Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Как сильно она изменилась! Почтя ничего не осталось от моей прежней доброй, умной и красивой мамы. Суетливые, порывистые движения, трясущиеся руки, затравленный взгляд. Таковы-то успехи советской психиатрической медицины! Может быть, она не умеет лечить, но уж калечить-то научилась...
Тут она почему-то вспомнила об отце. Я ведь неправду тебе говорила, доченька. Не был он никаким летчиком-испытателем. А был человеком с другой планеты, инопланетянином!
Выпалила и осеклась. Подняла на меня робкий взор и снова уставилась в шашечки лакированного паркета директорского кабинета. И жалко было маму, и страшно за ее нынешнее состояние, и плакать хотелось. Но я сдерживала себя, уроки Вэ-Эма не прошли даром. Из косноязычных и путаных маминых фраз я поняла, что пришельцы из других миров давно наблюдают за нами, а тут решили провести смелый эксперимент, зачав с земными женщинами детей. Теперь у тебя растут братики и сестрички по всему миру, говорила мама. Их немного, с дюжину. А когда-нибудь они вырастут, отыщут друг друга, соберутся вместе, чтобы... Тут она замолчала, приложила палец к губам и тревожно огляделась по сторонам. Ксения, это ведь отец так назвал тебя, продолжала мама. Как плод любви двух звездных рас.
Бедная мама! Что за шутку выкинуло ее воспаленное воображение. Я — дочь инопланетянина! Подумать только! Сделав это поразительное признание, мама начала быстро прощаться, снова обняла и расцеловала меня. Скоро увидимся, доченька, пообещала она.
А через три дня её не стало. Её нашли повесившейся на электрическом проводе в нашей пустующей квартире. Соседи говорили, что после возвращения к ней заходил какой-то неприметный мужчина в штатском, но с военной выправкой. Тут бы милиции заинтересоваться таинственным визитёром, но версию об убийстве разом отмели якобы из-за отсутствия улик. Тем более с учетом того, откуда мама вернулась.
Владимир Михайлович был со мною на похоронах. Мама лежала в гробу такая маленькая, осунувшаяся, усохшая, как старушка. Так я осталась одна на белом свете. Больше на кладбище никого, кроме нас и двух могильщиков, страдающих от вечного похмелья и нещадно дымящих папиросами, выпросивших у Вэ-Эма денег на поправку здоровья, не было. Зарыли мою бедную маму в сырую землю.
Вскоре после этого Владимир Михайлович уехал в длительную командировку. Говорили, на курсы повышения квалификации в Москву. Когда он вернулся, то снова вызвал меня к себе и сказал, что есть в Серпейске один человек, которому нужна моя помощь. Мальчик, мой ровесник по имени Максим. Дал мне его адрес, описал, как тот выглядит. Справишься? — спросил Вэ-Эм. Справлюсь! — ответила я. Ведь у меня был замечательный учитель.
Остальное ты знаешь."
58.
Андрей, затаив дыхание, слушал печальную историю Ксении. Когда она закончила свой рассказ и надолго замолчала, он лишь ободряюще сжал ее руку и, покраснев, с жаром выпалил:
— Теперь ты не одна!
— Да, теперь я не одна. Теперь у меня есть верные и преданные друзья, — согласилась Ксения и после паузы добавила: — Ну, Андрюша, время позднее, пора и не покой. Тем более, завтра, а точнее, уже сегодня, нам всем предстоит тяжёлый день, и нужно встретить его во всеоружии.
— Спокойной ночи, Ксюша, — поднявшись с топчана и неловко раскланявшись, промолвил Андрей.
— Спокойной ночи!
Наш новоявленный Ромео ещё долго вздыхал и ворочался на своем жёстком ложе, но минут через пятнадцать угомонился и умиротворенно засопел. Ксения уснула сразу, тихо и незаметно, едва голова коснулась подушки.
Приближался глухой и мертвый час, когда даже самых стойких одолевает сон. Собачья вахта. Вот и все наши узники уснули под недреманным оком голой электрической лампочки под потолком. Еще через полчаса свет мигнул и погас, и с ближнего к двери топчана поднялась неясная тень. Кто-то потихоньку, на цыпочках, прошелся по камере, задержался у одного ложа, у другого, заглядывая в лица спящих, чем-то зашуршал, обо что-то споткнулся, шепотом чертыхнувшись, и так же на цыпочках осторожно приблизился к выходу, постучав костяшками пальцев по дверному косяку. Это был явно какой-то заранее оговоренный сигнал: три коротких удара — двухсекундная пауза — и снова три коротких отрывистых удара.
Снаружи ответили серией из четырех ударов — два раза по два — и дверь тут же бесшумно открылась, выпуская ночного татя в тускло освещенный коридор.
— Ну что, взял? — раздался взволнованный шепот.
— Да, товарищ майор! — пропищал в ответ приглушенный фальцет.
