— Таким людям очень тяжело что-то просить для себя. ЮнМи же такая гордячка! Прямо как королева Мён СонХва, — непонятно, то ли с осуждением, то ли с одобрением говорит госпожа МуРан, — а ей собственную гордость ломать пришлось, чтобы к тебе обратиться. И она получила отказ...

— Бабушка, я не отказывал ей! — не выдерживает и перебивает немолодую женщину ЧжуВон.

— Неважно. Ведь она считает, что ты ей отказал, это главное!

ЧжуВон молча смотрит куда-то в сторону мимо МуРан. О его эмоциях можно судить лишь по желвакам на скулах и крепко сжатым челюстям.

— Вот. И наверняка она не кричала и не обвиняла тебя, а наоборот, поблагодарила за всё хорошее в прошлом? Ведь так? — продолжает разбор полётов бабушка.

ЧжуВон молча кивает головой.

— Плохо. Очень плохо. Она теперь считает, что "потеряла лицо". Непросто будет восстановить отношения...

— Ты думаешь, она сейчас разорвёт договор? — с тревогой спрашивает ЧжуВон.

— Прямо сейчас — едва ли, — задумчиво говорит МуРан, — ЮнМи всегда к своим обязательствам подходила достаточно ответственно. Но то, что она уже не будет тебя считать достойным своего доверия человеком — вот это нехорошо. Впрочем, тебя тоже нельзя строго судить за то, что она тебя застала врасплох со своим вопросом про ЮЧжин. Вот ведь глупая курица, эта ЮЧжин, говорить вслух такие вещи, о которых надо молчать! — сердится бабушка.

— Это ты о её участии?.. Но ведь ничего нельзя доказать?

— Дело не в этом. Речь идёт о репутации "Си-групп" и нашей семьи, — нехотя объясняет некоторые деликатные моменты госпожа МуРан, — если появятся хоть малейшие слухи, что Hyundai как-то причастен к этому громкому делу, то тогда сразу встанет вопрос — а знали ли мы об этом? Если не знали — то мы должны будем достойно отреагировать на эту новость, просто для того, чтобы сохранить лицо. А война сегодня никому не нужна, ни нам, ни им. Да и с войной удар по престижу "Си-групп" будет нанесён сильный, потому что это воспринято, как вопиющий провал нашей службы безопасности. А если мы обо всём знали... Люди могут всё понять так, что мы проглотили оскорбление и ничем не ответили. Или обвинят нас, что мы тайком замяли вопиющее покушение на кумира нации. И удар по престижу будет как бы ни сильней, чем в первом варианте.

— Но мы же знали? — пристально смотрит на бабушку ЧжуВон.

— В качестве отступных мы получили небольшие пакеты акций в кое-каких дочерних фирмах, несколько мест в советах директоров Дэу и Хюндай, и нам уступили право участия в четырёх государственных тендерах, — нехотя признаётся МуРан, минуту помолчав.

— А ЮнМи от этого не получила ничего, — то ли спрашивает, то ли констатирует факт ЧжуВон.

— А для ЮнМи был подготовлен специальный денежный фонд, который в разумных пределах обеспечивал бы все её потребности до конца жизни.

— Уже без нашей семьи?

— Да. Но до этого дело не дошло, и я довольна, что события развивались именно так, как они на самом деле развивались. Я имею в виду жизнь ЮнМи ... уже после той трагедии. И не надо так негодующе сверкать глазами, внук, — спокойно говорит она ЧжуВону, — ты всегда должен помнить, что есть наша семья, и есть все остальные. Всегда и везде ты должен в первую очередь задавать себе вопрос — как именно на нашей семье всё происходящее может отразиться. ЮнМи, конечно, замечательная девочка. И умная, и талантливая, и сила воли у неё железная. Но она — не в нашей семье.

— Пока не в нашей семье? — пристально смотрит на старую женщину ЧжуВон, голосом выделяя слово "пока".

— Можно сказать и так, — неожиданно не спорит и не поправляет его бабушка.

— То есть, хальмони, сейчас ты не отвергаешь сразу идею, что ЮнМи когда-нибудь в нашу семью всё-таки войдёт? — уточняет ЧжуВон.

