Тот, кто сидит в пруду

Вот в такой обстановке началось последнее памятное дежурство на командном пункте капитана Воронина. Обстановка как обстановка. Всё как обычно.

Через несколько минут после доклада о приёме дежурства позвонил оперативный дежурный вышестоящего КП (всё тот же подполковник Андреев) и приказал передать майору Скотниченко, чтобы тот позвонил его командиру. Естественно, что Скотниченко отсутствовал и в части, и дома, о чём Воронин и до­ложил наверх. Тогда Андреев приказал найти того, кто замеща­ет командира, ведь не может же часть оставаться без хозяина. Воронин после долгих поисков поймал по телефону выезжающего через КПП городка на личной машине зампотыла полковника Сыфку и пере­дал ему это распоряжение.

Прошло минут двадцать. Никто так и не позвонил, после че­го Андреев приказал объявить части "тревогу". Воронин вклю­чил сирену, передав по телефону все необходимые команды, и в положенное время доложил о готовности дежурных сил "условно".

— А командира на КП нет реально? — раздался по громкоговорящей связи взвизг давно заведённого, доведённого до кипе­ния подполковника Андреева.

— Так точно! Командир реально где-то задерживается.

— Задерживаются генералы, а все нормальные люди преступ­но отсутствуют! А тебя я вновь снимаю с дежурства как не вы­полнившего свои обязанности и не обеспечившего прибытие командира на КП по "тревоге".

— Спасибо!

— Благодарить будешь потом! А сейчас ждите наших людей. Они вправят вам мозги, и тебе тоже, наведут там порядок.

— Ждём-с!

— Ты-ты-ты мне не хами! Я-я-я всё сделаю, чтобы тебя до суда чести довести, чтобы тебя из армии выперли! Понял?

— Я уже давно всё понял.

Ещё минут через пятнадцать позвонили по прямой линии направленца:

— Это звонит твой третий сосед слева Артур Сагалаев.

— А-а! Помню, частенько встречались на конкурсах...

— Правильно! Привет! Так вот о чём я хотел предупредить. Андреев служил в нашей части. Очень неприятный товарищ, любит нагадить. Для того чтобы перебраться наверх, на тепе­решнее место, в своё время безбожно стучал на сослужив­цев. Наверняка и сейчас среди особистов у него друзья есть, так что ты особенно с ним не заводись.

— Ну и хрен с ним...

— Тебе виднее. Пока! Бывай! А все-таки, как у вас дела? Пикник на обочине?

— Страшнее... Намного страшнее.

Уже поздно ночью, когда проверяющие благополучно убыли, на КП прибыл командир части майор Скотниченко. Он тяжело плюхнулся в командирское кресло и после минутного молчания забубнил:

— Ну ты, Воронин, меня сильно подвел. Я надеялся, что ты меня прикроешь. Я всё-таки твой командир. Давай сделаем так: ты сейчас напишешь объяснительную записку, что я с утра позвонил тебе и объяснил, где я буду, дал тебе телефон, по которому меня можно найти, а ты то ли забыл, то ли еще что-нибудь, но не стал меня искать. В общем, придумаешь что-нибудь, ты же мужик умный. Значит, возьмешь все на себя, а я не забуду этого и отблагодарю. Потом договоримся о частностях. Вот я тебе тут проект записки составил, посмотри, может, ещё что придумаешь, но от смысла не уклоняйся. На!

— Сверни свою бумажку в трубочку и засунь себе кой-куда!

— Ты что, охренел?! Да я твой командир, да я... Сгною! Изничтожу!

— Если успеешь, — и Воронин ожесточённо начал дергать ремешок кобуры пистолета. Майора как ветром выдуло из зала, но Воронин все-таки дослал патрон в патронник и выстрелил в полузакрытую бронированную дверь.

38. Сфера

И без того жалкий вид вымирающего среднерусского села на двадцать дворов, добрая половина которых ожи­вала только с приездом дачников, после промчавшейся бури смог бы тронуть даже сердце завзятого западника. Андрей за­глядывал в бездну, где тяжелыми фиолетовыми волнами ходило Нечто, но вид лежащих в руинах обезлюдевших улиц был, пожа­луй, еще ужасней.