— Да тише ты, черт окаянный! Тише!
Вслед за этим диалогом дверь снова закрылась, надежно отрезав собеседников от мирно почивающих и ничего не подозревающих узников. В коридоре послышались торопливо удаляющиеся шаги - а потом тишину взорвал яростные отчаянные вопли, какие-то звериные завывания и всхлипывания, полные адской боли. Коридор наполнился топотом бегущих ног. Упруго хлестнули короткие рявкающие приказы. Зашипел приведенный в действие огнетушитель. Явственно потянуло паленым.
Пленники, разбуженные шумом, повскакивали с мест, протирая глаза и недоуменно оглядываясь.
-Что?! Что такое?! Почему нет света, и что значит весь этот шум?
Юрка взвился со своего места, подскочил к дверям и яростно замолотил кулаками в холодный металл.
— Откройте! Сейчас же откройте! Уморить вы здесь нас вздумали, что ли?!
Снова загорелась одинокая лампочка. Коротко вскрикнула в своем углу баба Маша:
— Батюшки-светы!.. Икона пропала!.. Да что же это такое?
Папа Карло угрюмо хмыкнул и сокрушенно покачал головой, отвечая на немой вопрос Нестерова.
— Да... да... и посох... и тетрадь — все исчезло!
— А где же Хакимов? — спросил Метис — и угодил в самую точку. Действительно, вчерашней жертвы жестокого избиения нигде не было.
— Так вот в чём дело! Вот в чём дело! — вскричал внезапно прозревший старлей. - Так это он, крысёныш... Его к нам специально подослали... - И присоединился к Юрке, ожесточенно и безрезультатно испытывающему прочность двери. Наконец им вняли.
Загремел засов, жалобно завизжали петли, и на пороге в клубах дыма, как демон преисподней, возник Дед собственной персоной с вымазанной сажей физиономией и в сопровождении неизменного автоматчика. Грозный комитетчик был явно ошарашен, глаза его тревожно бегали, как затравленные звери в клетке, мечась от одного пленника к другому.
— Невероятно... невероятно... тут, не иначе, какое-то колдовство...
И, с видимым трудом сглотнув застрявший в горле ком, так что ходуном заходил волосатый кадык, распорядился, нет, скорее попросил:
— Мария Федоровна, выйдите на минуточку в коридор.
— И я с ней! - подскочил сбоку Нестеров.
— Хорошо-хорошо! — безропотно согласился Дед. — Можете её сопровождать.
Поддерживаемая под руку галантным старлеем, баба Маша с трудом поднялась со своего места и, провожаемая пристальными взглядами сокамерников, прошествовала к выходу. В коридоре отвратно разило палёной плотью, а чуть поодаль, окруженный нестройной толпой и залитый пеной, лежал обгоревший труп.
— Мария Федоровна, можете забрать икону! — глядя из-под кустистых бровей, пробормотал Дед. — Посох и тетрадь, к сожалению, безвозвратно уничтожены огнем. — И он беспомощно развел руками, как бы извиняясь. На его правой ладони вспухали белесые волдыри ожогов. Дед тяжело развернулся и, понуро опустив голову, побрел прочь, шаркая по полу.
Баба Маша осторожно подобрала с пола целую и невредимую икону, отряхнула, обтёрла её и, прижимая драгоценную находку к высохшей груди, победоносно вернулась в камеру.
— Так-то... Чужого не замай! — и погрозила скрюченным пальцем закрывающейся двери. — Только вот мальца жалко. Эх, совсем молоденькой был!..
59.
До утра пленников больше не беспокоили, так что обладатели крепких нервов смогли вздремнуть часок-другой. Только старлей Нестеров дал себе зарок больше не спать сегодняшней ночью, переместился поближе к двери и внимательно прислушивался к происходящему в коридоре, ожидая очередной каверзы от врага. По нет, все было тихо, только изредка снаружи доносились осторожные шаги, обрывки негромких разговоров, потом по полу что-то протащили — и снова все умолкло.
Утром обитателей камеры под вооруженным конвоем по одному выводили для совершения утреннего туалета, выделив одно на всех вафельное полотенце не первой свежести и кусок хозяйственного мыла. Потом принесли скудный завтрак: по банке консервов, на этот раз это была рисовая каша с мясом, и закопченный чайник с жиденьким мутноватым пойлом. Завтракали молча, каждый был погружен в собственные невесёлые думы. После того как собрали грязную посуду, камеру почтил визитом Веригин.
— Собирайся, Ксения, Николай хочет видеть тебя по весьма важному и безотлагательному вопросу, — пробурчал он сквозь зубы.
— Никуда она не пойдет! — отрезал Пала Карло и загородил девочку собой.
