Как бы Девочка не вырывалась, как бы не царапалась и не кусалась, но её сопротивление, не шло не в какое сравнение с тем натиском, что оказывал крепкий взрослый мужчина. К тому же точный удар в лицо заставил её голову на мгновение откинуться назад, и разнокалиберные звёздочки тут же заплясали перед глазами. Слёзы затмевали её взор и душили, а ком в горле этому всячески способствовал, а тут ещё тонкая липкая струйка заструилась по подбородку.
— Не надо, пожалуйста, не надо.— Из последних сил взмолилась Девочка, собирая воедино остатки своего сопротивления.
Он только ухмыльнулся ей в лицо, обнажив белоснежные зубы, что явственно выделялись на чёрном лице. Затем наклонился и лизнул её окровавленный подбородок.
— Обожаю свежую кровь.— С этими словами он распустил пояс своих штанов и, совершив несколько обратно-поступательных движений нижней частью тела, избавился от них, обнажившись полностью. Он не торопился, по-прежнему оставаясь на одном и том же месте и демонстрируя ей своё тело, тело, которым по-настоящему гордился.
Девочка не то чтобы испугалась мужской наготы, как раз таки её она видела частенько и раньше, правда не в такой близости, но всё же лицезреть полностью обнажённого мужчину чёрной скалой нависшей над ней и над всей её короткой доселе жизнью было по-настоящему страшно. Поэтому, когда он начал медленно опускаться, наступая на неё, она тихо вскрикнула и попробовала отползти назад. Вот только когда она поняла, что то, что происходило с ней на корабле, то были только цветочки, а ягодки же она вкушала теперь. Ведь теперь ей по-настоящему не куда было бежать, а её драгоценная девственность больше никем не береглась, разве что только ею самой.
Грубо раздвинув ей ноги коленом, он вошёл в неё стремительно и жёстко.
Тут же громкий крик боли и страха прорезал тишину притаившихся покоев, но они ко всему оставались безучастны, они уже столько раз видели несправедливость, боль и унижение, что кроме равнодушия эти крики у них больше ничего не вызывали. Покои оказались под стать своему хозяину, который в данный момент двигался резкими рывками на маленьком съёжившемся теле своей рабыни. Его не остановило даже то, что у него у самого имелась дочь пятнадцати лет, которая сейчас с нянечкой гостила у тётки. А ведь Девочке, плачущей сейчас под ним, было всего двенадцать. Хотя откуда мы можем знать, какие извращённые фантазии таит ум другого человека.
— Нет, пожалуйста, не надо, мне больно. Пусти господин.— Шептали пересохшие мигом губы.— Пожалуйста, не надо.
Боль, усталость и унижение навалились все разом. После первоначальной борьбы, сил сопротивляться больше не было. Только слёзы текли по щекам, да лёгкая корочка крови засыхала на подбородке и губах, даже шёпот и тот уже давался с трудом. Гримаса боли то появлялась на лице, то исчезала, неожиданно на неё накатила волна полного безразличия. Она и вовсе перестала сопротивляться, закрыв глаза и мечтая о тех временах, когда она впервые будет свободной, а это должно произойти уже скоро, тогда, когда она взойдёт на небеса. После того унижение, что выпало ей на долю и что ей ещё только предстояло вынести, жить ей оставалось не долго, уж она-то об этом позаботится.
Почти сутки она провела в покоях нового господина. Он то исчезал, то появлялся, чтобы вновь удовлетворить свою животную потребность. Всё это время Девочка не ела, не пила, хотя поднос с пищей стоял рядом со столиком, и вообще не вставала с того места, на которое её повалил насильник. Жизнь, которая и раньше-то не вселяла в неё никакой надежды, теперь и вовсе потеряла для неё всякий смысл. Теперь только оставалось ждать, когда ею окончательно натешатся, тогда ей должна будет, просто обязана будет выпасть возможность покаяться перед богами и отойти в мир иной.
