Ветки попадались и много, вот только сухими их назвать можно было только с нууу очень большой натяжкой.
То, что потом произошло, произошло совершенно неожиданно.
Топаз услышала сильный хруст немного позади себя и сверху, но не успела она обернуться или хоть как-то по-другому среагировать, как за этим последовал сильный удар по макушке. И только уже падая и теряя сознание, девушка поняла, что кто-то спрыгнул на неё сверху и с силой ударил её по многострадальной голове, а она, несмотря на все свои обострённые чувства, всё это прошляпила.
И только горстка рассыпанного хвороста, тёмным пятном чернеющая на почти нетронутом снегу, смешиваясь с редкими каплями крови, могла поведать возжелавшему того слушателю историю этого предательского покушения.
Вскоре, к этим следам прибавились и две дорожки крупных отпечатков кошачьих лап, ведущих и в эту, и в обратную сторону.
Тем временем в храме отца Сварога, хвостатые варны посходили с ума, в отличие от людей, чувствуя приближение какой-то злой сущности и угрозу, нависшую как над самим храмом, так и над всеми ведущими к нему тропами. На то они и были животными.
Люди, между тем, жили всё той же своей обычной жизнью, как на территории храма, так и за её пределами.
— Ты видел, куда Топаз пошла?— взволновано спросил лекарь.
— Ну да, за дровами. Вон в тот березняк. Но ты не отвлекайся от темы нашего разговора и зубы мне заговаривай.
— Но, может, ей помочь нужно? — Настаивал Кий.
— Вот и помоги. Распали пока костерок. Вон пень трухлявый.— Кивнул Алгорн.
Кий внял совету друга и, ещё раз обеспокоено обернувшись на одинокую дорожку человеческих следов, опустился на колени перед будущим костром, но не для того чтобы помолиться или провести ещё какие-то ритуальные обряды, а именно для того, чтобы его разжечь. Вот как оказывается всё просто.
— Так ты говоришь, что это я виноват, что вас чуть не поймали тогда? Но ведь это не я сбился с пути, и попёрся на ночь глядя в незнакомые места? Не я тогда профукал расставленную для вас ловушку?— Алгорн был в своём репертуаре.
— А я из-за тебя тогда расстроился, между прочим.— Пожал плечами Кий.
— Что, не рад был, что я объявился?— Ухмыльнулся призрак.
— Рад, но был бы более доволен, если бы ты менее бурно выражал своё расположение к Топаз, тем более, не выманивал бы её поцелуев обманами.— Вполне охотно пояснил Кий.
— А, так тебе не понравилось, что, несмотря на устранение соперника, он даже после смерти поцеловал её первым?— Догадался Алгорн.
— Кстати, мы не сказали тебе сразу, отчасти из-за того, что не хотели тебя расстраивать, думая, что ты в последний раз стоишь на этой бренной земле, отчасти, из-за того, что опешили из-за твоего неожиданного появления и столь поспешного исчезновения. Возможно, конечно, у Топаз были свои на то причины. Но.... Так вот, я к тому, собственно, что ведь не ты первый поцеловал её из нас-то двоих.— Невозмутимо произнёс лекарь.
Огонёк, благодаря его усилиям, уже начал зарождаться даже во влажном трухлявом пне.
— Что?
Кий улыбнулся и пожал плечами.
— Что слышал.
— Что ты хочешь этим сказать?— Взбесился Алгорн, такое заявление лекаря очень ударило по его самолюбию.
— Только то, что я уже давно поцеловал её первым, ещё там, в горах, когда нас завалило камнями.
— Я не понял, ты что охренел?— Взревел Алгорн.
— А что тебе не нравится?
— А хотя бы то, что ты воспользовался её беспомощным положением и тем её состоянием, что она была зажата в тиски между тобой и камнями.
— Ни чем я не воспользовался и к тому же извинился перед ней.
— Извинился он. И вы ещё удивлялись, почему я не хочу оставлять вас одних?— Не унимался Алгорн.
— А ты что думал! Оставь Топаз вообще в покое и иди к своим вилам, да и все остальные женщины Матушки Земли, вероятно, уже соскучились по твоей нестачиваемой влюблённости.
— Что?
