Мастер ножей

Трибор хлебнул чаю. Задумчиво уставился в огонь.

— Думаете, сказки это, — вдруг сказал он. И поставил кружку на щит по левую руку от себя. — Так, Вестас?

Парень хмыкнул:

— Попробуй сыщи на сто вёрст окрест Крумска хоть одного перевертня.

— Не сыскать, — кивнул Трибор. — А в Чудских Угодьях тебе доводилось бывать? Или на Чёрных Болотах?

Вестас промолчал.

Мы разбили лагерь у излучины Нетвиги, левого притока Тичи. Холм, где мы стояли, с одной стороны прижимался к воде, а с трёх других был окружён высокими соснами. С тракта мы съехали.

Я подбросил полено в костёр. Шевельнул суковатой палкой.

Взметнулся сноп искр.

Сегодня мы вдоволь наелись крольчатиной. Дружинники спали под открытым небом, как и Грорг с Ивеном, подложив под головы попоны. Коэн, по обыкновению, ночевал в экипаже. Грорг жутко храпел.

Рык охотился.

Отголоски первобытной рлочьей радости едва касались моего разума.

Люди князя не сразу привыкли к зверю. Смотрели искоса. С опаской. Но понимали, что рядом могучий союзник. Пусть и вечно голодный.

— Ладно, — Трибор потянулся за кружкой. — Слушайте.

Мы подсели ближе.

Случилась эта история, по словам десятника, лет двадцать назад. Отец Ратимира, князь Хоруг, вёл кровопролитную войну с двенскими племенами, занявшими лучшие пойменные луга Тичи. Ему были нужны союзники. И искать их владыка решил в Чёрных Болотах. Те места пользовались дурной славой, но князя это не остановило. Уж больно напирали двены, брали одну крепость за другой на Речных Островах. А тут явился из дремучих чащ посланец и заявил, что тамошний вождь хочет породниться с Хоругом. Есть, мол, у него дочь, а у князя подрастают сыновья. И, коли даст согласие светлый князь на этот брак, Чёрные Болота выставят четыре тысячи бойцов под его знамёна. Крепко призадумался Хоруг. О болотных воинах сказывали, что оборачиваются они во время боя в жутких тварей, быстрых и необоримых. И убить их очень сложно. Берут перевертней лишь ясеневые стрелы заговорённые, да клинки с забытыми рунами. Хоруг понимал, что союз с Болотами решит исход войны. Но и сыновей своих он любил. И долго не мог сделать выбор — кого отправить в Мерф, Теневой Град, столицу Болот. Посланец терпеливо ждал ответа. Хоруг бросил жребий. И ехать выпало Свенельду, старшему сыну. Едва встретив шестнадцатую весну, Свенельд склонил голову перед решением отца. Ранней осенью, когда листья на деревьях тронула желтизна, он тронулся в путь во главе отряда из тридцати мечников. Был среди них и Трибор.

В Мерф они въехали с первыми дождями.

Город окружали торфяные болота. Ни крестьян, обрабатывающих поля, ни ремесленников они не встретили. Обитатели Чёрных Болот жили охотой. И набегами на приграничье. Теневой Град не был обнесён стеной. Но попасть в него чужаку было непросто — тропы, огибающие гибельную топь, знал лишь местный люд.

В полуверсте от Мерфа лежало капище. Холм, вершину которого огородили бревенчатым частоколом. Заостренные, грубо отёсанные стволы кое-где украшали побелевшие черепа животных. И людей. В центре капища рос приземистый трёхсотлетний дуб, а под ним был установлен каменный алтарь. Полукруг резных, вкопанных в землю тотемов, злобно таращился на того, кто осмелился переступить черту святилища.

Турм, вождь союза племен Черноболотья, жил в срубном трёхэтажном доме, к которому прилепилось множество пристроек. Воинов и слуг Свенельда разместили со всеми почестями в лучших комнатах.

Проблемы начались неделю спустя.

Местные и без того косились на северян, шептались, что чужакам здесь не место. Во время одного из пиров захмелевший Кветень облапал одну девку, а затем и вовсе увлёк её в кладовые. Появились оба спустя час, раскрасневшиеся и довольные. Девка оказалась женой Вулкара, ведавшего личной охраной вождя.

