Мастер ножей

— Эй, — окликнул Мерт.

Я подобрался.

Ивен был в двадцати шагах от нас. Теперь он двигался осторожнее — пробирался на корму, огибая надстройки, бухты канатов, лебёдки и прочие приспособления, которым я и названия дать не мог. Мы двинулись вслед за ним.

В центре палубы высилась зловещая рубка, ощерившаяся стволами орудий. За этим сооружением приютилась кабинка погонщиков. Сейчас двери надстроек были плотно задраены. Иллюминаторы горели внутренним светом, тщетно пытаясь рассеять надвигающуюся тьму.

Мы двинулись вдоль рубки, огибая её с противоположных сторон. Я старался не думать о бездне, раскинувшейся под моими ногами. Всё-таки, моё детство прошло в горах Трордора — это отчасти помогло справиться с навалившейся паникой. Летать на браннерах мне доводилось крайне редко. И, разумеется, я никогда не прогнуливался по техническим палубам.

Ивен добрался до кормы. Дальше идти было некуда. Мы остановились в нескольких шагах от Изменчивого, приготовившись к сюрпризам. Впрочем, никто из нас не ожидал трюка, пригототовленного оппонентом. Хотя догадаться о подобном фокусе было можно — если всё обдумать основательно. Сейчас я понимаю, что у нас не было главной роскоши любого человека — времени.

Ивен не стал драться, трансформироваться в какое-либо чудовище или растворяться в воздухе. Он даже оборачиваться в нашу сторону не стал. Изменчивый отрастил крылья и взмыл в ночное небо. В мою память он врезался странным гибридом человека и пернатого существа. Отталкиваясь от палубы, старик не выпускал своего посоха. Этакий мифический гаруда, повелевающий заоблачными стаями и планирующий в восходящих потоках.

Я метнул нож — и промахнулся. Изменчивый слишком быстро проделал свой фокус. Воспарив над ограждением, он камнем рухнул вниз, мешая мне хорошенько прицелиться. Я увидел его спустя несколько мгновений — в доброй сотне метров от нас. На такой дистанции старика достал бы лишь лучник. Но лучника под рукой не оказалось.

Лениво начертив руну возврата, я поймал ребристую рукоять. На душе было гадко — никто не любит проигрывать.

Небо окончательно превратилось в бездонный колодец, открывающий врата во Внемирье. Над нами сияли бесчисленные миры — абсолютно равнодушные к неудачам и поражениям. Я понимал, что произошло событие, чреватое многочисленными последствиями. Теперь о нас знают. Кто — иной вопрос.

— Пошли, — буркнула Мерт.

Её голос охрип.

Я замёрз. Организм запоздало начал реагировать на окружающую среду — ветреную и безжалостную.

Спустя десять минут мы отчитывались перед Коэном. Мерт начала рассказ, я его закончил. Сидели мы в личной каюте нанимателя — довольно тесной и аскетичной. Из предметов мебели — койка и вездесущий письменный стол. Карта на стене. Иллюминатор. Больше ничего не свидетельствовало о пребывании здесь хозяина "Мемфиса".

Каждый из нас получил по чашке с травяным отваром. Весьма кстати — я успел промёрзнуть до самых костей. Коэн усадил нас на кровать, а сам присел на краешек стола. Выслушав отчёт, волшебник долго молчал.

— Что теперь? — не выдержал я.

Коэн пожал плечами.

— Случившееся может означать несколько вещей. Если наш проводник принадлежит к Ордену Изменчивых — он доложит о моей миссии Архивариусам. Можно лишь догадываться об ответных действиях.

Пауза.

— Другие варианты хуже, — задумчиво протянул Коэн. — Он может работать на Посторонних или другую фракцию, решившую вступить в игру. Наверняка мы ничего знать не можем.

Я вновь почувствовал себя виноватым. Наши взгляды пересеклись — и Коэн покачал головой.

— Ты не мог знать, — сказал он. — Я его нанял. Это моя оплошность.

Легче не сделалось.