Когда в очередной раз хозяин вернулся не один, она поняла что наступает перемена и, возможно, её мучения скоро подойдут к концу. Но она была права и ошибалась одновременно. Перемена неизменно наступила, да вот только, к сожалению, не в лучшую для неё сторону, и основную массу боли и унижения ей тогда ещё только предстояло вынести.
— Забирай её Карен, она мне наскучила.— Безразлично махнул рукой господин.— К тому же я в ней полностью разочаровался.
— Что не девственницей оказалась, мой господин?
— Да нет, почему же, девственницей, да только я ожидал получить в её лице страстную и яростную кошку, а в результате только позабавился с загнанным в угол и безразличным ко всему котёнком.
Карен понимающе кивнул и на мгновение в глазах его, как показалось Девочке, промелькнула искренняя жалость. Но только лишь на мгновение, и, может, всё-таки показалось?
— Слишком холодна, мой господин?— Спросил он между тем деловито.
— Да, но думаю, для моих воинов это не будет таким уж большим упущением.— Лукаво произнёс хозяин.
— Ваши люди рады любому подарку от уважаемого и достопочтенного господина, господин мой.— Поклонился тот, что звался Кареном.
— Вот и отлично, тогда забирай её вниз.
— Что потом с нею делать, мой господин?
— Если останется жива, поступишь по своему разумению, не какое твоё решение, каковым бы оно не было, я не буду оспаривать и осуждать. Твоя верность и преданность известны мне многие годы, потому поступай так, как велит своя голова на плечах. В общем, как знаешь.— Он раздражённо взмахнул рукой.
— Спасибо, мой господин.— Старый воин подошёл, перекинул лёгкое обнажённое тельце через плечо и направился к выходу.
— Карен.— Окликнул его хозяин.
— Да, мой господин?
— Пришли мне рабыню для утех, кого-нибудь пожарче, да пошустрее.
— Слушаюсь, мой господин.— Старый воин слегка поклонился, что было не очень удобно сделать из-за того, что перекинутая через его плечо, на мир равнодушно взирала маленькая поруганная Девочка.
Большинство воинов и вправду приняли такой подарок с радостью и благодарностью. Послышались одобрительные возгласы, шутки и смех. Некоторые правда сразу отошли в сторонку, кто-то из брезгливости не желал прикасаться к маленькой окровавленной рабыне, а в ком-то ещё жила жалость, которая, впрочем, ничем больше не подкрепляясь, не позволяла вступиться за Девочку, но и не допускала своего владельца к общему беспутству.
Воинам ведь и не требовалось, чтобы она приняла ванну, надела тонкую накидку, благоухала благовониями. С них было достаточно и того, что посреди их воинской обители лежала маленькая беззащитная Девочка, подаренная хозяином и находившаяся полностью в их власти. И совсем уже не важно было то, что она была ещё совсем ребёнком и её, похоже, не слишком-то воодушевляла мысль отдаваться всем и каждому, и что кровь на внутренней стороне её бёдер только-только, как успела засохнуть. Потому как для того, чтобы почувствовать свою власть над слабыми мира сего, не обязательно нужно было чувствовать и присутствие совести, скорее даже наоборот. Да всё это было и не важно. Они просто с вожделением смотрели на неё, как хищники, которым только что принесли свежее мясо, со струйками стекающей тёплой крови. Человеческая жестокость и чёрствость порой доходит до крайностей, мало укладывающихся в обычный рядовой смысл бытия, но так бывает и, к всеобщему сожалению, отнюдь нередко.
И вновь пошла череда мужских лиц, за исключением разве что того, что теперь они были разными, а не принадлежали одному и тому же человеку. Девочка, ещё вначале попробовав вырываться, уже полностью признала свою беззащитность и уязвимость, а значит, по её мнению и не следовало лишний раз искушать судьбу и совершать какие-то бессмысленные попытки вырваться. Тем более что она уже заработала достаточную долю этих самых тумаков, синяков, пощёчин и ссадин, чтобы понять, что это не очень хорошая идея, на счёт того чтобы подороже продать свою честь, тем более что и продавать-то было уже особенно нечего. Их же здесь было столько, уже прошедших через неё и ещё только ждавших своей очереди.