— Вали, говорю, отсюда, вот что.— Выкрикнул Кий, вставая.
— Да я тебя, щенка, сейчас по земле размажу.— Заорал Алгорн.
— Легко размазывать кого-то по земле, если он не в силах сам тебя коснуться. Трус.— Выкрикнул Кий.
— Это я-то трус?— Взревел Алгорн и кулак его правой руки с размаху врезался в щёку Кия.
Кий почти успел увернуться и чуть не упав, уже в последний момент успел резануть ногой по ногам Алгорн, то есть не оставил удар призрака без ответа. Алгорн повалился на снег, но мгновенно же подскочил на ноги.
Поняв, что он тоже может дотрагиваться до Алгорна, лекарь кинулся на него уже с новой силой, и вот тут-то и началась, уже самая что ни есть настоящая свалка.
А, как общеизвестно, все ссоры, споры и обиды начинаются, как правило, по пустякам и приводят к самым неприятным и неожиданным последствиям.
Топаз висела перекинутая через седло, при каждом новом движение лошади, ударяясь лицом о жёсткую поверхность его кожи, да и стремена больно врезались ей в ноги. Наверное, именно это и привело её в чувства. Но лучше б уж она в них вообще не приходила. Боль была страшная, и не удобно до смерти, липкая, вязкая, но уже несколько подсохшая кровь, слепила глаза, ярким пятном разлившись по лицу и склеив ресницы. Для обзора оставались только маленькие щелочки, оттого и видимость была чуть выше нулевой. Руки и ноги были крепко связаны, одна из ног замёрзла страшно, видно сапог потерялся, когда она упала, а одеть его ей никто не потрудился. Увидеть, кто именно её вёз, девушка не могла, но, по всей видимости, если судить по скрипу наста и отсутствию разговора, этот кто-то, был один. Топаз не могла повернуться, всё тело затекло и болело. Невозможность стереть кровь, залепившую глаза, ужасно раздражала.
Неожиданно она услышала грозный, до боли знакомый, рык, послышался лёгкий хруст хрупкого снега, и её неожиданно сильно встряхнуло в седле. Увидеть, что там на самом деле происходит, она не могла, любуясь только коричневым боком не высокой лошадки.
Неожиданно лошадь понесла, понукаемая всадником и собственным страхом перед пятнистым хищником и, выбирая из двух зол меньшее, выскочила из березняка на открытую поверхность, то есть на замёрзшее озеро.
Хруст, грозный рёв и крики привлекли внимание катающихся в это время по земле двух людей, но это были не любовники, что сплелись в любовном экстазе, а всего лишь двое мужчин, что выясняли отношение по поводу любимой девушки, при чём самое интересное было то, что один из них уже несколько месяцев как был беспросветно мёртв.
— Топаз.— Выкрикнул Кия, струшивая с себя соперника.
— Топаз.— Но тот и сам уже подскакивал с конкурента.
Кошка тем временем уже догоняла свою цель. Кий и Алгорн понеслись за ней следом.
У самой полыньи лошадь неожиданно споткнулась и припала на передние ноги. Всадник и его пленница перевернулись, перекувыркнулись в полёте и шлёпнулись рядом с полыньёй, от которой тут же в разные стороны побежали неровные трещинки.
— Ах ты, сучка.— Выкрикнул всадник, не понятно кого именно имея в виду, кошку или её хозяйку.— Сдохни же, кошачье отродье.
И, точным пинком ноги, он послал связанную девушку прямиком в ледяную полынью. Опоздав на какую-то долю мгновения, Гелео располосовала острыми, как бритва, когтями его одежду и живую пока ещё плоть, и тут же метким ударом зубастой пасти разорвала ненавистное вражеское горло. Кровь хлынула из раны фонтаном, заливая и саму кошку и поражающий своей невинной чистотой снег, и сначала редкими каплями, а потом и целыми ручейками устремилась в открытую полынью.
Парда металась вокруг входа в водное царства. Кий и Алгорн тут же, подскочив, одновременно бухнулись на колени. Гелео не обратила на них никакого внимания, лишь жалобно мяукая и зовя потерянную хозяйку. Неужели она спасла ей жизнь, только для того, чтобы тут же потерять её снова в ледяных расплывах зимней воды.