Наутро Кветеня нашли с перегрызенным горлом. А девку — со вспоротым животом.

— Вы вступились за него? — перебил Вестас.

— А то, — Трибор кивнул. — Этот придурок был моим братом по оружию.

Я сыпанул чай в котелок и наполнил его водой из меха. Взял почерневший от копоти крюк и повесил жестянку над огнём.

Свенельд ещё спал. Турм с дочерью — тоже. Вооружённый отряд под предводительством Готвига Бычьей Шеи вломился в палаты вождя и сцепился с охраной. Вот тогда северяне впервые и отведали клыков перевертневых. Дружинники Турма обернулись кто в волка, кто в медведя и принялись за дело. То были странные звери. Было в них и животное и человеческое начало. Некоторые оборачивались не полностью, стояли на задних лапах, а в передних держали мечи и кастеты. Двигались очень быстро, рвали глотки в прыжках. А прыжками могли покрыть полкомнаты.

Я втянул ноздрями воздух.

Пахло душистым чаем.

— Скоро закипит? — спросил Вестас.

— Почти готово.

Трибор умолк. Некоторое время тишину нарушала лишь булькающая в котелке жидкость.

— И что дальше? — не выдержал Вестас.

— Вы ж не слушаете.

— Слушаем, — заверил я. — Продолжай.

— А что продолжать, — кряхтя, Трибор расположился поудобнее на своём насесте. — Перебили нас. Почти всех.

— Но ты же здесь, — напомнил я.

— Это не моя заслуга, — отмахнулся десятник. — Нас выручил Свенельд. Он разбудил вождя и тот положил конец безобразию.

— Как? — вырвалось у Вестаса.

— Обернулся вепрем. И пригвоздил к стене Вулкара. Клыками. Остальным велел разойтись.

И ему подчинились. Из всей свиты Свенельда в то утро выжили лишь Готвиг Бычья Шея, Трибор и ещё несколько опытных ветеранов.

Свадьбу назначили на День Полных Лун. С наступлением сумерек Свенельд, его невеста и Турм с приближёнными покинули город, двинулись на капище. Что там происходило — никому не ведомо. А только вернулась процессия со Свенельдом на носилках. Княжеский сын был весь в крови, но дышал. Он жив, сказал Готвиг. Это инициация, таков их обычай.

— Инициация? — переспросил Вестас.

— Да, — кивнул Трибор. — Это когда тебя кусает перевертень. И ты становишься одним из них.

Вестас поморщился.

Чай уже вовсю кипит. Я снимаю котелок с огня, беру половник и разливаю очередную порцию отвара по кружкам. Котелок ставлю на траву. Подальше от огня и летящего пепла.

Три дня Свенельд лежал без движения в своих покоях. Рядом с ним неотлучно сидела Гвенед, дочь Турма. Порой тело молодого князя содрогалось, выгибалось дугой и вновь расслаблялось. У изголовья его постели стоял каменный тотем Клана Вепря — древнего рода болотных вождей. На четвёртый день Свенельд открыл глаза. Он уже не был человеком.

— Мы несли службу в Мерфе ещё год, — Трибор поднес кружку к губам. Подул на отвар. Сделал глоток. — Свадьба, как и было назначено, состоялась при полных лунах. Вот только Свенельд, едва став частью Клана Вепря, отдалился от нас. Мы были изгоями, чужаками. Жили среди существ, которых и людьми-то не назовёшь.

Он умолк.

Спустя мгновение продолжил:

— В конце следующего лета Готвиг подошёл к Свенельду и попросил отпустить нас в Крумск.

— Он согласился? — спросил Вестас.

— Да, — Трибор вздохнул. — Легко.

— А что с войной? — вступил я в разговор. — Вы победили? Турм исполнил обещание?

Трибор кивнул.

— Болота сражались под нашими знамёнами. Двены были отброшены на тысячу вёрст к северу, за пределы Чудских угодий. В итоге с ними заключили мир, их князь присягнул в верности Хоругу.

— Хороший конец истории, — заметил я.

Трибор перевёл взгляд с кружки на меня. И взгляд этот был тяжёл.

— А почему ты думаешь, Ольгерд, что это конец?

Пожимаю плечами.