Дед щелкнул пальцами, и в камеру вошли двое каэсовцев самого угрюмого вида с автоматами наизготовку, Юрка с Андреем встали плечом к плечу со своим учителем, Нестеров с Метисом были готовы присоединяться к ним при первой необходимости. Казалось, воздух в камере был до того наэлектризован, что еще немного — и ударит молния. Для этого не хватало самой малости: одного неосторожного слова, одного опрометчивого движения. Создавшееся напряжение разрядила сама Ксения. Она осторожно отстранила Папу Карло рукой и вышла вперед, пристально посмотрев в глаза Деду и его спутникам. Под её взглядом стволы автоматов послушно опустились, а Веригин скромно потупился, внимательно изучая гладкий металлический пол, отполированный несколькими поколениями офицеров и солдат, служивших в разные годы на станции.
Ксения обернулась и успокаивающе произнесла:
— Не волнуйтесь, Виктор Александрович, не волнуйтесь, ребята! Я пойду... Но я обязательно вернусь. Обещаю!
— Я, со своей стороны, — вмешался Дед, — гарантирую скорое возвращение Ксении. Как говорится, в целости и сохранности...
— Ну, за ваши гарантии я не дам и дохлой мухи, — парировал Юрка. — А вот ей мы верим, иди, Ксения, раз так нужно. Мы будем ждать тебя. А если что... — И он потряс в воздухе сжатым кулаком.
Вряд ли этот аргумент хоть кого-нибудь убедил, включая самого Юрку, ведь баланс сил был явно не в пользу пленников, но, тем не менее, Дед облегченно вздохнул и сказал примиряюще:
— Вот видите, всегда можно договориться по-доброму. - Это его замечание осталось без ответа, и он сопроводил Ксению в коридор, довольный успешным выполнением своей миссии.
Путь до центра управления станцией был недолог: они поднялась по лестнице, прошли по коридору, миновали несколько помещений под двухзначными номерами и вскоре добрались до заветной двери, охраняемой уже знакомыми "квадратами". При появлении Веригина те застыли по стойке "смирно" и по его кивку послушно расступились в стороны, пропуская Деда и его спутницу в святая святых.
Дед тихонько подтолкнул замершую на пороге Ксению вперёд.
За монитором ЭВМ спиной к вошедшим сидел Николай.
— Василий, оставь нас одних. Без моего приказа не входить, — распорядился Царь, не оборачиваясь, и когда Дед вышел и осторожно прикрыл за собой дверь, обратился к девочке, по-прежнему не оборачиваясь. — Ксения, подойди ко мне. Не бойся.
— А я и не боюсь, — пролепетала Ксения, приближаясь. Конечно, она опасалась этого нечеловеческого создания, этого монстра, но страха своего старалась не обнаруживать. Чувствовала же она себя при этом, как Алиса в Стране чудес. Или как Элли в Изумрудном городе. Но смелость и верность друзьям — те самые качества, которые объединяли ее с героинями этих сказок.
— Присаживайся! — пригласил Царь, когда шаги затихли за его спиной.
Ксения присела на предложенный ей вращающийся стул без спинки и мельком взглянула на некогда близкого и понятного Николая, теперь сидящего к ней в профиль — и поразилась восковой бледности с прозеленыо и полной неподвижности его лица. Прямо не человек, а манекен какой-то! Царь медленно повернул к ней голову, и в глазах его полыхнул холодный фиолетовый огонь. Да, пожалуй, глаза — то единственное, что жило на этом мертвенном лице, но жило какой-то нечеловеческой, противоестественной жизнью. И еще чертовски опасной!
— Я ведь решил обратиться к тебе за помощью, Ксения, — пророкотал монстр, растягивая синюшные губы и обнажая зубы с металлическим отливом в жуткой гримасе, которая, видимо, по его мнению, должна была изображать доброжелательную улыбку. — Ты слышала что-нибудь о фиолетовой Троице? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Объясняю! Это триединство сущностей, две из которых — Мать и Сын, являющиеся двумя ипостасями Существа в пруду. Третья же сущность, Фиолетовый Отец, Царь и Бог, Николай Третий, самодержец всея Сферы — перед тобой! — Николай отвесил своей визави церемонный поклон. — Вместе мы можем завоевать власть надо всем миром, как и было обещано... Так вот, возникла небольшая проблема в нашем трёхипостасном общении, которую мы с тобой общими усилиями сможем устранить. С помощью станционной ЭВМ, или, как сейчас говорят, компьютера, я хочу установить прочную двухстороннюю связь с Существом. Ведь оно — там, а я — здесь, сама понимаешь, выходит некоторое неудобство... Не будешь же, согласись, каждый раз бегать для этого дела на берег. Не царское это дело!
— Как же вы собираетесь установить связь? Ведь нет ни проводов, ни кабелей, да и куда их подключать?
— Пусть небольшие технические трудности не беспокоят мою маленькую гостью. Радиоволны, моя дорогая, ты забыла про радиоволны!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |