Так и не восстановившийся полностью после пятилетнего отказа от тренировок, не вернув телу мышечного баланса, Тобиус задыхался, не поспевая за виртуозным фехтовальщиком, чьи руки находились в полной гармонии, а натиск был подобен камнепаду. Волшебник предпринял несколько попыток использовать телекинез, чтобы оттолкнуть, обездвижить или даже убить противника, но все они закончились ничем, будто двухголовый сбрасывал незримые щупальца чужой воли. Раз, второй, третий лезвия скимитаров прошли в дюйме от лица Тобиуса, а потом двухголовый искусно отвел выпад посохом, одновременно ударяя левым мечом, волшебник перехватил лезвие бронзовой рукой, но, промедлив всего лишь мгновение, пропустил сокрушающий удар лбом в челюсть и отлетел назад, падая на пол. Громадный урод надвинулся на него с неотвратимостью Безмолвного Фонарщика, наступил на левую руку, в которой был посох, ломая кости, и почти успел рубануть по голове, когда ему пришлось отшатнуться, дабы самому не быть разрубленным огромным двуручным клинком.
Райла Балекас перешагнула через раненого волшебника, описывая мечом вокруг своей гибкой фигуры серебристые круги. Она не давала тяжелому оружию остановиться, постоянно направляла инерцию для новых взмахов, быстрых и опасных, заставлявших двухголового отступать. У него были длинные руки, но короткие клинки, а ее меч помимо веса имел дополнительную ударную силу. Затем двухголовому стало не до продумывания стратегии боя, потому что на его спину вдруг прыгнул мертвый хобгоблин и вцепился в бычью шею всеми шестьюдесятью зубами. Лысый взревел раненым шакалотом, уронил один из скимитаров, оторвал мертвеца от своей плоти освободившейся рукой и сжал кулак — череп хобгоблина лопнул как переспелый плод хурмы. Ворона решила не упускать этого момента и пошла в атаку, но не успела она сделать и трех шагов, как была сметена телекинетическим ударом — на лбу у врага мимолетно вспыхнул магический знак, похожий на стилизованный свечной огонек, а в глазах воспылал свет волшебства. Он поднял свой меч и двинулся на женщину, полный решимости наконец убить всех неугодных и закончить этот обременительный бой, но Тобиус уже поднялся с пола. Серый магистр успел излечить свою руку и имел наготове Магматическое Копье. Мысль о том, что произойдет, если смертоносный сгусток магмы все-таки попадет в центр Сердцевины, отступила куда-то на задворки разума, а в самом центре пульсировала готовность защитить Райлу Балекас.
— Не посмеешь, — с сильным, но незнакомым акцентом произнес двухголовый, — не здесь!
— А ты проверь меня, — ответил Тобиус, чьи глаза, как в прежние времена, стали парой янтарных углей.
Мрачное лицо незнакомца застыло в серьезных раздумьях, из которых его вывел пронзительный вопль:
— Дектро, тварь! Ты должен был меня защищать!
Носитель леопардовой шкуры валялся на полу и визжал, закрывая руками лицо, а из-под его пальцев сочился зловонный дым. Рядом со столбом магической энергии замер Штербен, свободная рука которого была протянута к источнику огромной силы, а посох, лежавший в правой руке, весь был объят бело-зеленым пламенем. Трупы хобгоблинов на глазах теряли твердую форму и сливались воедино, образуя громадное и омерзительное целое. Существо, нависшее над Дектро, напоминало глиняную фигуру, слепленную из нескольких фигурок поменьше, но не разглаженную как следует. Из массы мертвой органики тут и там выглядывали узнаваемые части, искаженные лица, куски одежды и брони. То был гогол — огромный и могучий мертвец, собранный из нескольких трупов. Послушный воле создателя, он ударил, и если бы двухголовый не увернулся, он сложился бы пополам со сломанной спиной.