— Нет, — в голосе Трибора что-то изменилось. — Всё не так просто. Хоруг умер, и власть теперь у Ратимира. Но ведь он младший сын.

Пауза.

Чтобы я осмыслил услышанное.

— А старший, — закончил десятник, — теперь в Клане Вепря. Турм стар, и после его смерти правление перейдёт к Свенельду.

Дальнейших пояснений не требовалось. Война за престол — дело времени. Ратимир — преемник по завещанию. Свенельд — по праву старшей крови.

— Отойду, — бросил Вестас.

И скрылся в темноте.

— Лихой Брод, — задумчиво проговорил Трибор. — Путь туда лежит через Болота. Иначе не попасть.

Глава 10

Посторонний

Возница натянул вожжи, замедляя коней. А затем и вовсе свернул на боковую дорогу, которую я сперва не приметил. Лес сомкнулся, обступил нас, зловеще ухая и шелестя птичьими крыльями. Тракт стал неровным, из земли торчали изогнутые корневища. Экипаж часто подскакивал на ухабах, рессоры жалобно скрипели. Мне всё чаще казалось, что за нами следят. Словно заросли обзавелись собственными органами чувств и обрели разум.

Минула третья неделя нашего путешествия. Мы ехали без происшествий. Неприятный эпизод с посланием в "Горшке" постепенно забывался. Даже погода благоприятствовала нам: солнечные дни лишь однажды омрачились ливнем.

На двадцать второй день пути, когда светило зацепилось брюхом за зубчатую кромку леса, мы разбили лагерь на уединённой опушке в стороне от тракта. Неподалёку тёк холодный ручей, и мы наполнили водой опустевшие бурдюки. Ручей впадал в небольшое озерцо, и у нас появилась возможность искупаться. После изнурительной гонки по пыльному тракту, я с удовольствием скинул одежду и окунулся в целебную прохладу.

— Эй, Вестас, давай наперегонки!

Воды озера всколыхнулись и забурлили. Один за другим воины прыгали с обрыва, поднимая тучи брызг, оглашая воплями окрестности и громко переговариваясь.

— Трибор, старая кляча! Плыви сюда!

Вспарывая воду широкими взмахами, я направился к берегу, где, широко расставив ноги, меня ждал ухмыляющийся Коэн.

— После ужина — совет.

Сказав это, посредник начал раздеваться. Был он худ и бледнокож.

Я выстирал свою одежду. И направился в лагерь. Натянул верёвку меж двух осин и развесил вещи. Переоделся в чистое.

На поляну спускались сумерки.

Единственным, кто не пошёл с нами купаться, был Ивен. Следопыт вообще куда-то исчез. Впрочем, мы уже привыкли к его нелюдимости и странным отлучкам. Проводник он был толковый и всегда грамотно выбирал место для ночёвки.

Дежурить сегодня выпало не мне, и это радовало.

В сгустившейся тьме заплясали языки огня. Грорг приволок косулю, зарезанную Рыком, освежевал её и начал разделывать. Вскоре запахло жареным мясом.

Рык кормил себя сам.

Днём он спал в подполье экипажа, а ночью рыскал по дремучей чаще, разминая мышцы и утоляя голод. Порой, когда все засыпали, мы охотились вместе. Вгрызались в ночь и чужие заросли. Обменивались клочьями образов. Рлок гнал на меня добычу, и она принимала смерть от моих ножей. При свете лун я разделывал тушу. И мы возвращались в лагерь. Утром всех ожидало жаркое.

С недавних пор мы начали иную охоту.

Нас интересовали те, кто следил за нами. Кто присматривался к нам зрачками воронов. Кто вторгся в мои сны.

Мы решили найти их и задать вопросы.

Они стали нашей целью.

После ужина Грорг принялся варить чай. Мы все стянулись поближе к костру. Сидели кто на щитах, кто на тюках или поваленном стволе. Ивен появился так же внезапно, как и исчез. Сейчас он наигрывал на свирели незатейливую мелодию. Трибор ковырялся ножом в зубах.

Первым заговорил Коэн.

— Завтра мы вступим в Чёрные Болота. Если вам есть что сказать — я слушаю.

Звук свирели оборвался.

— Позволь мне, господин.

Взоры устремились к проводнику.

Коэн склонил голову.

