Обсидиан в зале совета вздрогнул и завибрировал от многоголосого взрыва хохота, стоило лишь прозвучать ответу.
Когда двери закрылись за его спиной и волшебник спустился на несколько ступенек, он остановился, чтобы хорошенько рассмотреть кусок застывшего магического янтаря, переданного ему в дар как награда за славную службу. Для них это было смехотворной мелочью, настольным хламом, но для него это являлось одним из самых ярких воспоминаний детства.
Лаухальганда подпрыгивал возле ноги, тихонько мяукая.
— Ты проглотил свиток, как я тебя учил?
Ушастый мячик раскрыл рот и высунул язык, на котором лежал синий свиток-хранилище. Волшебник слабо улыбнулся, позволил компаньону проглотить янтарь и накинул на голову капюшон, чтобы не привлекать лишнего внимания.
— Идем, проветримся.
Тобиус испытывал ностальгические чувства, шагая по галереям, залам и лестницам главной башни. Впервые со времени выпуска он вернулся в Академию и застал ее в процессе обычного ежедневного обучения, а не во время праздника или очередной чрезвычайной ситуации.
Ученикам преподавали знания в аудиториях, лабораториях, вольерах, мастерских. Все неофиты занимались одним и тем же — учились ощущать и контролировать гурхану, адепты постарше постигали основную теорию магии, историю, географию, письмо, счет, черчение, рисование, проходили мнемонические практики, готовили свои организмы к грядущим мутациям, занимались боевыми тренировками. В других магических школах физическое воспитание не особо уважали, считая не без оснований, что здоровье себе можно обеспечить при помощи магии, но Академия Ривена смотрела на вопрос иначе. К тому же естественное повышение выносливости тела давало ученикам больше шансов выжить во время мутации организма.
С переходом со ступени на ступень, становясь старше, юные волшебники выбирали себе те грани Искусства, которые им лучше давались, и некогда единые группы новичков разбивались, отправляясь на разные профильные занятия; с приближением выпускных экзаменов молодые волшебники находили себе профильных руководителей. Сам Тобиус, будучи серым магом и не имея жесткой профильной дисциплины, мог выпускаться либо как боевой маг, либо как целитель-зельеваритель, либо как артефактор. При том что боевая магия давалась лучше, чем целительство и артефакторика, он выбрал последнее и под чутким руководством Никадима Ювелира смог добиться проходного бала. Правда, тогда он выжал из себя все, на что был способен, и дальнейший рост ему не светил.
Покинув главную башню, серый маг двинулся по обширной парковой зоне, окружавшей основной комплекс учебных корпусов. Тут и там на лугах, в рощах, у подножий или на вершинах холмов виднелись обособленные павильоны, зверинцы, лаборатории. На одной из тренировочных площадок тридцать неофитов осваивали азы боя с древковым оружием. Академия Ривена выпускала не просто лучших магов в Вестеррайхе, она готовила особенно живучих и способных за себя постоять магов, прививая им боевые навыки вне зависимости от основной квалификации. Каждый выпускник Академии мог вступить в рукопашную схватку, мастерски используя посох, жезл и ритуальный нож, а также любые производные от этих видов оружия: алебарды, копья, булавы, шестоперы и всевозможное короткое клинковое оружие.
Ему приглянулась небольшая пустующая беседка с куполообразной крышей-витражом, под которой висел дремлющий в дневное время кристалл-светильник. Устроившись на сиденье, Тобиус набил трубку и закурил. Он и в более юные годы любил хороший табак, но, будучи инкогнито, вообще стал дымить не переставая. Кукурузные трубки прогорали быстро, и он мастерил себе новые, невольно скучая по той, первой, которая тоже была подарком. Ее ему подарил сам Никадим Ювелир, она была керамической, а на чаше имелось лицо Тобиуса, как подпись и своеобразное украшение. Несмотря на то что великий артефактор упрочнил свой дар чарами, трубка сломалась вдребезги, когда... когда Шивариус Многогранник ломал вдребезги Тобиуса, молотя его телом о стены и полы так, что обломки костей из-под кожи лезли.
