Тот, кто сидит в пруду

А теперь вот под куполом Станции, как под куполом цирка, маялся назначенный наблюдателем сержант милиции Приходько, бродил по галерее, отодвигал панели, заглядывал в образую­щиеся "окна", иногда подносил к глазам бинокль, а когда безлюдие окружающего ландшафта надоедало ему, опирался о пери­ла, закуривал очередную сигарету и разглядывал изученную в деталях осточертевшую уже решетчатую чашу радара, застывше­го по причине ненужности, и посыпал головы изредка проходя­щих внизу людей табачным пеплом.

Иногда кто-нибудь окликал его вопросом:

— Ну, Леха, как там дела, наверху?

Приходько показывал сложенные кольцом большой и указательный пальцы, мол, все хоккей, стрелял вниз замусоленным окурком, который проделывал по воздуху недолгий путь, рассыпая искры, подобно метеору, и продолжал наблюдение, возвра­щаясь к внешним панелям.

Он выглянул в "окно", обращенное в сторону пруда, на десять-пятнадцать секунд задержал взгляд и уже собирался задвигать панель, чтобы перейти к следующей, но рука помимо воли задержалась на скобе, дернулась, замерла, сердце тревожно бухнуло в груди. Сержант уловил краем глаза какое-то постороннее движение, даже не движение, а намек на движение в районе пруда. Что-то там явно происходило, что-то нехоро­шее. А чего еще можно ждать от затаившегося там монстра? Приходько не верил всем этим сказочкам про Фиолетовую Тро­ицу и служил новым хозяевам не по убеждениям, а скорее ввиду сложившихся обстоятельств.

Что-то там недобро, опасно поблескивало, посверкивало, как паутина в углу темного сарая, и временами, казалось, да­же погромыхивало. Не иначе, собирается гроза, заполошно до­думал Приходько. Над каньоном поднималось подсвеченное сни­зу вспышками неровное, текучее, пульсирующее марево. Оно струилось, переливалось, тянулось вверх рваными полосами, жгутами, собираясь под куполом Сферы в светящееся облако, кулак великана. Потом все это обрушилось вниз, в каньон, ро­ждая концентрические волны горячего воздуха. Земля безмолв­но содрогнулась, металлическое покрытие галереи заходило под ногами, заставив Приходько судорожно ухватиться за перила... Потом началось самое страшное. Границы Сферы начали медленно, но ощутимо расползаться в стороны, а над каньоном закурился легкий сизый дымок, и поперла вверх, через края, какая-то фиолетовая дрянь, то ли пена, то ли слизь. Надо что-то сроч­но делать! Приходько свесился вниз и заорал во всю силу лег­ких:

— Эй! Эй, кто-нибудь!

Снизу запрокинулось бледное встревоженное лицо:

— Что? Что случилось? Что это было?

— Срочно доложить Веригину... Сфера расширяется! Пруд вышел из берегов!

Человек бросился выполнять поручение, только забухали по полу его торопливые шаги. Приходько вернулся к "окну". Положение явно ухудшалось. Из котловины каньона, переливаясь че­рез края, растекалась во все стороны густая фиолетовая масса, по виду и консистенции похожая на кисель. На сбежавший из кастрюльки зазевавшейся хозяйки кисель. Снизу раздалось:

— Леха, Леха! Ты где?

Приходько посмотрел вниз.

— Веригина нигде нет, а Николай с Ксенией в центре управления, велели не беспокоить.

— Ты что, не понял, идиот?! Сейчас здесь такое начнется! Всех, всех сейчас же наверх!.. Хотя нет, погоди. Забирайся-ка сюда... Я сам сбегаю... А то от тебя толку никакого.

Дождавшись бестолкового посыльного, Приходько ссыпался вниз по трапу и опрометью кинулся к центру управления. Подземные толчки не остались незамеченными, в коридорах Станции зарождалась паника, встревоженные люди метались взад-вперед, расспрашивая друг друга, но никто ничего толком не знал. На все расспросы Приходько только отмахивался, роняя на ходу:

— Наверх!.. Все наверх!.. На галерею!.. Сфера расширяется... Пруд вышел из берегов... Наверх, все наверх!

