Мастер ножей

Я кивнул.

Когда нашему верхолазу исполнилось двенадцать, он начал задавать кучу неудобных вопросов. Например, почему внешняя сторона полуострова, обращённая к Срединному Морю, укреплена так, словно общинники кого-то боятся? Почему детей не пускают на набережную? Что это за чёрное здание неподалёку от маяка, и почему оттуда доносятся странные звуки? И самое главное — куда исчезают осенью тринадцатилетние ребята? Взрослые Кьюсаку ответов не давали. Кто загадочно улыбался, кто молча проходил мимо, спеша по своим делам. Отец любил произносить слова о том, что, дескать, придёт время — сам узнаешь.

Однажды пропал приятель Кьюсака — мальчонка по имени Ремио. Он просто исчез, а родители предпочли не поднимать лишний шум. Это насторожило Кьюсака — родители пропавшего мальчишки частенько заходили в чёрное здание.

— Расскажи об этом здании, — попросил Коэн.

Верхолаза передёрнуло.

Я заметил, что ему неприятно об этом вспоминать. В глазах Кьюсака мелькнул страх. Нечто животное, скрываемое за семью печатями.

— Это Святилище, — пояснил рассказчик. — Там люди общаются с Кракеном.

Я слышал о Культе Кракена. Береговые обитатели Срединного Моря верили, что в глубине живут исполинские спруты, избравшие себе божественного повелителя. Мифы гласят, что Кракен и сотворил Море. Для себя и своего племени, разумеется.

Мы налили по новой порции эля. Половина кувшина опустела, а буря за окном усилилась.

— Семейные кланы Когтя приносят в жертву Кракену вторых сыновей, — сказал Коэн. — Ты знал об этом?

Вопрос адресовался Кьюсаку.

— Конечно, знал, — ответил верхолаз. — Я ведь и был вторым сыном в семье.

История начала приобретать жутковатый оттенок. Двенадцатилетний Кьюсак понял, что на полуострове творится нечто странное. И это, возможно, связано с исчезновениями других детей и частыми отлучками родителей в чёрное здание. Этот район необъяснимым образом притягивал мальчика — ему хотелось знать больше о Культе, выяснить всю правду, какой бы страшной она ни была.

Взрослые называли строение Святилищем Глубины. Это было приземистое сооружение с четырьмя башнями, аркой и высеченным над ней изображением спрута. Дождавшись Дня Равноденствия, Кьюсак пробрался к маяку и принялся ждать наступления темноты. Он выбрал наблюдательный пост за большим валуном, пристроившимся у самого края огороженной каменным парапетом площадки. Отсюда был виден вход в Святилище и проложенная к нему тропа, постепенно превращавшаяся в мощёную улочку. После заката к Святилищу Глубины начали стягиваться тёмные силуэты. Кьюсаку иногда казалось, что он видит знакомые фигуры, но он гнал от себя это наваждение. Прихожан было много — мальчик сбился со счёта на шестом десятке.

Адепты Культа не скрывались. Они двигались молча, приветливо кивая друг другу, а затем исчезали в чёрном арочном провале. Никому и в голову не приходило, что за ними наблюдает ребёнок. Когда поток верующих иссяк, мальчишка подобрался ко входу. Сердце бешено колотилось — от древних стен веяло чем-то недобрым. Издалека Святилище напоминало четырёхпалую ладонь, раскрывшуюся в небо. Из ладони торчал острый шпиль.

Дверь оказалась незапертой.

Действительно, кого опасаться? Детей отправили спать (Кьюсак выбрался из дома через окно), а посторонних на полуостров не пускали. Мальчик юркнул в щель, и на него тотчас обрушилась тьма. Когда глаза адаптировались, он понял, что стоит в длинном, постепенно заворачивающемся вправо, коридоре. Кьюсак острожно двинулся по коридору. Вскоре он заметил свет — через равные промежутки к стенам были приделаны держатели для факелов. Коридор вился спиралью, спускаясь всё ниже в подземелье. Спуск был невероятно долгим — это одно из наиболее страшных воспоминаний нашего верхолаза. Когда коридор закончился, мальчик увидел огромный зал. Точнее — амфитеатр, уступами спускавшийся к центру. Свод поддерживали четыре колонны. Люди сидели прямо на ступенях амфитеатра — их было много, несколько сотен.