Водя большим пальцем по теплой и гладкой драконовой кости, Тобиус сам не заметил, как задремал. Он давно превысил лимит выносливости даже мутировавшего организма, носясь по диморисийским лесам. Сон принял волшебника в мягкие объятья, пахшие табачным дымом и весенним цветением, то был милосердный сон, редкий гость в жизни Тобиуса, сон без боли, без кошмаров, без тьмы с алыми очами и без чудовища — наполовину дракона, наполовину человека.
Тем тяжелее было расставаться с милосердным забвением, когда Тобиуса стали осторожно тянуть к миру яви. Был уже глубокий свежий вечер, магический кристалл мягко светился, окутывая витражный купол беседки нежным разноцветным ореолом. Ломас Полумесяц держался на почтительном расстоянии, соблюдая мудрую осторожность, — если разбудить волшебника внезапно и бесцеремонно, он может и Огненным Копьем в лицо ударить.
— Чар Никадим зовет вас.
— Сколько я проспал?
— Полагаю, что несколько часов. Скорее, я и так слишком долго искал вас.
Тобиус раздраженно поморщился, но пошел по освещенным тропинкам вслед за артефактором. Полумесяц торопился, но вел не в главную башню, а в один из корпусов, где располагалось множество артефакторских мастерских и литейные цеха, производившие детали для техноголемов. К тому часу учебные помещения всех мастей были уже пусты, а ученики находились на вечерней трапезе.
Из-под дверей одной мастерской шел свет, и Ломас приглашающим жестом указал на нее, не собираясь идти дальше.
— Желаю вам удачи, чар Тобиус, и надеюсь, что все закончится хорошо.
— А что-то может закончиться плохо? — подозрительно прищурился серый маг.
Так и не получив ответа, он вошел в мастерскую и остановился, разглядывая собравшихся там великих волшебников. Никадим Ювелир, братья Эхо и Нарлога сидели за одним из столов, расчистив немного места от кузнечных инструментов, и пили отравку с нехитрой закуской.
— Ваши могущества.
Таурон Правый и Маурон Левый являлись братьями-близнецами, которых едва ли кто-то сумел бы уличить в родстве. За годы практики диаметрально противоположные направления Искусства изменили близнецов, некогда являвшихся зеркальными отражениями друг друга. Таурон, посвятивший жизнь целительским чарам, превратился в высокого и красивого мужа с волосами цвета сусального золота, от чьей фигуры беспрестанно шел мягкий внутренний свет исцеления. Маурон же, всю жизнь изучавший природу Тьмы, постигавший запретные знания и искавший способы противодействия им, стал скрюченным тощим старикашкой, неподдельно уродливым и пугающим. В отличие от брата, разум Маурона постоянно пребывал в состоянии неконтролируемого кровожадного бреда, и лишь ангельское терпение Таурона, а также его беспрестанная забота сдерживали порывы безумного знатока всевозможных запрещенных заклинаний. Оба брата Эхо состояли в совете управителей.
О Нарлоге было известно крайне мало. Этот скрюченный старый шаман приехал в Вестеррайх из Унгикании, с Черного континента. Несмотря на его принадлежность к исконно диким магам, практикующим откровенно пугающие ритуалы, Академия дала инородцу дом и окружила его почетом в обмен на секреты магических знаний далекой земли. Нарлога был худ, сед, имел тоненькие артритные конечности и объемистое брюшко, упругое как ритуальный барабан. Его дряхлую персону укрывал плащ из шкуры леопарда, многочисленные бусы и связки сушеной органики; затылок прикрывала большая ритуальная маска, которую он сдвигал на лицо лишь во время практики, а в качестве вспомогательного артефакта повелитель духов пользовался клюкой.
Именно унгиканец прежде всех отреагировал на появление Тобиуса. Он опрокинул стопку не закусывая, смачно рыгнул и поманил серого мага пальцем.
— Подойди к чару Нарлоге, Тобиус, — сказал Никадим Ювелир, — и покажи ему свою руку. Пожалуйста, без лишних вопросов.