— Гиблые места, — начал старик. — Злые края. Не нужно нам было сюда лезть... А коль нет у нас выбора, вот что я скажу. Карету придётся оставить здесь. И коней. Они дальше не пройдут, обузой станут.

Он умолк.

В воздухе повисла недосказанность.

— Что ещё? — спросил Коэн.

— Жертва, — старческий голос окреп. — Ингрусу, богу чащ, принести жертву надобно. А не то сгинем.

Трибор сплюнул.

Воины зашумели, нахмурились.

— Какую жертву? — уточнил Коэн.

— Лучше всего — кабана. Олень — тоже неплохо.

Трибор расхохотался.

— Ты из ума выжил, дед.

— Я-то, может, и выжил, Трибор сын Эйтина, — проводник буквально впился глазами в десятника. — Но кто нам поможет, когда волколаки возьмут след? Клан Гончих Псов — вот кто хозяин этих угодий.

Издалека донёсся вой.

Словно в подтверждение слов провожатого.

— Нет, — сказал Коэн. — Никаких жертв.

— Как знаешь, — старик сверкнул глазами. — Твоя воля.

— Моя, — согласился Коэн. Достал из складок одежды карту. Расстелил на щите с наветренной стороны от костра. Так, чтобы падал свет, а не искры. — Я хочу, чтобы ты поведал о предстоящем пути. Где нас ждёт опасность. Какая дорога лучше. И как скоро мы выйдем к Лихому Броду.

Кряхтя, старик склонился над картой. Подошёл к ней и Трибор.

— Везде топи, — прошамкал Ивен. И ткнул крючковатым пальцем в пергамент. — Вот здесь развилка. Прямой путь к Броду — через Мерф. Окольный ведёт к Тризским Пустошам.

— В Пустошах нам понадобятся кони, — заметил Трибор.

— Это потеря темпа, — вздохнул Коэн. — Надо идти в Мерф.

— Они наши союзники, — сказал Зенон, мечник из Познанских Полей. — Должны пропустить.

— Союзники, — прорычал Трибор. — Думай, что говоришь. В два счёта обернутся и перегрызут тебе глотку.

Я придвинулся к карте.

И увидел то, что ускользнуло от моих спутников.

— Смотрите, — я провёл пальцем по извилистой линии Немеса, одного из притоков Тичи. — Река в трёх стадиях отсюда. А вот здесь она впадает в Тичь. Брод совсем близко.

— И что? — Грорг почесал затылок.

Я ухмыляюсь.

— Ничто не мешает нам сплавиться вниз по реке. Сколотим плот и без помех доберёмся куда надо.

— А парень дело говорит, — согласился Трибор.

Во взгляде Ивена, который он бросил на меня, сквозило удивление. И уважение. Но всё-таки он произнёс:

— Не всё так гладко. Здесь и ещё тут — пороги.

— Перетащим плот, — парировал Трибор. — Волоком.

— Решено! — Громко сказал Коэн. — Всё лишнее оставляем здесь. К Броду спустимся по реке.

На этом импровизированное собрание закончилось. Отряд разбрёлся по лагерю. Кто-то начал рубить дрова, иные стали устраиваться на ночлег. Зенон точил меч, напевая себе под нос старинную балладу. Стреноженные кони, изредка всхрапывая, дремали средь деревьев. Некоторые уже улеглись.

Костёр потрескивал в неглубокой яме.

Я растянулся на плаще, подложив под голову тюк. Спать ещё не хотелось. Мои глаза прилипли к пляшущим языкам пламени. Их танец завораживал. Наверное, бесчисленные поколения людей тысячелетиями вот так же всматривались в эту первобытную силу. С трепетом или страхом — кто знает. Чем привлекает нас огонь? Осознанием того, что по прошествии лет наш внук поднесёт факел к хворосту, и эти языки коснутся наших лиц? Стирая посмертные маски. Уравнивая простолюдина и ярла. Кузнец видит в пламени будущий клинок или гвоздь, повар — жаркое, колдун — источник силы. Таёжный шаман видит демонов и духов.

Не только шаман.

Я — тоже.

Языки пламени неожиданно вытянулись и вобрали в себя поляну, усталых путников, их оружие, еду, поклажу. Всё.