Тот, кого звали Дектро, проворно скользнул под рукой мертвеца, подскочил к визжащему магу, взвалил его тушу себе на плечо и что-то выкрикнул. В колодце немедля образовалось облако едкого тумана. Тобиус бросился туда, где лежала наполовину оглушенная Ворона, обнял ее и накрыл своим телом, он успел предугадать, что произойдет дальше, а именно — страшную боль, появившуюся в сломанных ребрах, когда двухголовый наступил на него. Тобиус застонал, придавливаемый к полу, но изо всех сил уперся локтями и коленями, чтобы принять основной вес на себя. Дектро наступил на него, оттолкнулся и исчез, сбегая вместе с подельником.
Через несколько часов, когда в Гильдхолле восстановилось хотя бы какое-то подобие порядка, Тобиус, вытащивший из Сердцевины некроманта и мечницу, передал их команде волшебников, искавших по всей башне раненых и убитых. Вкратце описав ситуацию, он позаботился о том, чтобы при входе в святая святых Гильдхолла появилась стража, после чего забрал своих големов, незамедлительно покинул белую твердыню и полетел над лесной дорогой в сторону Аллерхаса.
Он нагнал поезд, уже когда тот грузился на паром, и описал Хлое происшедшее. Принцесса была несколько потрясена и потребовала подробностей, но серый маг и сам не очень понимал суть тех неприятных событий, а потому лишь угрюмо молчал и глубоко затягивался табачным дымом, поглаживая большим пальцем драконью кость.
Их встретили на противоположном берегу Навьи, случайно. Огромный отряд, в который входили гвардейцы короля сплошь в черных латах и солдаты столичного охранного гарнизона, грузился на все свободные паромы, однако когда поезд выехал на берег, погрузка приостановилась.
Дверь кареты распахнул король. Он выглядел грозно и воинственно в своих доспехах, подчеркивавших стать, внушавших трепет перед великим, как говорили, воином, а его красные волосы выглядели особенно ярко на фоне черного металла.
— Миледи, я молился о том, чтобы с вами ничего не произошло, — молвил Радован, глядя ровно в лицо Хлое, которая вышла на ступеньку-подножку.
Позади короля были двое — Октавиан и еще один высокий муж в черных латах, суровый, с пронзительными глазами, гладко выбритым черепом и густыми рыжими бакенбардами. Именно он вскинул вверх сжатый бронированный кулак и громогласно провозгласил:
— Наша будущая королева цела и невредима! Возблагодарим же Господа-Кузнеца!
Гвардейцы и простые солдаты подняли одобрительный рев и стали лязгать металлом о металл, а лысый приблизился к королю.
— Сир, мы все еще идем к Гильдхоллу или же возвращаемся в Аллерхас?
Радован не слышал, все его внимание было поглощено Хлоей и ничем больше. Видя это, вмешался придворный маг.
— Возможно, чар Тобиус сможет пролить свет на этот вопрос?
— Я только что оттуда. Возникло крайне серьезное чрезвычайное положение, но к этому моменту ситуация взята под контроль.
— Выслушаю вас во дворце, чар Тобиус! Покинуть паромы, мы возвращаемся! Миледи, не доставите ли вы мне великую радость, согласившись поехать со мной на одном скакуне?
— Ваша радость, сир, есть главная цель моей жизни, — тихо и с достоинством ответила Хлоя.
Король с заметной нежностью принял ее тонкие пальцы в свою ладонь и, призвав Октавиана, бросившего на Тобиуса странный взгляд, повел принцессу к огромному коню.
— Не хватает двоих гвардейцев.
Тобиус, не заметивший приближения гвардейского офицера, вздрогнул, когда тот заглянул ему в глаза.
— Райла Балекас и Годлумтакари выжили. Ее состояние не угрожает жизни, сотрясение мозга, а вот холлофар потерял много крови. Я сделал для него все, что мог, и передал целителям Гильдхолла, у которых больше возможностей.
Носитель роскошных бакенбард едва заметно кивнул и хотел было уйти, когда серый маг его задержал.
— Простите, с кем имел удовольствие говорить?