— Почему нет? — отвечая вопросом на вопрос, слегка пожимает плечами МуРан, — я стараюсь не пропустить взглядом те дороги судьбы, которые бросает нам под ноги жизнь. Кто знает, в какую сторону они повернут в будущем?

— То есть ты всё-таки всерьёз хочешь нас поженить?! — обвиняюще восклицает парень.

— А, может быть, и не вас с ней. Или, может быть, не обязательно поженить, — чуть улыбается бабушка, — успокойся, внук. Всё это пока так, смутные планы. Никого я не собираюсь завтра ни женить, ни замуж выдавать, — уже серьёзно продолжает она, — да и кстати, уже сейчас ЮнМи приносит "Си-групп" определённую пользу. Как правило, её участие в наших проектах приводит к заметному повышению прибыльности.

— А ей-то с этого хоть что-нибудь перепадает? — задаёт вопрос формальный жених Агдан.

— Конечно! Не будет же наша семья плохо относиться к национальному достоянию Кореи и будущей родственнице! Да будет тебе известно, работа ЮнМи оплачивается по высшим в нашей стране ставкам и тарифам, — с иронией говорит старшая.

— Крошки со стола? — также иронически уточняет ЧжуВон.

— Не такие уж мелкие крошки, — чуть недовольно морщится МуРан, — да и учти, фактически пока она для нас всего лишь человек со стороны, девочка с улицы. Вот станет своей — тогда и разговор совсем другой будет...

— Мне надо как-то с ней нормальные отношения восстановить, — нахмурившись, вспоминает ЧжуВон текущее состояние дел, — а как это сделать, если она меня в чёрный список кинула?

— Вот и думай! Ты же мужчина, ты и решай... — благосклонно улыбается МуРан. Заметив мучительно-трудные размышления внука, она со словами "а, пожалуй, набери-ка ты мне её номер" двигает по столу свой мобильный телефон в сторону ЧжуВона.

(...чуть раньше, здание "FAN Entertainment", кабинет президента СанХёна...)

— ...И чья это была идея? — обводя присутствующих очень недобрым взглядом, очень недобрым голосом спрашивает президент СанХён.

— Я подумала, что в тот момент данное действие было просто необходимо, сабоним, — выждав приличествующую случаю паузу и смиренно опустив голову, отвечает на вопрос ЁнЭ.

— Она подумала! Ура! Наконец-то у нас в Сеуле появился свой мыслитель с мировым именем! Слышал, КиХо? — щедро источает сарказм СанХён. Его бессменный заместитель и помощник КиХо, а так же присутствующий на совещании менеджер Ким с готовностью смеются начальственной шутке, несколько свысока глядя на подставившуюся ЁнЭ. Но та, за несколько лет работы в FAN Entertainment успевшая нарастить довольно-таки толстую защитную шкурку, не смущается таким холодным приёмом и продолжает свою мысль почтительно, но уверенно:

— В тот момент была насущная необходимость мгновенной психологической реабилитации для госпожи ЮнМи, сабоним. Я просто сделала то, что должна была сделать в такой ситуации!..

— Ах вот как это сейчас называется?! Не обычная пьянка, а "психологическая реабилитация"? Привести несовершеннолетнего ребёнка в ночной клуб, напоить её спиртным... Сидеть тихо! — рявкает он на порывающуюся встать ЮнМи, которая возмущена как и президентскими обвинениями, так и тем, что её назвали несовершеннолетним ребёнком. Сидящая рядом с Агдан ЁнЭ в свою очередь крепко сжимает запястье своей подопечной, удерживая её в сидячем положении.

— А злостное нарушение режима питания?! Чем ты её там кормила — мясом и мороженым?! — продолжает оглашать список преступлений президент, — вы что?! Давно со штрафами не знакомились?! Безнаказанность почувствовали?!

— Господин президент, я уверена, что душевное состояние госпожи ЮнМи гораздо важнее возможных мелких нарушений режима, — по-прежнему почтительно, но без тени сомнения в своей правоте говорит ЁнЭ.