Уже вместе с Кием и Алгорном, они безрезультатно пытались выловить тело девушки из полыньи. Кошка несколько раз пыталась прыгнуть туда вслед за хозяйкой, но кто-нибудь из мужчин её непременно удерживал. Тогда, устав сопротивляться, она уселась возле покрывающейся тонким, но всё больше утолщающимся слоем льда, полыньи и тоскливо и протяжно зарычала, запрокинув голову назад. Кий и Алгорн понуро опустили головы, вслед за ней. Они ещё некоторое время пытались пробить слой льда, но у них так ничего и не вышло.
На всём озере не было больше входа в водное царство и оставалось только надеяться на честность водяного народа, что обещал когда-то Топаз свою помощь и защиту.
Ледяной холод навалился на Топаз всей своей мощью. Вода хлынула в глаза, рот и нос, смывая кровь с лица и заполняя собой все возможные для этого внутренние полости, включая и лёгкие. Вывернутые и связанные руки и ноги болели и саднили жутко. Но, как раз это-то было пустяком, так как Топаз ещё несколько лет назад научилась выбираться из различных пут. Вот и сейчас, она уже почти освободилась от верёвок, и основной её неприятностью была только ледяная вода, что продолжала безжалостно топить её, несмотря на обещание водяного народа, брошенное невзначай Морским Хозяином несколько месяцев назад.
Но неожиданно это чувство исчезло, как и когда-то на берегу моря. Не обманул, значит, всё же водный народ. Пелена спала с глаз, а вода отхлынула ото рта и носа.
— Снимите с неё путы.— Прозвучал властный голос.
И к девушке тут же подплыло две русалки, как у них водится, обнаженные сверху и с длинными чешуйчатыми хвостами снизу. Длинные, чуть зеленоватые, волосы с элементами водорослей прикрывали открытую грудь, у кого-то пышную и большую, у кого-то маленькую и округлую. Это легко угадывалось по волнам выступающих над бюстом волос.
Верёвки тут же осыпались на песчаное дно.
Топаз, не удержавшись, шлёпнулась на колени, уж очень ноги у неё затекли. Девушка осмотрелась по сторонам. Наверное, именно так и должно выглядеть речное, озёрное и, вероятно, морское дно. По крайней мере, именно таким представлялось ей подводное царство водяных.
Перед Топаз раскинулся чудесный подводный сад, в центре которого располагался огромный замок, его остроконечная верхушка терялась где-то вверху, в голубоватой дымке льда. Но девушка и подумать не могла, что это озерцо столь глубоко, да оно и не могло быть таким глубоким.
— Не удивляйся, дитя моё, то, что видишь ты, не дано увидеть большинству смертных.— Ласково произнесла высокая женщина с такими же, как и у русалок, зеленоватыми волосами и изумрудными глазами, но при этом стоявшая на своих двоих ногах, не о каком хвосте тут не было и речи.
Она взмахнула в сторону рукой и две девушки русалки, что помогали Топаз избавиться от пут, тут же подплыли к ней и бережно приподняли её под руки, поставив на ноги.
— Простите,— смущённо улыбнулась Топаз,— я сегодня несколько не в форме.
В подтверждение этому, сверху стали моросить прямо по воде розовые расплывы крови.
Женщина недовольно нахмурилась и, взмахнув рукой, указала пальцем вверх, и более светлое голубое пятно над их головами неожиданно резко стало затягиваться, сравниваясь со всей окружающей поверхностью своеобразного подводного неба. Затем она, несколькими мелкими шажками, приблизилась к Топаз.
— Это всё ерунда, дитя моё, главное, ты жива.
Она положила прохладную ладонь на лоб девушки и та сразу почувствовала лёгкое покалывание и пощипывание на том месте, где неровными нитями расходилось по всему телу магия, изгоняя боль и усталость. Рана затягивалась слишком быстро, чтобы не угадать в этом стороннюю помощь, и ещё глупее было бы не понять, от кого именно она исходила. Топаз уже встречалась с такой формой лечения, там, на поверхности, когда Кию приходилось её лечить. Кий!?
— Мои друзья?— Вспомнила девушка.
— Не переживай, им не угрожает никакая опасность. С ними всё будет в порядке, уж поверь мне.