Тобиус нехотя приблизился к столу и показал шаману искалеченную конечность. Тот бесцеремонно схватил руку, и мир вокруг волшебника изменился, померк, его разорвал гулкий ропот барабанов и многоголосый напев теней, кружившихся вокруг в дерганом танце безумия. Воспалившийся разум тут же осознал, что нужно немедленно убить Нарлогу, и даже то, что мысли стали звучать в голове на ужасном, безобразном, совершенно чужом языке, не смутили волшебника. К счастью, старый шаман отпустил его, и Тобиус, покачнувшись, отшагнул назад. Он покинул мир теней.
— Как славно! Нарлога вспомнил о доме! О родне! — сказал шаман с неправильными чужеродными интонациями, которые серый маг, несомненно, только что слышал у себя в голове.
— Ты знаешь, что это? — спросил Ювелир.
— Укус тени, да! Ты правильно сделал, что позвал Нарлогу!
Унгиканец принялся наливать себе отравки, а Никадим подошел к Тобиусу.
— Как ты себя чувствуешь?
— Не знаю... когда он прикоснулся к руке, кажется, что-то чужое стало думать вместо меня в моей же собственной голове.
— Да! Это злой лоа, поселившийся в твоей руке, пытался подчинить тебя! Да! Будь ты послабее — бросился бы на Нарлогу мгновенно! И погиб бы, хе-хе. Злой лоа знает, кого следует бояться! — самодовольно промолвил Нарлога. — Расскажи-ка, что с тобой случилось?
И Тобиусу ничего не оставалось, кроме как рассказать архимагам и старому шаману о ночном налете на шхуну 'Фредерика' и об унгиканском колдуне, который сопровождал пиратов.
— Победил Амади? — расхохотался Нарлога. — А ты могуч, желтоглазый! Лучше бы ты его добил! Багкхуты любят использовать укус тени: если колдовской яд убьет жертву, то ее тень прибавится к тени багкхута, и тот станет сильнее, но даже если багкхут будет побежден, а укус тени не убьет его врага, то багкхут сможет найти обидчика потом и отомстить!
— Разве не лучше держаться подальше от того, кто один раз едва тебя не убил?
— Может, и лучше, — пожал плечами Нарлога, — но багкхут не может, Шзоадди не позволят ему оставить поражение неотмщенным.
— Шзоадди?
— Те-Кто-Живет-Под-Землей, — кивнул Нарлога. — Они дают огромную силу за жертвы, но требуют всегда слишком много. Амади пришел к ним в поисках силы и теперь должен подчиняться их прихотям.
— Нарлога, — задумчиво подал голос Таурон Правый, — я не помню, чтобы чар Тобиус называл своего оппонента по имени.
— Но его действительно звали Амади, — быстро добавил Тобиус. — Вы его знаете?
— Еще бы Нарлоге не знать сына, сына, сына, сына, сына своего сына! Ха-ха-ха! — развеселился шаман. — Нарлога сам принимал его из матери и сам давал ему имя! Мальчик родился мертвым, но Нарлога заставил его жить, ха! Нарек Амади — Мертворожденный! Нарлога даже немного учил его искусству тхотона, но Амади пошел на поклон к Шзоадди и стал багкхутом. Всегда слишком торопился, всегда хотел слишком много силы да побыстрее! Хорошо, что ты проучил его! Жаль, что не убил.
— Нарлога, можешь ли ты выгнать эту тварь из тела Тобиуса? — спросил Никадим.
— Не сможет, — прокряхтел Маурон Левый, дотоле сидевший на лавке, подтянув к подбородку костлявые коленки. Обычно он витал где-то в собственной ужасной реальности, но когда дело касалось сферы его профессиональных знаний, старик не ошибался. — Раньше бы смог, но темный дух сплавился воедино с астральным телом желтоглазого юнца, и с телом материальным тоже, когда тот коснулся расплавленного артефакта. Очень редкий способ объединить две сущности, но теперь сплавленного воедино не разлучить...
— Да заткнись ты, — беззлобно оборвал его шаман, — жаль, но теперь — нет, Нарлога не сможет вытянуть лоа из руки. Нарлога лишь может сделать так, чтобы лоа не причинял больше боли, никогда. Это ведь он там болит, его суть изменилась, слилась воедино с твоей сутью и сутью твоего жезла. Теперь он не знает, кто он, и это заставляет его сходить с ума. Вечно. Если хочешь, Нарлога усыпит его, и он будет спать...