В центре зала Кьюсак увидел колодец. Даже не колодец, а бассейн, заполненный чёрной водой. Он понимал, что вода на самом деле не чёрная — иллюзию создавало слабое освещение.

Прихожане ритмично раскачивались и хлопали в ладони. Хлопки были какими-то странными — серии с короткими и длинными паузами.

— Азбука Морзе, — сказал Коэн.

— Что? — не понял я.

Посредник махнул рукой.

— Не важно, — он перевёл взгляд на Кьюсака. — Проодолжай.

То, что произошло впоследствии, долго терзало нашего спутника в ночных кошмарах. Вода в колодце забурлила, и мальчик увидел пару влажно поблёскивающих щупалец, выпроставшихся наружу. Затем появилась тварь, похожая на осьминога. Некоторые в страхе отшатнулись. Вперёд выступил мужчина, одетый в длинный балахон цвета индиго. На балахоне были вышиты звёзды. Вероятно, мужчина исполнял обязанности жреца. В наступившей тишине мужчина начал хлопать в ладони — целая серия звуков. Мальчик понял, что адепт Культа таким образом общался с Кракеном.

И тварь ответила.

Несколько щелчков — быстрых, отрывистых. Жрец поклонился, а чудовище скрылось в колодце.

Мужчина повернулся к остальным и произнёс: "Кракен сообщил нам имя следующей жертвы. Обряд приношения состоится нынешней осенью".

Кьюсак замолчал.

Дождь заливал окно мансарды, а ветка старого платана иногда царапала стекло. Меня уже достали эти драматические паузы.

— И? — Я наполнил опустевшую кружку горячим отваром. Эля больше не хотелось. — Кого он назвал?

Коэн хмыкнул.

— Догадайся.

Я догадывался. Вот почему Кьюсак покинул родной город и начал скитаться по свету. Остаться в родном доме он не мог — его приговорило к смерти неведомое существо, а родители и слова поперёк не сказали.

Услышанное с трудом укладывалось в голове.

— Но почему? — не выдержал я. — Родители скармливают своих детей этой твари? Что это за религия?

Кьюсак пожал плечами.

— Я решил это не выяснять, Ольгерд. В ту же ночь я собрал вещички, стянул немного отцовского серебра и сбежал.

Для двенадцатилетнего паренька Кьюсак поступил очень разумно. Он не стал прорываться через перешеек, охраняемый гарнизоном. Вместо этого он спустился к гавани, украл чью-то лодку и поплыл, орудуя вёслами, в сторону далёких портовых огней. Ему удалось причалить к пристани, хотя прежде Кьюсак не выходил в море ни разу. Дальше фантастическое везение продолжилось — его не тронули пьяные моряки, никто не попытался ограбить. Кьюсак, не раздумывая, направился в сторону воздушной пристани и отбыл на первом же браннере.

— Так я попал в Скит Пяти Ветров, — закончил верхолаз. — Пришлось учиться выживать на Облаках, осваивать новые профессии. Но это лучше, чем угодить в пасть Кракена.

Коэн хмыкнул. И добавил:

— Мы встретились год назад у Радужного Моста. Парень искал работу. А я набирал команду на "Мемфис".

Незаметно отвар закончился.

И меня озарило.

— Этот Кракен, — я уставился на Коэна. — Он случайно не является переделанным Демиургом?

— Модифицированным, — поправил волшебник. — В стародавние дни это так называлось. Ты прав, Ольгерд. В самую точку.

Меня замутило.

— Он ест других людей.

Коэн вздохнул.

— Да. Это падшие, одичавшие Демиурги. Их не так много, кое-кто живёт в Океане, кто-то осел в Срединном Море. В былые времена их бы отправили на Землю и там судили. Но сейчас они делают, что вздумается.

Меня замутило. Не подумайте, что прежде я не сталкивался со зверствами своих собратьев — под лунами это в порядке вещей. Просто не верилось, что один из создателей мог опуститься до такой степени. Вслед за отвращением пришли разочарование и горечь. До меня дошла простая истина — среди Демиургов попадаются твари не менее мерзкие, чем Посторонние. Или хуже.

