— У меня к вам есть пара вопросов, господа, — молвил Тобиус, отодвигая тарелку из-под каши, — о Вороне.
Вадильфар глянул на Вилезия, потом перевел взгляд на серого мага и пожал укрытыми сталью плечами, гоблин же стал постукивать когтями по столешнице чуть тише и чуть медленнее.
— Я вызубрил все, что мне дал ваш командир, все, что удалось выяснить относительно смерти Октавиана Риденского. Это было несложно, полезной информации мурз наплакал. Главной версией является причастность Райлы Балекас.
Тобиус глядел в ополовиненную кружку с молоком, не спеша продолжать и позволяя попутчикам сформировать в умах их мнение.
— На нее указывает несколько вещей, таких как близость к жертве, межличностное доверие, в силу их отношений, черный жемчуг, найденный на трупе побочной жертвы, а также то, что Райла Балекас исчезла в тот же вечер, когда убили придворного волшебника. Никто, однако, не смог вменяемо объяснить причину смерти Октавиана. В его теле нашли некоторое количество вещеста, похожего на ртуть, которое, однако, ртутью не являлось и которое не позволяло его ранам быть излеченными. Это яд, который одновременно действовал как на материальное, так и на астральное тело жертвы, одного прикосновения к нему кожей было бы достаточно, чтобы слечь на несколько недель. Если Райла отравила Октавиана этой гадостью, то зачем ей было наносить ему режущие раны? Тем паче что яд был в них, словно им обмазали оружие. С другой стороны, даже если она использовала фактор внезапности, жертва была жива еще долгое время после получения ран, и судя по следам, она сражалась. С кем? Поняв, что его предали, Октавиан мог испепелить Райлу Балекас в мгновение ока, но вместо этого он принялся громить кабинет? Или же он действительно сражался, но не с ней, а с кем-то, кто в итоге смог выжить под ударами боевых заклинаний?
Вновь пауза, несколько коротких глотков.
— Как вы, ее братья по оружию, думаете, могла ли Ворона убить Октавиана? А если могла, то чего ради?..
— Чушь кротовья! Не могла Ворона Октавиану вред причинить, готов на Укладе поклясться!
— Не могла, ни ради чего, — сказал гоблин из-под своего капюшона и ехидно добавил: — Хотя клятвы наши и заверения к делу не подошьешь, если я правильно выражаюсь.
— Они любили друг друга. Если это была не любовь, то я даже и не знаю, какой она может быть, господин Солезамо!
— А он был магом. Не боевым, это точно, но во время войны Октавиан обращал удары противника против него самого, искривлял, так сказать, пространство, а еще создавал порталы, которых не мог заметить ни один вражеский маг-тактик, обеспечивал переброску войск и заточал вражеских волшебников в пространственных ловушках. В общем, он мог постоять за себя, кто бы там ни попытался его убить.
— Но победить своего убийцу или сбежать от него Октавиан не сумел, — заметил волшебник.
— Это говорит лишь о том, что убийца был совсем необычный. Но не Райла. Отбрасывая доводы, то, что творилось между ними, и прочее в этом же роде, она бы просто не смогла, не сумела бы.
Тобиус поджал губы, и над его переносицей появились злые вертикальные морщинки. Серый магистр имел основания сомневаться в кристально-чистой любви между Октавианом Риденским и Райлой Балекас. Хотела Ворона того или нет, но их с Тобиусом тянуло друг к другу с безумной силой. Судорога прошла по худому лицу волшебника, когда перед глазами предстало ее искаженное мукой лицо, ртутные слезы и кровоточащие десны. Ворона снилась ему, и к этому не стоило относиться легкомысленно. Она была ворожеей, а он, маг, обладал повышенной чувствительностью к мировым потокам энергии, и если уж связывал себя с другими людьми узами духовной близости, то связь эта имела настоящую силу. Райла Балекас жива, и где бы она ни находилась, ей сейчас очень, очень плохо.
