Тот, кто сидит в пруду

В последние ночи их веселая компания обосновалась на речном пляже. До самого утра там горел костер, слышалась музы­ка. Но огонь костра был какой-то неестественно красный, да и музыка бухала гнусаво. Ночью, когда Максим посыпался и выглядывал в окно, ему почему-то становилось жутковато.

Прошло уже две недели, а Ксюха ни разу не приезжала. Надо было бы съездить в город на автобусе, но у Максима не было денег. Он хотел попросить в долг у Гришки, но тот обмол­вился как-то, что дома давно ни копейки нет, даже на хлеб, мать уже заняла под завязку. Только поэтому ему приходится обедать в лагере. Правда, ел он очень мало, иногда первое поцедит, котлетку или кусочки мяса поковыряет, компот, да и тот не всегда, выпьет. А у Максима аппетит прорезался просто зверский: постоянно на работе, на воздухе, на речке. Хорошо, что готовили пока еще с запасом, на всех, можно было навер­нуть три-четыре порции, что он и делал охотно, особенно во время ужина.

Изредка на обед приходил председатель колхоза. Видно бы­ло, что ему жалко глядеть на то, как почти вся еда нетрону­той выливается в свинячьи бочки. Он только играл желваками, бормоча под нос:

— Вот ведь как, понимаешь! Вот оно как получилось...

А на поле Максим с Гришкой работали здорово. Ну, прямо как коммунисты. Клубы пыли поднимались над ними, сорняки с комьями земли на корнях так и ложились кучами. Временная учетчица из колхоза каждый день, подходя к ним, говорила:

— Ну, ребята, вы молодцы! Была б моя воля, наградила бы вас трудовыми орденами. Вот ведь нашлись изо всей шараги два порядочных человека!

Через несколько дней она стала приносить ребятам на поле бутылку молока, ватрушки с творогом или ягодами, пирожки с капустой, яблоками. Особенно нравились Гришке маленькие пирожки с рисом, яйцами и зеленым луком. Он иногда мечтательно говорил:

— Вот бы мать научилась такие пирожки лепить...

А Максиму было всё равно. Он слупил бы все, что было, один, но они с Гришкой делили всё пополам, по-братски, даже если у них оставался после завтрака кусок подсохшего хлеба, а Гриша добавлял одну-две конфетки, что приносил из дому.

А перед обедом они уходили к старой разрушенной мельнич­ной плотине, там еще с дореволюционных пор сохранился омут и был небольшой песчаный пляжик с очень чистым горячим пес­ком. Разлёгшись на нём, подсыхая, Гришка рассказывал о себе, о своем классе, о своей семье. Отец у него был офицером, служил здесь, рядом, но в последнее время часто бывал в длительных командировках. Только приедет, а через недельку сно­ва на месяц-другой уезжает. Отец очень любил книги, с каждой получки покупал несколько штук, несмотря на то, что всякий раз мать визгливо орала на него на кухне. Брата Андрея он очень любил. Андрей был отличником в школе, хорошо играл в шахматы, прочитал почти все книги, которые были дома и в школьной библиотеке. А о себе Гришка сказал, что не очень любит читать, некогда. Но все же осилил всего "Волшебника Изумрудного города" и пересказывал Максиму сюжет этой сказ­ки. Рассказывал и о том, во что они играют, с кем, когда, о футбольной команде, в которой он считается лучшим нападаю­щим. Гриша приглашал Максима вечером в городок, поиграть в футбол, но тот вежливо отказывался, потому что в футбол не играл. Иногда Гришка просил Максима рассказать о своей жиз­ни, но что интересного Максим мог рассказать? О жизни с ба­бушкой, о Товариществе Лысых, о своих посиделках в подвале? Правда, намекнул о том, что знает Ванюхина еще по городу, но о своем близком с ним знакомстве умолчал. А из книг у них дома было только Евангелие, которое бабушка читала на ночь не менее получаса, да и его часто заставляла читать вслух, потом спрашивала, как на уроке, что он понял, что запомнил. И огорчалась всерьез, до слез, когда тот ничего не мог пересказать. А остальные книги Максим брал в школьной библиотеке.