Она молча смотрела в сторону на белую потрескавшуюся стену кухни, по которой пару минут назад пробежал большущий откормленный таракан, и только жгучие слёзы уже не прокладывали более на её щеках две мокрые дорожки, а уже свободно бежали по ранее проторённым не пересыхающим уже больше суток протокам. Но скоро и они иссякли, как иссякает лишённый души ручей. Иногда Девочка теряла сознание, так как боль вскоре стала превозмогать над всеми иными чувствами, потом она снова приходила в себя и взирала на всё ту же стенку глазами до краёв наполненными вселенской пустотой.
— Ба, старая знакомая, как тесен мир. А ты, вероятно, думала, что уже никогда больше не увидишь меня. А зря, теперь я твой самый страшный кошмар. Ну, что, маленькая шлюшка, я же говорил, что всегда получаю то, что захочу.
Девочка неуверенно повернулась на голос. Вообще-то она не обращала внимания на те моменты, когда один из её мучителей сменялся другим, но эти слова и голос заставили её уставшее тело всё же повернуть голову.
Их глаза встретились, взгляды пересеклись, и в обоих сквозила жгучая ненависть.
— Из-за тебя, красавица, я потерял кучу денег и любимую работу, за счёт которой прожил несколько лет. Разве за это не стоит доставить тебе наивысшее наслаждение, как ты думаешь? А?— Он вышел из неё и снова с силой ворвался в её измученное лоно.— И тут больше нет твоего боевого кота и жадного капитана, так что и помочь тебе больше не кому.
Девочка еле слышно застонала, несколько слезинок вновь вытекли из болезненных покрасневших глаз.
— Эта работа наёмника и твоя боль, несколько компенсируют мои неудобства, но я считаю, что этого всё равно недостаточно. Ты мне за всё заплатишь, тварь.
Девочка молчала. Тогда он снова рывком вошёл в неё, причиняя тем самым огромную боль. На этот раз она не смогла сдержаться и вскрикнула, слёзы же вновь стали прокладывать по грязным щекам две мокрые дорожки.
— Эй, новичок,— послышался голос Карена,— ты там девчонку-то не угробь. И вообще давай заканчивай, ты тут не один такой возбуждённый. Герой любовник выискался.
— Мы с тобой ещё встретимся, дрянь.— Гневно прошептал старый знакомый, избавляясь от груза своего возбуждения, и резко поднимаясь.
Тяжёлый сапог с каким-то радостным удовлетворением врезался в обнажённый девичий бок. Девочка не произнесла не звука, только изогнулась всем телом и изо рта тонкой струйкой вытекла желчь.
Многие, если не все, засмеялись, не находя в себе жалости и сострадания.
И только старая слепая бабка беспомощно махала клюкой в разные стороны, сидя в дальнем углу помещения. Кем она была, и как здесь оказалась, для Девочки оставалось загадкой.
— Что же вы делаете, ироды, отпустите ребёнка.— Беззубо шамкала она, вот только никто её не слушал.
По морщинистым впалым щекам текли жгучие слёзы, которые, казалось, уже давным-давно высохли в повреждённых слепых глазах.
Девочка отвернулась к стене, вновь высушивая слёзы и не смея больше обращать внимание, на череду сменяющих друг друга мужских лиц и тел подле себя.
Она и сама не заметила, как боль сменилась блаженством, вначале она не могла понять, умерла ли она или просто заснула, но оказалось второе. Она видела мать, маячившую где-то вдалеке, она пела ей колыбельную песню и ласково улыбалась. Девочка почувствовала, как кто-то нежно потёрся о её щёку.
— Мама.— Прошептала она, но, уже мгновение спустя, поняла, что это была не мать.