— Господин Солезамо, — в голосе гнома дрожала нерешительность, — с вами все в порядке?
— Вы белы как снег, — осторожно добавил гоблин, чьи длинные узловатые пальцы замерли, перестав стучать по столу.
— Выходим, надо разузнать обстановку, задержки в пути ставят под вопрос сам смысл миссии.
Закончив с трапезой и расплатившись, они покинули гостиницу и отправились вниз, к реке, шагая под заметный уклон. Дождь шел, не переставая, бурные потоки грязной воды стекали по глубоким каменным канавам вниз, к Налю, неся в себе немало мусора. Но, невзирая на погоду, в которую хороший хозяин и пса из дома не выгонит, вокруг было довольно людно и многие спешили в одну сторону, к зданию портовой управы. Волшебник с телохранителями тоже присоединились к росшей толпе. Чиновник, стоявший на лестнице управы и являвшийся, ни много ни мало, начальником фельенского порта, сообщал рыбакам, торговцам, грузчикам, путешественникам и вообще всем, кто был хоть как-то связан с работой вверенного его заботам предприятия, что из-за ненастья плаванье по реке больше не представляется возможным.
— Льет с бешеной силой! — кричал начальник. — Вы и сами видите! Река раздалась вширь, буря никак не утихает! Сверху по течению то и дело плывут вывороченные из прибрежной земли деревья, подхваченные потоком камни и прочее! Раньше на свой страх и риск в плавание вышли два шехверских корабля, у которых были весла, и обломки одного из них вода принесла обратно час назад! Если хотите плыть вниз по течению, то Господь-Кузнец да пощадит ваши души! Если же вам надо вверх по течению, то сидите и ждите, ничего поделать не могу! Никакой ветер не поможет выстоять против такой силы потока, тем более штормовой ветер!
Некоторое время начальник порта громко перебрасывался бранными замечаниями с теми из капитанов, которые оказались заперты в его владениях против воли. Чиновник жестко пресек любые попытки выбить послабление посуточного сбора за стоянку для тех, кто вынужден был пережидать ненастье в Фельене, и прежде чем скрыться за дверьми управы, изрек безрадостное напутствие:
— Советую вам всем отправиться в храм и помолиться, чтобы плотина, сдерживающая поток Ниммы, выдержала, потому что если ее прорвет, нас затопит ко всем ахогам собачьим!
— А что за Нимма? — обратился Тобиус к стоявшему рядом плечистому человеку в непромокаемом плаще, по виду грузчику.
— Один из притоков Наля, месье, — ответил тот, — выше по течению входит в него. А еще выше по течению самой Ниммы стоит плотина, защищает пастбища на Алувинских холмах. Если прорвет ее, то и пастбища затопит, и Наль поднимется так, что спаси Господь тех, кто неважно плавает.
Грузчик сплюнул, втянул голову в плечи и потрусил прочь под потоками проливного дождя. Тобиус решил спуститься к реке на причал, где стоял корабль Барвази, и соломеец встретил его в весьма расстроенных чувствах. Он сказал, что до окончания бури гукор дальше не поплывет, ибо это верная смерть.
Следующие три дня троица сидела в снятой мансарде одного из доходных домов Фельена. Гном с гоблином большую часть времени резались в карты, распивая горячий чай, а Тобиус, сидя у окна, работал над книгой заклинаний. Бывало, он разглядывал темно-серый город, раскуривая трубку, и следил за быстрым водотоком все ширящегося Наля. Буря лютовала, и оставалось радоваться, что, несмотря на нехватку дров, его чары защищали мансарду от холода и сырости, а Вадильфар сразу же, как они сняли это жилище, заделал все дыры в крыше, чтобы не текло.
По крайней мере, раз в день то один гвардеец, то другой отправлялся в порт, чтобы проверить, как дела у капитана Барвази. По возвращении они докладывали, что вода поднимается, и обитатели ближайших к реке построек уже подумывают о том, куда бы им убраться в случае чего.