Где же этот Веригин? Почему всегда, когда нужно, не отыскать это долбаное начальство?! Куда теперь? К Николаю! К Царю-батюшке, пускай он рассудит.

С первыми признаками катастрофы Веригин в спешном поряд­ке покинул Станцию, бросив охранникам на контрольно-пропуск­ном пункте нечто невразумительное. Они только пожали плеча­ми, в самом деле, не могли же они ослушаться начальства.

— И еще, — добавил Дед через плечо. — Никому ни слова! Вы меня не видели. Усекли?

Те послушно закивали головами.

— Вот и славно!

И Дед трусцой припустил прочь от Станции, только раз обернувшись на бегу и недобро ухмыльнувшись. На случай чрезвычайного происшествия, такого, которое разразилось теперь, был у него готов план, так, маленький незначительный план­чик, к исполнению какового он и приступил теперь. Есть ли у вас план, мистер Фикс? О, у меня целый мешок этого плана! — вспомнил Дед наркоманско-филологический анекдот и снова ухмыльнулся. Что же, хорошую шутку он умел оценить. А вот оценят ли его шутку, так, маленькую незначительную шуточку? Ну, это вряд ли...

Дед спустился по пологому взлобью холма, на вершине которого громоздился купол Станции, выбивая из сухой ломкой травы фонтанчики пыли. Природа внутри Сферы медленно умира­ла. Ну да какое это сейчас имело значение, когда судьба ми­ра висела на волоске. И он, Дед, да-да, именно он, призван спасти этот мир! И хотя не любил Веригин высоких фраз, на этот раз зародившаяся в голове мысль пришлась ему по вкусу. Впрочем, развивать ее не пришлось. Не до того, тут только под ноги успевай глядеть, как бы не пожрало тебя таинствен­ное нечто.

А пруд бурлил, пруд кипел. Уже за сто шагов до взбесившейся, вышедшей из-под контроля материи Дед ощущал ее жаркое дыхание и кислотный запах, от которого першило в горле. По­хоже, что эта оборзевшая протоплазма пожирала все на своем пути. По крайней мере, именно так казалось Деду. На его гла­зах в волнах пульсирующей плоти плавились и оседали прибреж­ные камни, а редкие деревья, эти чахлые кривые сосенки, чер­нели, мгновенно высыхали и рассыпались летучим прахом. Жут­кое зрелище, доложу я вам! Но не хочу, не хочу угодить в пасть этой твари, не хочу послужить ей десертом в обеденном меню. А поэтому крутись, старый, уворачивайся да поторапли­вайся! Дед сипло дышал, со свистом втягивал воздух запален­ными легкими и скакал по каменистой гряде на высоком, ближнем к селу берегу пруда, перепрыгивал с камня на камень, как горный баран. А что же, хочешь жить — умей вертеться! Фио­летовая слизь подбиралась все ближе, и однажды Дед, неловко поскользнувшись на предательски вывернувшемся из-под ноги валуне, угодил каблуком в студенистую лужу. Каблук задымился и оплавился. Дед увеличил скорость и вскоре выскочил на реб­ристые плиты лесной дороги, поднимавшейся из Оврага. А отсю­да до ракетного дивизиона рукой подать!

Приходько благополучно добрался до дверей центра управления, где был остановлен неумолимыми "квадратами".

— Стой! Куда?

— С-сфера расширяется... Пруд вышел из берегов... Нужно доложить Николаю, — с трудом переводя дыхание, сквозь всхли­пы и судорожные вздохи повторял сержант милиции привычное.

"Квадраты" о чем-то пошептались, покивали головами, и потом один из них повернулся к Приходько и пробасил:

— Хорошо. Проверим. А ты пока оставайся здесь.

И неспеша потрусил по коридору, оставив своего напарника на посту. Вернулся минут через пять с непроницаемым выраже­нием лица, снова переговорил с близнецом, открыл двери и скрылся внутри.