Коэн хмыкнул.

Казалось, он прочёл мои мысли.

Я бы не удивился, если честно.

— Ладно, — посредник отодвинул стул. — Кьюсак дежурит первым. Затем я. Доброй ночи.

Глава 5

Атолл Миядзаки

Не знаю, кого хотел встретить наш наниматель в Верне. Мы проторчали там около недели. Сперва ждали, пока уляжется шторм. Потом слонялись по городу, сопровождая Коэна. Волшебник покупал старинные рукописи и древние карты, рылся в хламе запылённых антикварных лавок, подолгу шептался с дряхлыми продавцами. Вечера проходили в напряжённом молчании. Коэн стоял у окна и всматривался в вечернюю мглу. Но никто не приходил.

Спустя шесть дней мы отчалили.

Коэн сказал, что теперь у нас срочные дела на Облаках. Спешка была связана с Небесным Советом.

Что я слышал о Небесном Совете? Кажется, это орган управления Скитов. Представьте себе кучу "островов", дрейфующих в бескрайнем воздушном пространстве. Эти островки имеют собственные правительства, но раз в год отправляют делегатов на Вертерис, чтобы разобраться с общими вопросами. На мой взгляд, разумная система.

"Мемфис" плыл в ясной синеве. Под нами простиралось Срединное Море. Каждый член экипажа занимался своим делом. Погонщики правили браннером, Кьюсак чинил такелаж, а Грорг храпел целыми днями. Ли варил свои снадобья. А я слонялся по гондоле без дела. Или присоединялся к рлоку в его мысленных путешествиях. Однажды меня за этим делом застукала Мерт. Я лежал, тепло одевшись, на верхней палубе. Без движения. С открытыми глазами. Подозреваю, что лежал долго, а девушка всё это время наблюдала. Наверное, зрелище странноватое. Мы с Рыком охотились где-то на побережье, пробираясь через руины безымянного города. Рык питался жизненной энергией живых существ — набрасывался на них и опустошал, выпивал до самого дна. Атакованное животное падало и больше не шевелилось. А полярный рлок накапливал мощь.

Меня тронули за плечо.

Я отреагировал не сразу.

— Что с тобой?

Картина античных развалин смазалась. Надо мной нависало лицо Мерт. Она смотрела то ли со страхом, то ли с неподдельным интересом. Целая гамма чувств, сложно разобраться.

— Ничего.

Я сел.

Девушка хмыкнула:

— Брось. Я давно за тобой наблюдаю. Сначала подумала, что это медитация мастеров ножей. Теперь вижу, что нет. Тебя здесь не было.

Внимательно посмотрев на неё, я кивнул.

— Допустим.

— Твой разум умеет путешествовать? — не унималась Мерт. — Я слышала о таком. Коэн проделывает такие штуки во сне.

— Проделывает, — согласился я. — Но это не сон.

Вздохнув, я приступил к рассказу. Как мог, попытался ей объяснить свою связь с рлоком и наши совместные вылазки. Мерт слушала внимательно, не перебивая. Она практически не удивилась — сказала, что Коэн научил её ничему не удивляться. Посредник общается с разными людьми, некоторые из них умеют творить странные вещи. Правда, она не слышала прежде, чтобы мастера ножей настолько тесно общались со своими питомцами.

— Рык — не "питомец", — я покачал головой. — Мы росли вместе. Пожалуй, самое точное сравнение — брат по оружию.

Вообще, объяснить это сложно. В нашем мире только мастера ножей научились вступать в симбиоз с рлоками. Слово-то какое — симбиоз. Я услышал его от Коэна несколько дней назад. Посредник серьёзно расширил мой словарный запас за время совместных странствий.

Мерт внимательно посмотрела на меня.

— Вы странные.

— Мы?

— Мастера ножей.

— Почему?

Девушка помедлила с ответом.

— Я многое о вас слышала. Вся эта привязанность к Храмам... Призыв Матери Ветров...

Я вздрогнул. Невольно вспомнился тот роковой день, когда меня изгнали из Ламморы. День, когда я перестал быть мастером ножей. Если вдуматься, сейчас я обычный наёмник. Никто. Пыль на дороге. Видимо, мои воспоминания отразились на лице, потому что Мерт поспешила спросить:

— Что-то не так?