— Ладно, — Коэн отлип от столешницы. — Отправляйтесь спать. Мне нужно хорошенько всё обдумать.

И мы отправились.

Каждый — в свою каюту.

Глава 4

Верн

Я бросил рлоку две кроличьих тушки и закрыл дверь кладовой. Меня коснулась запоздалая волна благодарности — зверь начал есть. Ему этого хватит на несколько часов, потом в номер принесут ещё мяса.

За окном громоздились тучи.

Буря, следовавшая по пятам "Мемфиса", накрыла дряхлеющий Верн. Матросы разбрелись по кабакам — никто не собирался выходить из гавани в такую погоду. Срединное Море наваливалось на волнорезы массивными валами, пытаясь прорвать каменную оборону. На утёсе высился маяк — казалось, в небо воткнули палец мертвеца. Луч света пронзал дневную мглу, растворяясь в бесконечной серости. Картина дополнялась извилистыми каменными переулками портовой зоны, сбегавшими вниз по холму.

Постоялый двор был построен на вершине холма, обросшего брусчаткой, канализационными стоками, крутыми ступенями лестниц, смотровыми площадками и обычными домами. Верн сплошь состоял из взгорков, одетых в камень каналов, мостов, переходов, переулков и галерей. Странный и по-своему очаровательный город, покрытый традициями, мхом и упадочными настроениями. Мешанина черепичных и жестяных крыш, причудливые водостоки, ощерившиеся мордами горгулий, шпили ветхих дворцов и тени величественных храмов — прибежищ вымирающих культов. Таким я впервые увидел Верн, покинув гондолу браннера.

Я помню Срединное Море, выдвинувшееся из предрассветной мути. Словно кромка исполинского щита, пробитого полуостровом Коготь у самого горизонта. Прежде я не бывал в этих краях, и Море произвело на меня должное впечатление. Древний город раскинулся на Когте и большей части видимого побережья. Казалось, гавань просела под грузом прожитых лет, вспучившихся холмов и лабиринтов застройки. Ленивые воды Индра катились по просторам Мировой Равнины, вливались в город, мягко обнимали его кварталы и дворцы. Гавань ощетинилась бесчисленными мачтами торговых, рыбацких и военных кораблей. С высоты Верн казался игрушечным, но стоило чуть опуститься, как мы начали ощущать масштаб.

Тень былого величия.

Иначе не скажешь.

В прошлом Верн был жемчужиной Державы, самой влиятельной колонией Китограда на Срединном Море. Падение метрополии позволило городу обрести независимость, избрать собственных правителей и вступить в блистательную торговую эру. Верн не стремился к экспансии — он стал самодостаточным городом-государством. Здесь процветали ремёсла, заключались сделки, развивались искусства и науки.

Золотой век сменился упадком. Трордор узурпировал власть Китограда на севере, взял под контроль ряд срединных полисов и начал давить опасного конкурента. Жители Верна ненавидели новую империю — они жили под бременем вековых экономических санкций. Часть горожан считали, что настало время присоединиться к могущественной державе, положить конец упадку и восстановить город. Другие верили в свою избранность и полагали, что влияние Трордора однажды пойдёт на убыль. Верн погряз в дворцовых интригах, бесконечных предвыборных кампаниях магистрата и криминальном переделе территорий. Лично я всегда думал, что дни этих людей сочтены. Присоединение к Трордору — вопрос времени.

Верн был нашим перевалочным пунктом по дороге к Облакам. Коэн сказал, что нужно встретиться с одним человеком, а заодно переждать бурю — одинаково губительную для кораблей и взлетающих браннеров. Передышка могла затянуться надолго, поэтому мы пару дней шатались по городу, подыскивая приличный постоялый двор. Вскоре нам попался "Выступ". Заведение располагалось на равном удалении от гавани и воздушных причалов, плата за жильё была достаточно высокой, а условия — весьма приличными. Близость портовой зоны несколько поколений назад давала владельцам неплохой доход. Времена изменились — сейчас в "Выступе" почти никто не останавливался.