— Так, значит, мы будем просить помощи у военных? — от­влёк Андрея от мрачных мыслей вопрос Метиса.

— Да, придётся, — откликнулся Папа Карло. — Но прежде мне хотелось бы посетить сельсовет, так сказать, прозондиро­вать почву. Чем нынче живет и дышит советская власть и что она предполагает предпринять в нынешней ситуации? Признаться, меня несколько удивляет бездействие её представителей вот уже в течение трех суток. — Он взглянул на часы и утвердите­льно кивнул. В Сфере не было смены дня и ночи в привычном смысле, внутри неё царил мягкий вечерний полумрак, и опре­делить время можно было только с помощью часов, которые про­должали здесь исправно служить своим хозяевам. — По крайней мере, к нам в церковь они до сих нор не заглядывали.

— Зато мародеры не обделили нас своим вниманием, — вста­вил Андрей, вспоминая вчерашний визит двух подвыпивших мужи­ков, любителей лёгкой наживы. Вопреки правилам гостеприимст­ва, мародерам после непродолжительного выяснения отношений пришлось указать на дверь.

— Теперь долго не сунутся! — удовлетворенно протянул Игорь, потирая ушибленный во вчерашней потасовке кулак.

— Не надо обольщаться, не эти, так другие, — урезонил его учитель. — Правда, с такой надёжной гвардией, как вы, ребята, нам не страшен любой враг. Заручиться бы только под­держкой военных... А может, и родная власть чем пособит. В любом случае, мы это скоро выясним. Если сельсовет не идет к народу, то народ идет к сельсовету! — Он взмахнул посохом, указывая путь.

Их путь лежал мимо скотного двора. Ещё когда они поднимались по склону некрутого холма, их ушей достиг душеразди­рающий визг свиней и хриплая матерная брань. Через минуту их взору предстало настоящее побоище: по загону, оскальзываясь в грязи и нечистотах, носились ошалевшие животные, а за ними с окровавленным топором в руке как-то нелепо прискакивал старик, обутый в стоптанные кирзовые сапоги и оде­тый, несмотря на теплую погоду, в ватные штаны, продранную, с клочьями ворчащей ваты, телогрейку и солдатскую шапку-ушанку со светлым следом от снятой кокарды. Несколько повержен­ных свиней уже валялись недвижимо в дальнем углу загона, а сейчас престарелый колхозник приканчивал очередную жертву, нанося ей удары обухом топора по голове. Череп уже треснул, и из пролома, в месиве костей и крови, виднелся мозг живот­ного, исходящий волнами боли и ужаса.

— Эй, любезнейший, позвольте вас на минуточку отвлечь! — окликнул колхозного тореадора учитель, когда тот нанёс решающий удар, и несчастное животное, погасив в горле предсмертный визг, суча ногами в агонии, затихло. — Чем это, собственно говоря, вы здесь занимаетесь? К чему такое зверство? — Он постучал посохом по верхней, прогнившей и заляпанной грязью, доске загона, ощетинившейся ржавыми гвоздями.

Дед вздрогнул, словно проснувшись, топор выскользнул из его рук и шлёпнулся в бурое месиво, он медленно повернулся в сторону говорившего, развел руками и заплетающимся языком пролепетал:

— Дык... это самое... Хозяин приказал!

— Какой Хозяин? Вы что, не понимаете, что электричества нет, холодильники не работают, и всё это мясо вы не сможете съесть всем селом и за неделю? — пытался приводить Пала Кар­ло разумные доводы, взывая к остаткам ума и совести колхоз­ного патриарха.

— Спрашиваете, кто таков Хозяин? — плюгавый дед рассме­ялся хрипловатый смехом. — Хозяин, он и есть... Хозяин. Неч­то вы Хозяина не знаете?.. А насчет мяса-то не сумлевайтесь. У Хозяина аппетит хороший!

— Что он там несёт? — пожал плечами Андрей. — Хотя постойте... Помните, те, вчерашние мужики тоже поминали какого-то Хозяина?

— Что же тут такое вообще происходит? Куда смотрят советская власть и руководство колхоза? — высказал Папа Карло вслух нелепые и несвоевременные мысли.