На короткое время в кабинете воцаряется тишина. Наконец, немного остывший президент негромко и мечтательно буркает, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Эх, вот если бы ЮнМи не отказывалась так категорически от любого другого личного менеджера!..

ЮнМи в ответ вызывающе смотрит на него синими глазами, всем своим видом показывая, что да, ни с кем другим она работать не будет, а за свою ЁнЭ порвёт любого, кто только попытается покуситься. ЁнЭ смиренно смотрит в пол, делая вид, что она тут вообще не при чём.

— Так. С вами там ещё ДжиХён была, кажется? Ким, что за безобразие у тебя в группе творится?! Почему твои айдолы болтаются ночью где попало?!

— Прошу простить меня, господин президент, это моё упущение, — кланяется несчастный менеджер Ким, — такое больше не повторится.

— Менеджеру Киму назначаю штраф в размере двухсот тысяч. И ДжиХён такой же, — поразмыслив, объявляет СанХён.

— Спасибо, господин президент, — с благодарностью кланяется менеджер Ким.

— Им-то за что?! — возмущается явной несправедливостью ЮнМи, — да отпусти ты мне руку! — шипит она на ЁнЭ, которая пытается усадить её на место.

— ДжиХён — за недостойное поведение и нарушение режима, а менеджеру группы — за то, что это нарушение лежит в его сфере ответственности, — снисходит до объяснений элементарных вещей СанХён.

— Это несправедливо! Не было у Джей никакого недостойного поведения! И господин Ким тут не виноват! — продолжает бороться за всеобщее благо Агдан.

— В моём агентстве я решаю, кто и в чём виноват, — ледяным тоном сообщает президент, — и пусть благодарят ГуаньИнь, что в сеть никто не выложил никаких скандальных снимков и видео. А то штраф был бы значительно выше!

— В этом ночном клубе не разрешены никакие съёмки, господин президент. Я учитывала это, когда взяла на себя смелость отвести туда ЮнМи, — очень осторожно вылезает с репликой ЁнЭ.

— Я ещё подумаю над вашим наказанием, — с неудовольствием смотрит на неё СанХён. — Так. А теперь ты расскажешь мне, из-за чего ты вчера пришла в такое состояние, — поворачивается он к нахохлившейся Юне.

ЮнМи упрямо молчит, поджав губы и не глядя на президента.

— ЮнМи, я к тебе обращаюсь! — чуть повышает голос СанХён.

— Прощу простить меня, сабоним, но это касается только меня, — неохотно открывает рот Агдан.

— ЮнМи, сколько раз тебе говорить, что нет тем, которые касаются только тебя?! — добавляет очередные децибелы в голос сабоним, — всё, что касается здоровья и благополучия нашего национального достояния, равным образом касается всех нас — и моё агентство, и семью твоего жениха, и даже твоих сонбэ. Это тебе понятно?

ЮнМи, строптиво выпятив подбородок, продолжает отмалчиваться.

— Так, — внезапно спокойным тоном говорит СанХён, — вижу, что до тебя не доходит. Возможно, мне придётся всё рассказать твоей маме.

— Это запрещённый прием, сабоним! — со злостью выплёвывает ЮнМи, — маму в наши конфликты не вмешивайте!

На сей раз уже СанХён не считает нужным отвечать своему своевольному айдолу. На дюжину секунд в кабинете воцаряется молчание. ЁнЭ со скрытой тревогой посматривает на сурового хозяина кабинета и на свою раздражённую подопечную, справедливо опасаясь эскалации конфликта. Господин КиХо, как обычно, демонстрирует готовность немедленно подхватить и поддержать любые гениальные решения президента, как только они будут озвучены, а менеджер Ким слегка расстроен предстоящим из-за непутёвой ДжиХён штрафом. Наконец, ЮнМи вносит своё предложение:

— Я предлагаю нулевой вариант, сабоним. Никто никого не штрафует, никто никого не ругает, а я через несколько дней рассказываю вам, что там было в храме. Мне самой разобраться надо, — объясняет она даже немного опешившему от такой наглости СанХёну.