— Я очень этого хочу, — прохрипел Тобиус, заглядывая в бесконечно темные, как у гоблина, глаза унгиканца, — очень!
Ритуал занял всего несколько минут, и по взмаху морщинистой руки шамана тупая пульсирующая боль, с которой Тобиус жил пять лет, утихла. Ее просто не стало. Серый маг до скрипа сжал зубы, чтобы не издать позорного всхлипа облегчения, а Нарлога снял тяжелую деревянную маску, чтобы вернуться к отравке и надкусанному ломтю хлеба с салом, ибо для него происшедшее являлось смехотворным пустяком.
— Если хочешь избавиться от лоа окончательно, найди Амади и убей его, — посоветовал шаман, чавкая, — тогда лоа из его тени тоже умрет.
— Я безмерно вам благодарен, ваше могущество...
— Ночь только началась. — Никадим Ювелир поднялся, взял со стола свой молот и подошел к горну.
То был горн гномской работы, который наверняка некогда украшал собой мастерские кхазунгорских умельцев. Гномы, создававшие этот горн, сработали его из цельной гранитной глыбы, придав ей форму и вытесав узоры, превратившие простой кусок камня в произведение искусства — стилизованную статую хелльматверма1. Нажав на педаль, выполненную в виде кончика драконьего хвоста, великий артефактор заставил пасть-жерло горна распахнуться, изрыгнув пламя. Рядом стояла наковальня. На плечи Тобиуса легли тяжелые и теплые руки Таурона Правого.
# # 1 Вид бескрылых драконов, обитающий в подземельях, чьи представители прогрызают себе путь через любые породы, откладывают яйца внутри вулканов, а вместо огня изрыгают струи магмы.
— Я сделаю все, чтобы облегчить ваши мучения, чар Тобиус, — сказал великий целитель, — но предупреждаю — все равно будет очень больно.
— Я привык к боли, ваше могущество. — Серый маг скинул верхнюю одежду и шагнул к дышащему огнем горну.
Последовавшие часы показали, что Тобиус ошибался, — такой боли он не ведал даже в худшие дни, когда приходилось вгрызаться в здоровую руку чтобы чуточку отвлечься от боли в покалеченной. Удары молота, рев горна, шипение емкости с ледяной водой и бесконечный речитатив артефакторских заклинаний стихли только к утру. Лишенный всяких сил Тобиус рухнул на скамью и перестал двигаться, хотя продолжал слышать слова прощания от уходивших архимагов. В мастерской остались только он и Никадим Ювелир. Бывший наставник, тоже изможденный сложнейшей многочасовой работой, помог ему сесть, накинул на плечи одеяло и облокотил спиной о стену.
— Ты обзавелся восхитительной трубкой, Тобиус.
— Подарок, — нашел в себе силы ответить тот.
— Затянись, это обезболивающий курительный сбор.
Тобиус прикусил загубник, почувствовал пряно-сладкий вкус красной смолы, медленно затянулся. Никадим сел рядом и тоже прикурил. Его трубка выглядела и была обычной, короткой и маленькой, безо всяких украшений и вплетенных заклинаний. Порой великому мастеру артефакторики надо было напоминать себе, что в мире есть и простые предметы, не нуждающиеся в магическом улучшении, чтобы быть совершенными.
— Твои дела плохи, Тобиус.
— Правда, ваше могущество? А я-то думал, что мои дела только-только пошли на поправку.
— Управители собираются взяться за тебя всерьез, потому что ты был последним, кто видел Шивариуса и эту треклятую книгу, о которой они не могут перестать думать. Уже готовят экспедицию на Ору, большую и хорошо снабженную экспедицию, которой будет приказано либо достичь цели, не считаясь с потерями, либо вмерзнуть в орийские льды насмерть. Сехельфорсус Чтец сообщил им, что не может прочитать твои мысли. Они сначала даже не поверили своим ушам, но в итоге это их еще больше заинтересовало. Сами управители могут скрывать свои мысли, но магистру от Чтеца не укрыться. Ты что-то знаешь об этом?