Николай с Ксенией с утра отправились в очередное виртуальное путешествие, в знакомую школу с немецкой вывеской, выполненной готическим шрифтом. Кто знает, каким премудрым наукам обучала девочка Сынка на этот раз, физике, химии, математике, а может быть и вовсе астрономии, но, похоже, обучение дало весьма неожиданные результаты, прямо противоположные всем устремлениям Ксении. Как раз в этот момент Су­щество в одностороннем порядке прервало связь, и наши путе­шественники с трудом приходили в себя.

Виртуальные путешествия давались Царю тяжело, и все же, едва оправившись от первого потрясения, он снова поспешил на свидание с Матерью и Сыном. Казалось, время, проведенное с Ксенией, делало его мягче, человечнее, по крайней мере, всяческие экзекуции на этот период прекращались. И вот — та­кой неожиданный финал. Теперь внутренние противоречия отсту­пили на второй план перед лицом общей угрозы. Фиолетовый прибой подкатывал к Станции, и Николай распорядился собрать всех на верхней галерее, всех, до единого человечка. Были сняты часовые, и пленники вызволены из камеры. И теперь и те, и другие, два с половиной десятка, столпились на узком участке пространства под куполом Станции и сквозь снятые панели следили за приближением неумолимой стихии.

— О! Призрак отца Гамлета, — проговорил заплетающимся языком, отрываясь от стола, Коломиец и погрозил пришельцу, внезапно возникшему на пороге, нетрезвым пальцем. Причем глаза его на мгновение вылезли из орбит и стали такими же круглыми, как и "о!" на его устах. Впрочем, он быстро успокоился и пришел в себя, видимо, посчитав явление призрака плодом своего больного воображения. — Призрак! Иди сюда, да­вай выпьем!

Однако "призрак" тут же доказал ему свою материальность, схватив Коломийца за грудки и ощутимо встряхнув.

— Что за дела, капитан?! Дивизион без охраны, а ты здесь пьянствуешь! Так-то вы охраняете особо важный объект?!

— Так ты не призрак? — икнув, спросил Коломиец. — Из-звините, с кем имею честь?..

— Какая, к черту, честь?! Свою честь ты давно пропил! Что же касается моей скромной персоны, то изволь: майор Ко­митета государственной безопасности Веригин... Вопросы? — И помахал перед носом Коломийца удостоверением.

— Н-нет вопросов, товарищ майор.

— Зато у меня есть, — заявил Дед, выкладывая перед собой на стол пистолет. — Где солдаты, где все?

— А никого нет, — пьяненько захихикал Коломиец. — Один я... один, как перст... Ты пукалку-то свою убери... не нужно всего этого. Ты лучше дело говори!

— Слушай сюда, капитан, — сиплым шепотом начал Дед, впрочем, убирая пистолет в кобуру.

Уже вся поверхность расширяющейся Сферы была залита фиолетовой слизью, а каньон все продолжал извергать из своих адских недр новые порции хищной протоплазмы. Уже тяжелые маслянистые волны лизали подножие Станции, и возносился вверх горячий туман и прогорклый смрад. Люди бестолково метались по галерее, многие впали в прострацию и расширенными от ужа­са глазами взирали на приближающуюся смерть.

Баба Маша молилась, крестилась на возвышающиеся вдали церковные купола, привычным жестом прижимая к груди драгоценную икону. Папа Карло обнял своих питомцев, как будто пы­таясь, как наседка крылом, оградить их от неумолимой опасности. Абросимов с Евдокимовым по очереди прикладывались к горлышку изрядно опустошенной металлической фляжки.

Ксения отозвала в сторону растерянного Андрея и протяну­ла ему пустую склянку из-под йода:

— На, держи... пригодится... Это я в аптечке прихватила.

— Что это, Ксюша? Йод? Да разве он поможет сейчас?.. К тому же пустая... Поздно пить боржоми, когда почки отвалились.

— Потом поймешь, Андрюша... Скоро прощаться... — Она чмокнула мальчика в щеку и оставила, покрасневшего и недоумевающего, а сама подошла к Николаю и тронула его за локоть, привлекая внимание. Действовала она быстро и решительно, словно по заранее принятому и тщательно обдуманному плану.