— Капитан личной гвардии его королевского величества Радована Третьего Карапсуа граф Фредригар Желоран, маркиз фон Вельте, протектор Сазельвальда, лорд замка Великий Гриф. Честь имею.
— Так вот ты какой, капитан Желоран, — тихо сказал Тобиус, наблюдая за тем, как настоящий командир гвардии раздает приказы.
Войско вернулось в столицу королевства, и по какой-то причине оно было встречено спонтанным восторгом быстро выросшей толпы горожан. Жители Аллерхаса радостно приветствовали, в общем-то, недавно выступившую за стены гвардию и особенно короля, который ехал впереди всех, усадив спереди свою будущую жену. Однако стоило лишь прислушаться, и становилось ясно, что имени Радована почти не звучало — люди приветствовали Хлою.
Спустя три дня Тобиусу прислали приглашение посетить церемонию торжественного захоронения жертв атаки на Гильдхолл, подписанное рукой Илиаса Фортуны. Такие приглашения получили и еще некоторые обитатели замка Ардегран, но Радован попросил Хлою отказаться от поездки и остаться под защитой надежных стен, гвардейцев и придворных волшебников. Сам король вместе со свитой отбыл в Гильдхолл, и Тобиусу, по личной просьбе монарха, пришлось сопровождать его, вместо того чтобы долететь до места. Разумеется, он создал своего равноценного двойника и оставил его охранять принцессу.
Все было бы не так уж и плохо, если бы молодой, сильный и немало повоевавший на своем веку Радован поехал в карете, но король предпочел ей своего огромного скакуна. А Тобиус, всю жизнь бежавший от верховой езды как ахог от ладана, вынужден был взобраться на спину подведенной ему лошади. Король уже был в седле и приказал выступать, так что призывать магического скакуна1 оказалось некогда.
# # 1 Верхом на магических созданиях Тобиус ездил прекрасно.
Так он и трясся в седле, будто мешок с картоплей, вызывая прикрытые, но все равно заметные смешки у гвардейцев. Место риву досталось крайне престижное — ему позволили ехать рядом с королем под личным знаменем Радована в окружении его грозных и молчаливых телохранителей. Тобиус променял бы все это на поездку в самом хвосте, желательно на дне вилланской телеги, устланной сеном, ибо в области промежности у него было отбито и натерто уже абсолютно все.
— Вы сильно изменились с нашей первой встречи, чар, — заметил король, сидя на коне со сноровкой и достоинством человека, будто родившегося верхом, — у вас изменился цвет волос.
— Смею заметить, что у вас тоже, сир.
Радован рассмеялся — громко, заливисто, красиво.
Он выглядел и вел себя как правитель, которого нельзя было не любить, думал Тобиус, молодой, сильный, смелый, красивый, не по годам мудрый. Но жители Аллерхаса все равно не приветствовали его, ибо этот человек отметил себя клеймом убийцы собственной семьи. Он вынес им приговор и сам же его исполнил. Невольно взгляд волшебника опустился ниже, туда, где к седлу крепились ножны с великим двуручным мечом по имени Хардзукар. То был меч палача, но какой! Очень широкий обоюдоострый клинок без гарды, длинная рукоять с тяжелым навершием и слегка выгнутая дуга, украшенная черным золотом вместо острия. Палаческому мечу и не полагалось острие, но сам клинок имел в высшей степени странную форму и, даже если его ковали гномские мастера, наверняка был страшно тяжел.
— Этим мечом я казнил своих братьев, сестер и всех их потомков, которые могли бы в будущем угрожать моим потомкам.
Тобиус сделал вид, что не услышал этих слов, дабы не показать, как они его ошеломили. Он видел затвердевшее лицо короля, который больше не улыбался.
— Они хотели прибрать к рукам то, что отец определил мне в наследство. Они думали, что младший брат до конца жизни будет тренькать на лире и петь песенки, а если не захочет такой судьбы, то его всегда можно будет образумить, посадив под замок и приморив голодом. Они все ошибались, и расплата оказалась тяжела. Для нас всех.