Но вот о Ксении он не мог сказать ни слова. Не зная, почему, скорее всего, он ничего сам не мог понять. Было что-то таинственное, высокое, о чем нельзя говорить обычными слова­ми, к чему нельзя прикасаться, пока все сам не понял.

Гришка честно пытался растормошить, успокоить Максима в меру своих способностей и возможностей. Уходя с работы, Гриша сказал, что ближе к вечеру должен приехать Андрей, да и со дня на день вернется отец, так что в лагерь он, скорее всего, уже ходить не будет. Он сказал Максиму, что заработанные им деньги просил оформить на него. Максим, конечно, отказывался, но он так искренне упрашивал, доказывал, что это только ради дружбы, от всей души, что ве­лосипед отец ему и так купит. Максим замолчал, надеясь, что при отъезде всё равно найдет его в городке и деньги ему отдаст.

Этой ночью Максим спал очень плохо. Окна палаты выходили на реку. Над ней низко нависла полная луна. От её красного, гневного взгляда, казалось, нельзя было спрятаться. Максим подошел к окну. Над водой метались клубы, клочья какого-то странного тумана, сталкиваясь, переплетаясь, взмывали фонта­нами вверх, захватывая прибрежные кусты. Казалось, что ино­гда туман оформляется в жуткие, невиданные фигуры, тени и вроде бы даже в живые тела. Иногда как будто слышались какие-то звуки: то ли рычание, то ли свист, но Максим в этом не был уверен, возможно, это ему только казалось.

Неужели те жуткие сны, которые замучили Максима в горо­де, здесь вернулись наяву? Он забрался с головой под одеяло и, когда рассвело, вроде бы забылся в полудреме. И сквозь сон Максим услышал, как кто-то торопливо пробежал по коридору и сел к нему на кровать. Откинув одеяло, он увидел Гришку.

Но в каком виде тот был! Покрасневшие, заплаканные глаза, дрожащие губы. На щеках видны дорожки от слёз. На левой скуле красовался свежий синяк.

— Кто? — закричал Максим, вскакивая с постели.

— Ванюхин с компанией... Встретили меня в городке...

— Ну, мы им покажем! Пошли!

— Подожди... Вот... — И он протянул Максиму трясущимися руками засаленный листок из тетрадки в клеточку, сложенный вчетверо. — Сказали тебе передать. По-моему, они затевают что-то нехорошее...

Максим развернул записку, написанную крупным корявым по­черком с массой грамматических ошибок, и прочитал вслух:

— Макс! Твоя сучонка у нас. Приходи на пруды, есть серь­езный базар. Пацан покажет тебе, как безопасно туда пройти.

И подпись — А. В.

— Ванюхин! Вот сволочь!

— Максим, что случилось, объясни! — попросил Гришка.

— Видишь ли, Григорий, в Серпейске у меня была знакомая девчонка, Ксения. Похоже, что с ней стряслась беда... Нужно идти... Покажешь, как пройти на пруды?

— Конечно!

Максим быстренько оделся, и они побежали на пруд. Солнце уже встало, и их длинные тени протянулись аж до высокого противоположного берега, из-за которого выглядывали крыши сара­ев. Пруд был огорожен колючей проволокой, но Гришка уверенно повел Максима через кусты в Овраг, там показал на бетонную трубу диаметром около метра, проходящую под дорогой и, соот­ветственно, под колючей проволокой. По ней в сторону прудов стекал неглубокий ручеёк.

— Сюда! — Гришка потянул Максима за руку, и они, разувшись и подвернув штаны, миновали трубу и оказались на противоположной стороне.

— Раньше, пока мы не нашли этот путь, мы лазали на пру­ды через колючую проволоку, — пояснил Гришка. — Тоже история была! — Гришка попытался улыбнуться, чтобы подбодрить Максима, но улыбка вышла какая-то бледная, неубедительная. Максим в ответ благодарно пожал его худенькое плечо.

Они обулись и спустились по песку к самой воде. И вдруг Гришка заорал:

— Андрей, ты чего там делаешь? Иди сюда!