На третий день пребывания в Верне мы распрощались с Вестасом и Трибором. Они уже знали о предательстве Ивена, но предпочитали обходить эту тему стороной. Покинуть город на браннере или парусном корабле было невозможно, поэтому наши соратники решили двинуться сухопутным путём. На рассвете из города выходил торговый караван — около сотни повозок, гружёных специями, коврами, серебряной и хрустальной посудой, шёлковыми тканями и прочим добром. Купцам требовались охранники, так что наши парни без проблем пристроились к колонне.

Мы решили покутить напоследок в тихой таверне у Змеиного Канала и засиделись там до третьей стражи.

Прощаясь, Трибор сказал мне:

— Хороший ты мужик, Ольгерд. Будешь в Крумске — заходи в гости.

— Конечно, — заверил я бывшего товарища. Понимая, что вряд ли сунусь в Озёрщину ещё раз.

Почти вся команда "Мемфиса" осталась на борту. Я их понимал — каюты в гондоле просторны, а душ не является сильной стороной постоялых дворов. Коэн нуждался только во мне, но тут ко всеобщему удивлению в город захотел отправиться верхолаз Кьюсак. Краем уха я слышал, что он родился в здешних трущобах. Видимо, хотел прогуляться по родным улочкам перед долгим путешествием.

Едва стемнело мы вывели из гондолы Рыка. Никто не стремился нас провожать — к полярному рлоку экипаж браннера относился с опаской.

Маршрут к постоялому двору мы проложили ещё днём — по самым тёмным и безлюдным закоулкам портовой зоны. Верн повидал всякое, но местных жителей лучше не смущать. Хозяину "Выступа" мы заткнули рот серебром. За дополнительную плату он согласился снабжать нас свежим мясом. Мясо закупал его племянник на продуктовом рынке в трёх кварталах к западу от возвышенности, на которой мы поселились.

Город шуршал тенями и подкрадывался к случайным прохожим. Человеческая жизнь здесь не стоила и гроша. Но к нам никто не рискнул подступиться — легенды о рлоках и мастерах ножей ходили по всему материку. Периодически я засекал в галереях движение, но предпочитал не дёргаться без причины.

И вот мы на верхнем этаже "Выступа". Уже второй день. Коэн снял мансарду западного флигеля — здесь нас никто не тревожил. Собственно, флигель пустовал по причине вечного ремонта. Мансарда была единственным жилым помещением в этой части постоялого двора.

Громыхнуло.

Я подошёл к распахнутому настежь окну. Небесный свод у самого горизонта прорезали вспышки молний. Откуда-то снизу доносились пьяные голоса — изнывающие от безделья матросы покидали таверну.

В дверь постучали.

— Ужин, — обрадовался Кьюсак.

Повторный стук.

— Открыто, — буркнул Коэн.

После происшествия на браннере наш наниматель был мрачен и неразговорчив. Он обдумывал сложившуюся ситуацию и, судя по всему, не находил в ней ничего привлекательного.

В комнату боком протиснулся смуглый паренёк — один из сыновей нашего хозяина. Надо же, мысленно усмехнулся я, не боится человек посылать отпрыска в логово зверя. Выгода явно пересилила родственные чувства.

— Поставь, — сказал я.

Мальчонка аккуратно установил поднос в центре дубового стола и юркнул за дверь. Я услышал торопливые, удаляющиеся шаги. На подносе стоял кувшин с элем, чайник, наполненный травяным отваром, и лежала куча разной снеди, разложенная по тарелкам. Мы не спеша начали рассаживаться. Пахнуло горячей едой.

Я наполнил чашку отваром. Коэн и верхолаз поступили так же — эль мы решили оставить на десерт.

Порывы ветра усилились. Теперь пригоршни дождевых капель залетали сквозь распахнутое окно в комнату и попадали мне на спину. Свежесть — это хорошо, но пора и меру знать. Я поднялся и закрыл оконные створки. Дождь тотчас залил стекло, размазав озаряемую вспышками мглу.