— Я не исповедник, сир.
— А я не исповедуюсь, еще не хватало.
— Но почему вы говорите об этом со мной?
— Всего лишь облекаю в слова мысли, которые появились в вашей голове, когда вы посмотрели на мой меч. Не надо бояться мыслей, как не надо бояться слов. Именно с этого начинается страх перед поступками, а мужчина, боящийся поступков, не может быть мужчиной. Тем более королем. Вы ведь человек действия, не так ли, чар Тобиус?
— Об этом могут судить другие, не я.
— И другие судят о вас, чар Тобиус, не сомневайтесь, так же, как обо мне. Но вам досталась слава героя, пережившего встречу со смертью, а мне — твари, отнявшей жизни собственной семьи. То, что семья желала разорвать меня на части, не в счет, — он зло улыбнулся, — в моем случае победителя можно осудить.
— Жалеете, что не оставили им жизни?
— Король должен поступать так, как должен поступать король. Жалеть об этом — значит ненавидеть свою страну, ибо я защитил десятки тысяч жизней ценой нескольких тысяч. Выгодная сделка с судьбой как для короля, ибо меж двух зол нужно выбирать меньшее. Думаете, отец завещал престол младшему сыну, потому что любил его больше старших чад? Или потому что на старости лет он выжил из ума? Нет. Радован Второй не хотел отдавать Риден в руки шайки жадных и близоруких транжир, погрязших в собственных пороках. Защитить его наследие — мой долг, и я позабочусь о том, чтобы исполнить его сполна. А что у вас за долг, чар Тобиус?
Магистр помедлил с ответом, подбирая слова.
— Служить миледи защитой, как было обещано ее отцу.
— Нет, это последнее одолжение, которое вы оказываете Бейерону Карторену. Какой долг у вас перед самим собой? Что вы должны сделать, чтобы не потерять самого себя? Цель всей вашей жизни, чар Тобиус, в чем она состоит?
Волшебник моргнул, и в тот краткий миг темноты перед ним предстал образ существа с рогами, шипами и красной чешуей, не то человека, не то ящера, безжалостного чудовища, намеренно извратившего свой облик вслед за моралью.
— Наверное, я почувствую, что выполнил некий важный долг, когда в этом мире станет одним очень большим злом меньше.
Король хмыкнул.
— Видимо, вы, как и я, тоже боретесь с большим злом. Не буду притворяться, что понял, о чем вы говорите, но искренне надеюсь, что у вас получится.
Гильдхолл чернел траурными знаменами, вывешенными на стены, и все вымпелы на его шпилях сменили цвета гильдий на черный. Заезжать внутрь не было нужды, церемония погребения проходила в стороне от внешней стены, на той же проплешине, где стояла на высоком постаменте статуя Джассара Ансафаруса. Ей было никак не меньше трех тысяч лет, но ветер и дожди не смогли испортить памятник древнего зодчества.
На обширном свободном пространстве стояли ровными рядами мраморные гробы, которых было пугающе много. На крышках виднелись высеченные эмблемы гильдий и имена тех, кто лежал внутри.
— Не думал, что их будет так много, — сказал король.
Волшебники Гильдхолла облачились в одинаково черные одеяния без знаков гильдейской принадлежности, выражая тем самым свое единство в скорби. Тобиус невольно порадовался, что успел сменить цвет плаща с синего на траурный черный, прежде чем покинуть Ардегран. Тысячи волшебников медленно двигались меж бесконечных мраморных рядов, прощаясь с погибшими знакомыми и друзьями. Согильдейцы провожали и даже порой оплакивали бывших соратников. Выжившие произносили тихие речи над теми, с кем недавно, возможно, соперничали не на жизнь, пытаясь возвыситься в иерархии Гильдхолла. Главы самых влиятельных гильдий собрались у пьедестала статуи и негромко разговаривали, но разом умолкли и склонились в приветствии, когда король приблизился к ним.