— Местные встревожены, — говорил гном, вернувшись под вечер в мансарду и стаскивая с себя плащ да латы, — начались неприятности. Мало того что рыбаки не могут выйти на промысел, торговцы бояться за скоропортящийся товар, и в городе застряло изрядное количество народу, так еще и собаки начали пропадать. А местами, говорят, и не только они.
Когда Вадильфар вернулся, Вилезий смог покинуть свой пост и отправиться на кухню за ужином. По крайней мере один телохранитель находился рядом с Тобиусом круглосуточно. Поужинали в обычной непринужденной обстановке, после чего гвардейцы уселись играть и Тобиус присоединился к ним. Это был первый раз, когда он изъявил желание взять в руки карты, и приняли нового игрока с некоторой настороженностью — волшебники за игральным столом вызывали справедливую опаску.
— И все-таки, — молвил Вадильфар, разглядывая свои карты, — говядина — это не то. И баранина тоже.
— То ли дело славный кусок нежной крысятины, а? — ехидно хмыкнул Вилезий.
— Тебе-то откуда знать, о обездоленный пожиратель галлюциногенных поганок? — хмыкнул гном в ответ, выбрасывая вперед тройку мечей.
— С гномами поведешься — наслушаешься о всякой съедобной гадости.
Тобиус отстраненно подумал, что его попутчикам, должно быть, стало совсем невмоготу. Они добросовестно исполняли свои обязанности и хранили бдительность, но необходимость сидеть на одном месте просто выматывала нелюдей. Чтобы хоть как-то развлечься, они даже начали лениво переругиваться, что было явлением из ряда вон. Обычно-то гномы с гоблинами совместно занимались лишь одним делом — пытались удушить друг друга, но Вадильфар и Вилезий были исключениями.
— Я ел крысятину, — припомнил Тобиус, движением пальцев прося сдать ему еще одну пятиугольную карту.
— Да ну?
— Несколько месяцев пришлось ловить и есть снежных крыс, когда меня держали в ледяной камере на острове Ора.
— Сырыми! Ставлю золото против известняка, они не пришлись вам по вкусу, господин! Кто же ест сырых крыс, да еще и снежных?
— Да, все дело именно в этом, а не в том, что крысы — это мерзкие твари, копошащиеся в выгребных ямах и переносящие кучу смертельных болезней.
— Я говорю о племенных, тоннельных крысах, а ты про какую-то мелюзгу из сточной канавы! Ха! Да раз на то пошло, разве твое зеленое племя не ест крыс?
— Нордлинги, может, и едят, но сумеречные предпочитают существ более благородных — оленей, кабанов, зубров и диких баранов, если хочешь знать. Самым близким к крысе, что я когда-либо ел, был опоссум. Я схватил его за хвост, ударил о ближайшее дерево и вгрызся на ходу, потому что за моим отрядом гнались ищейки ордена во главе с Видельмондским Колосажателем. В общем, питались чем могли, пока не сбросили их в Долине Тысячи Рек.
— Красивое название.
— Красивое имя для ерунды, господин Солезамо. Долина, окруженная холмами, из которых бьют минеральные ключи. Река там всего одна, но ручьев действительно тысячи. Запах тухлых яиц такой, что любая псина нюх потеряет, а за долиной всего ничего до спасительной кромки леса.
Они проболтали еще несколько часов. Карточные игры всегда давались Тобиусу легко, в отличие от безумно замкнутой на долгосрочном планировании раджамауты, так что он мог бы оставить нелюдей без единого медяка, но не захотел. Скоротав время и путем проигрышей вернув попутчикам все деньги, он отправился спать.
— Вот еще что, завтра могут прийти люди, желающие встретиться с мэтром Солезамо, — напутствовал маг, — не бросайтесь на них с оружием, это, что называется, государевы люди.
Телохранители оказались удивлены такой новостью — ведь они знали, что за несколько последних суток их подопечный ни с кем не общался. А даже если и общался своими, волшебными способами, то ничем хорошим для исполнителей тайного королевского поручения сие обернуться не могло.