Некоторое время мы сосредоточенно жевали. Я искоса поглядывал на Кьюсака — худощавый верхолаз поглощал еду с таким аппетитом, что и Грорг бы позавидовал. Ужин был вкусным — жители Верна славились своим кулинарным мастерством. Длинные кусочки теста, смешанные с овощами и мясом, морепродукты в немыслимых сочетаниях, густая похлёбка со специями и хрустящий свежий хлеб. Я не привык к такой кухне, но это не мешало наслаждаться ею.

Когда тарелки опустели, Коэн достал кости. Кьюсак взглянул на посредника с недоумением. Волшебник перехватил его взгляд и хмыкнул.

— Всё просто, верхолаз. Мы бросаем кости. У кого выпадет меньше... тот и рассказывает вечернюю историю.

— Какую ещё историю?

— Любую — пояснил я. — Главное, чтобы интересно было.

По-моему, отличный способ скоротать вечер.

Эль перебрался в кружки. Кости покатились по столешнице. То ли Фортуна шутила с нами, то ли посредник умел манипулировать кубиками, но рассказывать выпало Кьюсаку.

Верхолаз умолк, собираясь с мыслями.

— Что вы хотите услышать?

Коэн пожал плечами.

— Сам решай.

Отхлебнув из кружки, я высказал идею:

— Ты жил раньше в этом городе. Почему ушёл странствовать? И почему не стремишься опять сюда вернуться? Тебя никто не ждёт?

Взгляд верхолаза потускнел.

— Кому это нужно?

— Нам, — отрезал Коэн.

— Ладно.

И Кьюсак приступил к повествованию.

Он родился не в трущобах, а в зажиточной семье, обосновавшейся много поколений назад на Когте. Отец Кьюсака был ростовщиком, братья владели скобяной лавкой, приносившей небольшой, но стабильный доход. Семейные кланы, обитавшие на полуострове, создали нечто вроде собственного государства — попасть туда можно было лишь по специальному пропуску, а порядок поддерживался силами частных охранников, получавших жалование из общего бюджета.

— Горожане скинулись на отряд наёмников? — не поверил я.

Кьюсак кивнул.

— Иначе нельзя. Магистрат слаб, а большую часть города контролируют Ночные Картели.

— Бандиты, — уточнил я.

— Вроде того.

Ночные Картели, как выяснилось, были бандами головорезов, объединившими воров, убийц, подпольных работорговцев, контрабандистов и прочий сброд. Со временем эти ребята создали сложные иерархические структуры, запустившие щупальца даже в магистрат. Признак разложения общества, как заметил Коэн. Верн превратился в арену территориальных переделов и расширения сфер влияния. Коготь был неподконтролен Картелям, поскольку представлял собой замкнутую структуру древних семей, выстроивших некое подобие коммуны три столетия назад.

Маленький Кьюсак рос, не подозревая об уготованной ему судьбе. Пределы полуострова он покидал крайне редко — и то лишь затем, чтобы выполнять мелкие поручения отца. Община Когтя жила крайне замкнуто — посторонних не принимали, а пристань находилась на противоположном берегу залива, пристроившись к материковой части Верна. Прохожих досматривала местная охрана. Вообще, гости извне появлялись редко — их заворачивали обратно в город на узком перешейке, находящемся под контролем гарнизона Арочной Башни. Гарнизон состоял всего из пары десятков человек, но с этими ребятами Картели и подгулявшие матросы предпочитали не связываться. Магистрат привык к вековому укладу Когтя. Сказались и многочисленные "пожертвования", регулярно поступавшие из общины в карманы чиновников.

— Не понимаю, — сказал я. — Для чего всё это? Вы же торговцы и ремесленники. Вам клиенты нужны.

Кьюсак грустно улыбнулся.

— Правильный вопрос. Однажды я задал его отцу.

— И что?

— Общие фразы. Мол, так безопаснее. На материке творится беззаконие, нам это не нужно. И всё в таком духе.