И Топаз отчего-то поверила.
— Пойдём, ты ведь уже довольно-таки давно не была у меня в гостях. В прошлый раз тебе понравились мои угощения.— Ласково произнесла женщина, положив руку ей на плечо.
— Разве я уже была у вас? Но когда?— Топаз по-честному пыталась вспомнить обстоятельства их прошлой встречи, но у неё ничего не выходило.
— Ах, да, ты же ничего не помнишь, но ничего страшного. Пошли, я помогу тебе вспомнить.— Она протянула бледную руку с длинными холёными пальцами.— Ну же, не бойся, я ведь не обижу тебя..., Девочка.
Топаз резко вскинула глаза вверх.
— Вы... вы знаете?
— Я знаю о тебе всё.— Категорично заявила женщина, по-прежнему добро улыбаясь.— Ну, пройдём же.
Топаз вложила свою ладонь в её и послушно двинулась вперёд.
Женщина между тем продолжала.
— Вода моя стихия, каждая капля воды, что падает с неба, каждая капля воды, что уходит под землю, каждая капля воды, что возвращается снова в высь в виде пара, каждая капля воды, что идёт на пищу или питьё, все они рассказывают мне о том, что видят и слышат. Нет. Даже не так, они сами являются моими глазами и ушами, так что я и сама вижу всё, что происходит в мире ли, в небе ли, под водой ли, под землёй ли, или на её ли поверхности. С другой стороны, даже мы не всесильны, я не всесильна и не всегда могу оказать помощь тому, кто в ней нуждается. Но ты сама помогла себе, когда выбрала воду для сведения счётов с жизнью. Так мы смогли помочь тебе. Так что не удивляйся, что я знаю о тебе всё, вернее мы знаем.
— А сколько вас?— Заворожено спросила Топаз.
— Да разве ж это важно?— Улыбнулась женщина. Она размахивала свободной рукой в такт своему рассказу, словно язык жестов для неё был не менее важным, чем язык слов.— Но, если хочешь, то я отвечу. Нас всё ещё по-прежнему много, но не столько, сколько было раньше и не столько, сколько бы нам хотелось. Мы все исчезаем как вид, лешие, домовые, банники, конечно же, русалки и водяные, а так же множество другого подобного нам народа. И эта гибель затрагивает не только наши жизни, но и жизни старших богов. Люди постепенно забывают Макошь и Сварога, Перуна и Даждьбога, Рода и Рожениц, Крышеня и Купалу, и даже к своему благодетелю Огню уже относятся не как к младшему Сварожичу, святому Огню Очага, а как к чему-то обыденному, не наделённому божественной мощью. Редко теперь, когда встретишь Правь, нет больше всеобщего справедливого закона. Вернее в людях нет, ну, или почти нет. Дело лишь во времени, а оно ждать не намерено. Морана, Ариман и Велес, вот кому сейчас поклоняются люди, кому носят подати и приносят жертвы, зачастую людские.
— Я встречала Велеса, мне он показался довольно-таки безобидным созданием.— Вступилась за змея Топаз.
— Да, безусловно, из них, он является самым безобидным и в основном расплачивается за грехи своего прошлого. Но за ним всё равно нужен глаз да глаз, хотя, с другой стороны, кто из нас по молодости своей, по глупости, не совершал чего-то такого, чему противоречила Правда, и Правь того, не одобрял.— Озорно улыбнулась она.— Но это было уже слишком давно, я с большим трудом теперь вспоминаю те далёкие времена. Дети, я давно уже не слышала детский смех, наверное, уже несколько веков. Ты ведь знаешь, что дети у нас рождаются очень редко. У всех нас, леших, водяных или домовых. Жизненный срок наш огромен и в детях нет такой большой нужды, как смертным людям или животным. Рождение ребёнка это всегда праздник. Так вот, в наших домах уже слишком давно не было праздника. Ариман и Морана снова на свободе и пока они не будут заточены в Железных горах, праздника этого и не случится. Ведь хотя век наш и долог, но в некоторых вещах мы более уязвимы даже, чем смертные, как бы не удивительно это звучало. И когда по миру расползается зло, оно в первую очередь сказывается на нас. Вот такая грустная история.