Я улыбнулся.

— Обычные воспоминания.

Мерт поспешила переменить тему:

— А как у вас с девушками, Ольгерд? Мастер ножей имеет право завести семью?

Я нахмурился.

Интересный вопрос. Мы не даём обет безбрачия в общепринятом понимании. Представитель Гильдии может встретить любовь — такое не раз происходило. В этом случае мастер добровольно слагает с себя обязанности стража Храма и становится обычным человеком. Его место занимает кто-то другой. При этом можно посещать бордели, заводить мимолётные интрижки, но тщательно избегать длительных отношений. Это предписано нашим Кодексом. У мастера есть задача — сторожить Храм. Семья может пострадать в ходе выполнения этой задачи. Семья отвлекает, становится приоритетом. Нормальный человек, выбирая между служением государству или ордену и сохранностью семейного очага, колебаться не будет. Продолжение рода — древнейший инстинкт. Мы защитим своего ребёнка или жену, но Храм будет оставлен. Составители Кодекса считали это недопустимым.

Я честно рассказал Мерт о Кодексе и сложившемся вековом укладе. Девушка внимательно слушала, затем поинтересовалась:

— А ты, Ольгерд? У тебя были с кем-нибудь серьёзные отношения?

Я смутился.

— Дома красных фонарей считаются?

Она рассмеялась.

— Нет, конечно.

— Тогда не было. Меня выгнали из Ламморы по другой причине.

И я рассказал о Старом Джебе, бойне в таверне и последующих событиях. Самым трудным было объяснить причину моего давнего проступка. Освободившись от догматов Гильдии, я заглядываю в своё прошлое и переосмысливаю многие события. Проблема в том, что Завея — не догмат. Это подлинное имя мира, в котором мы живём. Со мной что-то сделали много лет назад. Я знаю, что Мать Ветров подчиняет меня, не позволяет спрашивать и противиться своей воле. Когда я слышу условный заговор, происходит некий щелчок. Тот, кто владеет секретной формулой, способен подчинить мастера и заставить его действовать в своих интересах. Знают об этом единицы, поскольку неодолимая сила мешает нам рассказывать правду. Вот и сейчас я вынужден умолкнуть, поскольку открывать тайное имя мира нельзя. О Матери Ветров слышали все, но никто не знает её имени. Никто, кроме высших иерархов, не владеет сакральным знанием о природе этого имени.

Я вздрогнул.

Никто, кроме иерархов Гильдии.

По спине пробежал холодок. Тогда как об этом узнала гостья из чужого мира? Почему она пришла именно ко мне? Как она догадалась, что я буду сидеть в "Таране"? Пожалуй, эти вопросы я унесу с собой в могилу.

Мерт отвернулась. Словно на несколько мгновений утратила интерес к беседе. Мимо проплывали облака. Где-то вдали раздался зов браннера — этот звук ни с чем не перепутаешь.

— Я не могу рассказать. Это выше меня. Понимаешь? — Прислоняюсь спиной к палубной надстройке. — Некоторые вещи мы просто не можем обсуждать. Даже если захотим. Что-то внутри мешает.

Девушка снова перевела взгляд на меня. Кивнула. И внезапно погладила по руке — такого жеста я точно от неё не ожидал.

— Успокойся, Ольгерд. Я поняла.

Вечером браннер попал в грозовой фронт. Погонщики вынуждены были подняться выше — в более разряжённые слои атмосферы. Дышать на верхней палубе стало тяжело, к тому же изрядно похолодало.

"Мемфис" летел к Атоллу Миядзаки. Я практически ничего не знал об этом Ските — впрочем, как и о других небесных поселениях. Вскоре выяснилось, что Атолл служит надёжной гаванью для половины членов нашего экипажа. Тут жили Гарнайт и Брин, а Мерт и Кьюсак снимали на Атолле комнаты. Коэн, по слухам, обосновался в центре поселения — он владел огромным домом, стоившим целое состояние. Похоже, мои соратники считали Миядзаки надёжным убежищем и потихоньку прикупали тут недвижимость.