— А ну все вон отсюда! — неожиданно решает изобразить ярость президент, — а ты куда?! Сидеть! Молчать! — тормозит он своего знаменитого айдола.

КиХо и менеджеры рысцой покидают кабинет. Уже перед дверью ЁнЭ с мольбой в голосе напоминает СанХёну:

— Господин президент, ЮнМи нельзя перенапрягать голос. Пожалуйста, позаботесь, сабоним, чтобы она не выходила из себя...

— Вон!! — орёт сабоним. ЁнЭ затыкается, и спиной вперёд, мелко кланяясь, вываливается в предбанник к секретарше вслед за менеджером Кимом и КиХо. Некоторое время все молча прислушиваются к неразборчивым через плотно закрытую дверь раскатам начальственного рыка, иногда перемежающимся высоким голосом Юны. Наконец, КиХо достаёт из кармана тысячевоновую купюру и кладёт её на стол перед секретаршей. "Пять минут", — делает он ставку.

— Семь, — отвечает ЁнЭ, шаря в сумочке в поисках мелких купюр, — не меньше семи.

— Четыре минуты, — поколебавшись, говорит менеджер Ким, — ЁнЭ-сии, вы не одолжите мне тысячу вон? У меня совсем нет мелочи.

— Да, конечно, господин менеджер Ким, — покладисто соглашается девушка, добавив к ставке КиХо деньги за себя и Кима. Секретарша запускает секундомер на телефоне и привычно смахивает банк в ящик стола.

Пари выигрывает менеджер Ким. Через четыре минуты и тринадцать секунд включается селектор и свирепый голос президента требует у секретарши подать в кабинет кофе для него, чай для ЮнМи, и КиХо с менеджером Кимом и ЁнЭ за компанию. Ким перед заходом в кабинет успевает забрать свой выигрыш и вернуть долг девушке...

(...После совещания в кабинете президента. Максивэн ЮнМи направляется в "Велвет")

...Сижу, смотрю в окно, думаю о своём. Настроение приподнятое после стычки с СанХёном. Ну да, такое развлечение у нас появилось последние полгода. Примерно раз в три-четыре недели мы с ним изображаем яростную и бескомпромиссную схватку на ковре. Весёлый аттракцион для всех участвующих и присутствующих. Я при этом играю отмороженную и не признающую никаких авторитетов малолетку, а господин президент поддерживает свой образ опытнейшего и сурового руководителя, который способен держать под контролем даже такую неуправляемую хулиганку, как Агдан. Мне кажется, что об игре догадываются все, скажем, КиХо — тот точно давно уже всё понимает. Но вида никто не подаёт, ибо всё мы играем в рамках устоявшихся корейских традиций, и роли наши настолько людям привычны, что отторжения ни у кого не вызывают. Шаблоны никому не рвут, если по-простому. Комедия масок, ага. Восток дело тонкое, а корейцы народ непростой. И все довольны. Типа утренней зарядки у нас с СанХёном, для поднятия настроения. И всем остальным — для поднятия тонуса. Чтобы не расслаблялись сильно...

...В процессе короткого брифинга были приняты следующие решения: -а) — ДжиХён и менеджер Ким от штрафа освобождаются; -б) — этот штраф выплачиваем мы с ЁнЭ, как основные зачинщики безобразия; -в) — мы с ЁнЭ платим дополнительный штраф в сто тысяч вон, причина штрафа вкратце озвучена СанХёном примерно как "ибо нефига"; -г) — итого по триста тысяч с нас обеих, время — в течение ближайших двух месяцев. По поводу произошедшего в храме ГуаньИнь президент, попробовав на меня надавить и убедившись, что я серьёзно настроен никого больше не впутывать, пока не уясню для себя некоторые вещи, решил пока отступиться. Эмоционально прошёлся по моим умственным способностям, патетически напомнил мне, что я сам и моё здоровье и благополучие уже давно принадлежат не мне, а агентству, моим сонбэ, близким, и всему корейскому народу (именно в таком порядке), и стряс обещание в течение ближайшего времени, как только будет возможно, я во всём признаюсь. Ну-ну...