— Слушайте, ваше величество! Слушайте внимательно, слушайте и вспоминайте... Сегодня они не вернутся домой! Сегодня они не вернутся домой! СЕГОДНЯ ОНИ НЕ ВЕРНУТСЯ ДОМОЙ!!! Вспомни, Николай: как-то раз ты возвращался из Серпейска на рейсовом автобусе со всем своим семейством — женой и двумя сыновьями. Шел дождь, дорожный асфальт блестел в свете фар. Из-за поворота показался грузовик, который мотало по всей дороге от обочины к обочине. Водитель автобуса, уходя от столкновения, резко вывернул руль, автобус занесло в кювет и опрокинуло набок. Восемь пассажиров погибло, в том числе и вся твоя семья...

Сопровождая слова девочки, дальняя часть Сферы превратилась в гигантский экран, по ней пошла рябь, а потом появился мчащийся в свете молний автобус. Николай, не отрывая глаз, уставился на движущуюся картинку. Зрачки его расширились, он побледнел, а потом тихо вскрикнул и осел на руках девочки. И залепетал, залопотал, снова превращаясь в деревенского ду­рачка:

— Дость... Мокра... Дарога ско-о-ольская... Седни они не вернуца дамой...

И по его лицу катились крупные слезы.

— ...так бы сразу и сказал. И нечего на меня пистолет наставлять... На меня, на боевого офицера, находящегося при исполнении... Думаешь, напугал? Х-ха, да ничуть.... Я, если хочешь знать, после того, как вся эта кутерьма началась, ничего не боюсь.... Так, говоришь, Сфера расширяется? Всему миру каюк?.. Ну, мы это быстренько поправим... На сколько, говоришь, таймер ставить? На пятнадцать минут? Добро, как раз успеем водки выпить!.. За упокой, так сказать, душ наших грешных... Я, знаешь ли, давно хотел нечто подобное устроить!.. Ну, скоро здесь так бабахнет, что мало не покажется, и в Кремле, и в Белом доме у всех уши позакладывает... А если уж его ядерный взрыв не возьмет, то я прямо и не знаю... Пойдем, майор, накатим по маленькой!

— Пойдем, Колюшка, я отведу тебя к твоей семье, к жене и детям! — Ксения твердо взяла безвольно повисшую руку ду­рачка, и они шагнули в фиолетовую бездну.

— Стойте! Ксюша, куда же ты?! — ошалело и запоздало взвыл Андрей, опускаясь на колени и прижимаясь пылающим лбом к прохладному металлу перил.

Волны без всплеска приняли жертву, сомкнулись над голо­вами. Ничего не менялось! Протоплазма продолжала кипеть и пениться, уровень ее на глазах прибывал.

Баба Маша плакала и молилась, и вдруг без чувств повали­лась на ребристый пол галерея. Папа Карло с ребятами метну­лись ей на помощь.

— Смотрите! Смотрите, с иконы изображение исчезло! — по­белевшими губами пролепетал Метис и безумными глазами обе­жал своих товарищей. — Да что же это делается?! Баба Маша! Ксения! Колюшка!.. Всем конец... все здесь сдохнем...

Андрей вертел в руках пустой пузырек из-под йода, до боли закусывая губы, а когда перевел взгляд на клокочущую слизь, то сначала не поверял своим глазам. Сквозь рваный туман от Станции удалялась неясная фигура женщины с младен­цем на руках, навстречу ей со стороны каньона шла другая женщина, ведя за руку семилетнего карапуза.

Приблизились. Сошлись. Пристально оглядели друг друга. А потом скрылись от посторонних глаз, окутанные радужным коконом, жгутом завивающимся и уходящим куда-то под купол Сферы.

Фиолетовая слизь с хлюпаньем стекала по ступенькам бун­кера и постепенно заливала пол, уже занялись бездымным огнем ножки стола и стульев. Пламя карабкалось по штанине серых брюк Веригина, обжигая ему ногу. Он судорожно сбил его ладонью.