быть согласна.
Кий промолчал, прекрасно понимая как тяжело бывшей рабыне осознать свою зависимость от кого-то, пусть даже от некой мифической Доли. На том и порешили, разговор стих сам собой и дальше они уже ехали молча.
У моря они оказались в аккурат через шесть дней. Ночевать рядом с ним ещё одну ночь Топаз отчего-то не хотелось. Суеверный ужас перекрещивался с нежеланием промокнуть до нитки ещё разок и усиливался в несколько раз. Но отказать себе в удовольствии искупаться в солёной воде посередь дня она не могла. На том и порешили. Все и вправду были не против искупаться.
Да вот только подъехать вот так просто к морю не удалось. Ещё на подъезде Топаз резко остановилась и с опаской уставилась на Гелео.