Испугавшись, она нервно открыла глаза и увидела рядом с собой маленького розового котёнка. Именно розового, он был очень смешной, по крайней мере, Девочке не приходилось встречать таких раньше, и он ей таковым казался. Он был ужасно пушист и длинношерст, на круглой мордашке особенно выделялись большие круглые глаза и маленький приплюснутый носик.
Котёнок нежно тёрся о её щёку и мурлыкал.
— Привет.— Прошептала Девочка.
— Мяу.— Приветственно мяукнул котёнок.
Девочка через силу протянула руку, двигаться ужасно не хотелось, и дотронулась до мягкой шёрстки. Мягкой и пушистой, вот какой была на ощупь розовая шерсть.
— Ты кто? Капелька мёда в бочке дёгтя?— Прошептала Девочка.
— Мяу.— Ответил котёнок.
Девочка осмотрелась, по всему было видно, что на дворе ночь. Вокруг не было не души. Все, вероятно, разлеглись по своим койкам в соседнем помещении. И только бедная измученная Девочка оставалась на том самом месте, где её вчера и оставили.
Несколько синяков и ссадин, разбитый подбородок, поруганная гордость и ужасная боль между ног, вот что она вынесла из своего нового жизненного опыта.
Неожиданно в помещение ввалилось двое молодых воинов, потных, запылённых и во всеоружии.
— Что новая девчонка?— Громко спросил один из них, кивнув в сторону скрутившейся калачиком обнажённой Девочки.
— Да, а вы что не знали?— Послышался голос из дальнего угла.
Девочка даже не заметила, что находилась в большом помещение не одна, потому и вздрогнула в испуге не от голоса вошедшего, а оттого, что кто-то откликнулся в темноте позади неё самой.
— Да мы ж только что с караула, откуда нам знать. Что ж, пойдём что ли, снимем напряжение сегодняшнего трудного дня.
— Идите, идите, вас там только пока и не было.
Все трое зашлись в общем смехе.
Котёнок неприветливо зашипел, но был осторожно отстранён в сторону грубой мозолистой рукой.
Девочка прикрыла глаза, пытаясь сдержать слёзы, прекрасно понимая, что именно за этим последует. Только-только начавшие затягиваться раны, всколыхнулись новой болью, что превосходила даже ту, что ей случилось вынести до этого.
Она не могла потом вспомнить, сколько их было, и лишь одно знакомое лицо запечатлелось в её светлой памяти. Он пришёл к ней снова уже ночью, после двух тех запоздалых воинов. И ей снова пришлось вынести всю мерзость общения с ним. Несколько пощёчин, унизительных слов и ненавистная близость.
"Если я всё же останусь жить после всего этого, я никогда больше не буду рабой и никогда не дам прикоснуться к себе ни кому из мужчин, если на то не будет моей воли, и если это не будет противоречить моим принципам".
— У кошачьих ведь девять жизней, маленькая шлюха, так что не расстраивайся. Ничего, раны свои ты залечишь. Просто считай, что после сегодняшнего, у тебя их остаётся ещё как минимум восемь.— С ухмылкой произнёс он, вновь отрываясь от её тела.— Надеюсь, мы с тобой встретимся ещё не раз, моя дорогая, ведь твой должок ещё не исчерпан.
Девочка что-то тихо прошептала.
Не расслышав, что именно она произнесла, мучитель приподнял её голову, накрутив на руку длинные спутавшиеся волосы, как и когда-то на корабле.
— Что ты там бормочешь, убогая?
— Теперь ты мне должен, сволочь. Надеюсь, мы с тобой встретимся ещё только однажды и славно, что в отличие от меня, у тебя жизнь всего только одна.— Собравшись с силами, выдавила из себя измученная Девочка.
— Сука. Ах ты, сраная сука.— Гневно выкрикнул наёмник и, отпустив её волосы, со всей силы ударил Девочку под дых.
Она скрутилась от боли, морщась, но на губах её играла удовлетворённая улыбка. Она достигла желаемого, ей удалось его разозлить и это радовало, даже через такую боль.