Максим оглянулся. У левого, низкого лесистого берега пруда стоял Андрей. До него было метров двадцать, но Максим почувствовал, что что-то не так. Андрей покачивался из стороны в сторону, не сгибая ног, по его лицу с огромной скорос­тью волнами проносились какие-то гримасы. Солнце светило ему в глаза, но он не прищуривался, к тому же Максиму показалось, что глаза у него какие-то ненормальные, пустые. Сквозь него были видны кусты, камни, песок. Внезапно он поднял руки вверх, а потом протянул их к ребятам, как бы отталкивая ладонями. И исчез...

— Куда ты, Андрейка? Возьми и меня! — крикнул Гришка. Максим обернулся к нему. Тот побледнел и начал оседать на песок. Максим еле успел его подхватить и аккуратно уло­жил. Несколько секунд Максим смотрел на него, не зная, что делать. А потом решил сбегать за водой, обрызгать его из ладошек, но тут услышал:

— Ну вот, ребя. Я же говорил, что они придут. Сами об­легчают нам работу.

Максим поднял глаза. Со стороны трубы к ним спускались Ванюхин, Витёк и Колян.

— Что с ним? Припадочный? Ну и хрен с ним, мешать не бу­дет, — куражился Ванюхин. — А к тебе у нас, дружочек-пирожочек, дело важное есть. Долгое или короткое — решать тебе. Как скажешь, так и будет. — Лёха присел на траву, похлопал рядом с собой, достал из-за пазухи пачку бумаг, перетянутую резинкой. — Садись! Ну-ка, посадите его, а то он стесняется. Итак, у нас два путя: один добровольно-принудительный, а другой принудительно-добровольный. Так сказал бы батька Ангел, а теперь говорю я. Ну, прям как Спиноза какая-нибудь. Сечёшь? Спинозу, конечно, ты не знаешь, не служил с ним. А батьку Ангела знаешь? Тоже нет?! Ну, темнота! Колян, как с таким тупым светлое будущее строить? Вот именно: гы-гы! А ты, мальчик-каравайчик, понял насчет двух путей? Подписи мы с тебя всё равно стребуем, но не осложняй себе тропинку наверх, к ангелам. Тем более что здесь нам никто не помешает. И по­мощи тебе ждать неоткуда.

— Что с Ксенией, где она? — проглотив комок, пересохши­ми губами прошептал Максим.

— Тебе сейчас не об этом заботиться надо, — протянул Ванюхин. — А девчонка в надежном месте, и её дальнейшая судь­ба тоже зависит от того, как ты себя будешь вести.

Максиму под руку подвернулся камень, увесистый голыш, и он изо всех сил влепил им Лёхе по голове. Но то ли голова у него была крепкая, дубовая, то ли у Максима рука слабая, но Лёха даже не отключился, а зашипел, согнувшись. Достал из кармана грязную тряпицу и стал ею закрывать рану, удерживая кровь.

— Значит так, дело приобретает серьезный оборот. Ну-ка, берите его и хорошенько макните, до конца не мочите, ручки-ножки не ломайте, до тех пор, пока все документы не оформим, иначе нас Дед самих замочит.

Витёк и Колян схватили Максима и потащили к пруду. Он извивался, лягался, так что у них ничего не получалось. Лёха, несмотря на то, что по лицу его струилась кровь, встал, чтобы помочь.

Тут внезапно очнулся Гришка и с разбегу прыгнул Лёхе на плечи, вцепился ему в волосы. Лёха небрежно отмахнулся от него, разбив нос. Гришка сел, уткнув лицо в острые коленки, меж пальцев его, зажимающих нос, на джинсы капала кровь. Вот эти кровавые струйки были последним, что Максим помнил от­чётливо. Видимо, ему тоже хорошенько врезали. А вот то, что случилось дальше, он помнил смутно, словно во сне. Максим помнил внезапно округлившиеся, как бы вылезающие из орбит, внезапно посветлевшие глаза Гришки. Он уставился на что-то, что было позади дерущихся, чего они не видели. Парни тащили Максима в воду спиной вперед, было им уже по пояс. Тут на­летело на них что-то свистящее, что-то жужжащее. Вращаясь, извивались то ли щупальца, то ли лезвия из стеклянисто-студенистого вещества, окрашенного кровью, похожего на пластмассу. И тут Максим окончательно отключился.