— Дозвольте узнать, откуда такая вероятность, господин?
— Оттуда, что собаки пропадают, — сказал Тобиус мрачно, — а в нашем положении пропадающие собаки — это даже хуже пропадающих людей. Знаете, кто любит собачатину больше любого другого мяса? Топлецы.
Но на следующий день никто не пришел, хотя забавно было наблюдать, как гном и гоблин принялись скрупулезно проверять состояние снаряжения и как они настораживались при любом подозрительном шорохе. К вечеру оба заподозрили, что маг их разыграл, и немного расслабились, но на следующее утро в напольный люк, постучалась старенькая хозяйка дома, сообщившая, что пришли стражники и спрашивают мэтра Солезамо.
— Надеюсь, вы ничего не натворили, молодые лю... юноши.
— Ничего, мадам Дюваль, не беспокойтесь, — успокоил ее Вадильфар, — ведь так, господин Солезамо?
— Попросите их подняться, — бросил волшебник, не отрывая глаз от своей книги.
— Но они просят, чтобы вы спустились, мэтр.
— Я не для того пятнадцать лет корпел над книгами и зельями, чтобы меня с третьего этажа сдергивали какие-то стражники. Я, так и быть, выслушаю их просьбу, если они поднимутся, но сам скакать по этажам не стану.
Старушка пустилась в свой осторожный и неспешный путь на первый этаж.
— Разумно ли, господин, так обращаться с... государевыми людьми?
— Неразумно было бы поступать иначе, Вадильфар. Волшебник только до тех пор пользуется уважением и вызывает почтительный страх, пока подобающе ведет себя. Перед королем я опущусь на колено, герцогу глубоко поклонюсь, барону поклонюсь неглубоко, бургомистру, мэру или губернатору уважительно кивну, чиновника помельче одарю быстрым кивком, если буду в настроении, но чтобы встретить каких-то там стражников, я даже с кровати не встану. Уважай себя, иначе не станут уважать другие. Кхем, правда, при этом нужно хоть что-то из себя представлять, иметь основания для высокого самомнения.
— А если они пошлют бедную старуху с первого этажа на третий с повторным требованием?
— Тогда я все-таки спущусь вниз и заставлю их повторить ее путь наверх, но с переломанными ногами.
К счастью для слуг закона, никто из них не стал подвергать домовладелицу новым испытаниям. В мансарду поднялись двое — плотный, офицер при шпаге, с бляхой на черном заношенном камзоле, и солдат городской стражи с коротким палашом на поясе. Офицер снял с головы треуголку и поклонился, метя пол перед собой мокрым пером.
— Мэтр Солезамо, волшебник из Ридена?
— Это я, — ответил Тобиус, следя за тем, как с плащей обоих визитеров стекала вода.
— Соблаговолите проследовать на беседу с господином мэром, пожалуйста.
Тобиус без слов встал, сунул книгу в сумку, накинул на плечи грязно-серого цвета плащ и, кивнув телохранителям, первым начал спуск. Вскоре они уже ехали в скрипучей карете по мокрым улицам Фельена, часто сквозь шум дождя слышалось покрикивание возницы и свист кнута. Маг, гвардейцы, а также служители закона хранили непоколебимое молчание, пока карета не въехала во внутренний двор городской ратуши. Встреча заняла не более получаса, а когда Тобиус вышел из рабочего кабинета мэра, в его руке находился скрученный в трубку лист бумаги.
— Обратно добираемся сами, господа. Не хотите ли наведаться в какую-нибудь харчевню?
Уже сидя за столом в трактире 'Шаль старой девы', который при ближайшем рассмотрении подозрительно смахивал на бордель, гном с гоблином глазели на представленный им документ.
— Я так больше не могу, — сдался Вилезий, — господин, Вадильфар лишь умеет изъясняться по-архаддирски, а мне и то недоступно.