— Кака така советска власть? Нет никакой советской влас­ти! Есть только власть Хозяина! — Дед снова поднял топор и с угрожающим видом направился к непрошенным гостям. — Убирайтесь-ка подобру-поздорову, не мешайте дело делать! Ходют тут всякие! — прорычал он, смачно сплюнув на землю.

— Ну что же, доводы разума тут, похоже, бесполезны, — пробормотал уязвлённый учитель. — Пойдемте, ребята.

И они пошли по немощёной центральной улице села. Учитель сердито постукивал посохом по накатанной колее, вздымая облачка пыли, которые долго висели в воздухе, потому что ветра внутри Сферы не было, шел, молчал, сокрушенно покачивал головой, что-то бормоча себе под нос. Андрей разобрал только "окаянные дни", как ему показалось.

— О чем вы, Виктор Александрович?

— Понимаешь ли, Андрюша, всё происходящее напоминает мне события первых лет революции, как, впрочем, и последующую советскую историю. Недавно я прочел в "толстом" журнале дневниковые записи Ивана Бунина. Так вот в них он описывает та­кой случай. Крестьяне разорили барскую усадьбу. Помещик был большим любителем живности и помимо прочего держал в волье­рах трёх павлинов. И крестьяне со смехом и гиканьем носились по двору за бедными птичками, поймали, выдрали перья из хвос­та и оставили истекать кровью... Тоже мне эстеты, любители прекрасного!.. Да, многого мы не знали, о многом лишь догадывались, и сейчас тёмные тайны советской истории всплывают наверх... — Учитель снова замолчал, а Андрей и Игорь переглянулись у него за спиной и понимающе кивнули друг другу, богатые той мудростью юности, которая жизни совершенно не знает, а пополняется лишь чтением книг и газет, а то и просмотром телеящика, и почему-то позволяет себе судить других.

— И эти места знали нечто подобное, как я уже рассказы­вал, — начал Андрей, а потом их подхватило... понесло... Они барахтались в волнах времени, имеющих почему-то столь знако­мый им теперь зловещий фиолетовый оттенок. Ощущение было та­кое, будто они попали в воздушную яму. Или, подумал Андрей, как будто летишь на качелях вниз, и все внутри замирает. И сладко, и страшно одновременно!.. Вынырнули они почему-то ночью, в тех же местах, но совершенно в другом времени.

Тревожная ночь была освещена неверными языками горящих факелов, мечущихся по господскому саду. Шли молча, шепотом переругиваясь.

— А не боязно? — дрожал ломающийся юношеский голос.

— Чаво уж там! — отвечал ему густой баритон старшего спутника. — Они, мироеды, веками из нашего брата кровь сосали! Довольно!.. Власть нынче переменилась. Слыхал последний лозунг? Вся власть — Советам! Вот это я понимаю, вот это де­ло!

— Вегно гассуждаете, товагищ, — картавил рядом писклявый голосок обладателя кожаной тужурки и блеснувшего в пламени факелов пенсне. — Кгасного петуха им подпустить, а самих по мигу пустить, — тихонько хихикнул он в ладошку, довольный удачно сложившимся каламбуром.

— Чаво уж там! Запаливай, робяты! — откликнулся облада­тель густого баритона, разбив окно барского дома и швырнув внутрь факел.

— Как же так? — изумлялся его молодой спутник. — Ведь у него там жена, дети! Они-то в чем виноваты?

— Все барское отродье — под корень! — орал его старший спутник, размахивая очередным факелом, заботливо переданным ему кожаным.

И пошла огненная потеха! Угол барского дома быстро занялся, озарившись красным, потрескивая и роняя искры во тьме.

— Князь! Князь! Уезжайте! — кричал Андрей не своим голосом. Но, похоже, обитатели усадьбы уже заранее позаботились о путях отступления, потому что от парадного подъезда вско­ре, скрипнув рессорами, спешно отъехал груженый экипаж, уно­ся князя и домочадцев от взбеленившихся крестьян, некогда их верных подданных.