Очнулся он на берегу. Гришка старался подтянуть его по­выше, подальше от воды, причитая при этом:

— Ну что же ты, Максимка? И ты тоже? А как же я один ос­танусь?

А в это время к ним, взяв автомат наперевес, бежал ча­совой, что-то крича на бегу.

28. Андрей. Где-то

Андрей сидел на дамбе и бросал камешки в пруд, глядя на расходящиеся по воде медленные круги. Бульк! — еще один ка­мешек канул в тёмную пучину. Где же его друзья? Только что они были здесь, рядом, и вот покинули его, и ему ничего не оставалось, как забавляться нелепым и бесплодным занятием.

Тут Андрей заметил, как из тумана, идя по воде, аки посуху, появился Витька. Вот дела, удивился Андрей. Как только вода его держит! Другое дело, например, Митька с его бараньим весом. Но Слон?! Не верю! Следуя причудливому изгибу его мысли, Витька послушно превратился в Митьку, и теперь Бульбаш возглавлял странное шествие из дюжины фигур, одна за другой появляющихся из густого ватного тумана. Прямо как Иисус Христос с апостолами. Только вот апостолы были облачены в резиновые плащи и противогазы. Где-то я их уже видел, подумал Андрей. Да это же Водяные! Ну, это уже не Священная История, а, скорее, русский фольклор с уклоном в мистический триллер.

Андрей, почему-то не испытывая никакого страха — ну никакого, он даже сам удавился — неторопливо спустился по насы­пи, ступил на воду, ненадежно колышущуюся под ногами, но всё же держащую. Это было похоже на прогулку по болоту.

Здравствуй, племя молодое, незнакомое! — приветствовал странную процессию Андрей. Во главе процессии снова шёл Витька. Привет, Слон, сказал Андрей. Хочешь томатного сока? Хочу! — сказал Слон, вытянул хобот и принялся жадно пить из пруда, хлюпая и отфыркиваясь.

Андрей поглядел под ноги и с ужасом увидел, что вода обратилась в кровь. Через мгновение он понял, что это не кровь, а всего лишь томатный сок. Ну, допустим, я не такой уж страстный любитель томатного сока. Мне бы лучше "Фанты", "Пепси" или "Буратино", на худой конец! В руке у него тут же появилась бутылочка "Пепси", приятно холодя ладонь. А где же я открывашку возьму? — подумал Андрей. Но бутылка уже была открыта, он отхлебнул из горлышка, и рот наполнился освежающей коричневой жидкостью, щекочущей пузырьками нёбо.

Надо же! — изумился Андрей. Стоит чего-нибудь пожелать, как пожелание тут же исполняется. Видать, Существо в пруду — великий волшебник и маг. И не злой вовсе!

Андрей споткнулся обо что-то, потерял равновесие и чуть было не растянулся во весь рост, но с трудом удержался на ногах. Стало жарко, нестерпимо жарко, вода под ногами превра­тилась в песок, застывший бурыми барханами, и вот уже Андрей глядит на пустыню с высоты птичьего полёта. По пустыне вялой змейкой тянулся уставший караван, ревели верблюды, покрикивали резкими гортанными голосами погонщики, уныло позвякива­ли колокольчики, играла зурна. Ишь ты, зурна! — в очередной раз удивился Андрей. Как будто я знаю, как она выглядит и тем более, как она звучит. Но мелодия постепенно становилась знакомой, до боли знакомой, и высокий голос с сильным средне­азиатским акцентом, коверкая слова, затянул: Скажи, караван­щик, а где же вода? И нестройный хор подхватил: Уч-Кудук, Три колодца! Уколоться и приколоться! Караван успешно достиг оазиса и расположился на отдых. Андрей тем временем доковы­лял до берега, увязая по щиколотку в песке.