— Жги-гуляй! — визжал кожаный, распаляя разошедшихся мужиков, и в стеклышках его пенсне зловеще плясали красные отсветы. — Бгатва! — горланил он позже, — айда цегковь ггабить! Ведь они, попы-нахлебники, тоже тгудовой нагод обигали! Айда, за мной, газживёмся поповским золотишком!

— Стойте! Или креста на вас нет?! — кричал Андрей, выходя из-за кустов красной смородины наперерез беснующейся тол­пе. Вдруг в голове его снова поплыл фиолетовый туман, и он очнул­ся, слегка потеряв равновесие и покачнувшись, на центральной улице многострадального села, поддерживаемый заботливой ру­кой Метиса.

— Спокойно, Андрюха, всё уже позади. По-моему, мы прос­то побывали в прошлом... Как вы считаете, учитель?

— А ты вообще помолчи! — взвился Андрей, разгоряченный зрелищем ночного пожара. — Тебе-то что, ты, небось, мусульманин? Все вы одним миром мазаны!

— Ну, что ты, Андрюха... — со слезами на глазах начал оправдываться Игорь. — Я же тебе говорил, что недавно мама тайно от отца свозила нас с сестрой в Серпейск и окрестила. Да и в паспорте я запишусь русским... — Игорь шмыгнул носом и отвернулся.

— Спокойно, ребята, — урезонил их учитель. — Ты не прав, Андрей. Как можно? Жаль, что раньше мы не имели возможности побеседовать о религии. Ты, я подозреваю, из неофитов, но­вообращенных, а им всегда свойственны нетерпимость и фана­тизм. Я хоть и атеист, но Библию тоже почитывал. Вспомни, что там говорится: "Не судите, да не судимы будете". Да и во­обще, истинному христианину, как я понимаю, должна быть при­суща терпимость к иноверцам и инородцам... Опять же из Биб­лии: "Для Господа нет ни эллина, ни иудея..."

— Простите, Виктор Александрович, Метис, извини, — сокрушенно мотнул головой Андрей. — Я был неправ, погорячился. Просто уж больно меня бесчинства прошлых лет за душу взяли. Да еще этот, в пенсне и кожанке... Чёрт картавый... Прости­те...

— А что касается твоего вопроса, Игорь, — начал после недолгой паузы Папа Карло, — то, конечно, с точки зрения нынешнего развития науки и техники путешествия во времени невозможны. Но здесь, в Сфере, всё поставлено с ног на голову, и мне уже довелось побывать в своем личном прошлом, на поле битвы под Москвой в Великую Отечественную... Удовольствие, доложу я вам, ниже среднего... Похоже, Существо продолжает экспериментировать и забавляться, на этот раз проводя темпоральные опыты над людьми.

39. Вне Сферы. Капитан Воронин

Не успел затихнуть в ушах капитана Воронина грохот выстрела, как он услышал позади какой-то шум и звук шагов. Обернувшись, он увидел входящих в зал начальника дежурного расчета и нескольких солдат с карабинами. Старший лейтенант подошел и, представившись, сказал:

— Товарищ капитан, командир части приказал изъять у вас оружие. Прошу!

— Оружие я отдать не могу, так как пока дежурю, с дежурства не снят. Пистолет я получал у дежурного по части под роспись и обязан вернуть его после сдачи дежурства. Если этот самый командир хочет снять меня с дежурства, пусть звонит наверх, все согласовывает, и после того, как придет мне замена, и после команды вышестоящего дежурного я могу сдать дежурство. Ясно? А, впрочем, патроны можете взять.

Воронин вытащил из кобуры снаряженную обойму, затем из пистолета — вторую и, передернув затвор, из патронника — досланный туда после выстрела патрон, обернулся к старлею:

— Вот моя рабочая тетрадь. Пиши: по приказу командира части изъял у оперативного дежурного капитана Воронина 15 (в скобочках прописью — пятнадцать) боевых патронов калиб­ром 9 мм от пистолета Макарова. Написал? Внизу время — смо­три на часы. И распишись. Вот и молоток! Да не волнуйся ты, не дёргайся. Я ведь и то не дёргаюсь. Ну, пока! Не мешай мне дежурить дальше. На тебя я не в обиде, знаю, что коман­дир приказал.