— Вам не приходило в голову, что это осознанное решение?
— Без предпосылок? Без явных причин? Я бы подумал об этом, ведь у волшебников бывают, так сказать, 'странности', но не в том случае, когда тебя обложили со всех сторон и надо искать поддержки у друзей. Он всегда был в высшей степени разумен и рационален, так что не стал бы пренебрегать мною. Теперь же, когда я стал верховным, еще важнее связаться с ним. Штербен — мое доверенное лицо, но сейчас он не способен исполнить поручение, а потому я прошу вас передать послание моему другу. Вас он примет хотя бы из интереса — ведь вы весьма прославленная личность. Опять же не поймите неправильно, но я боюсь, что его окружают не те люди, что он невольный узник и его связь с миром фильтруется. Если я прав, то барьер должен быть пробит. Это важно.
Тобиусу слушал вполуха, больше размышляя о том, откуда Фортуне стало известно о его намерении отправиться в Архаддир? Многие ли знали об этом? А кто из знавших мог стать источником для верховного мага?
— Разумеется, если вы окажете мне эту услугу, я не останусь в долгу, и вы всегда сможете рассчитывать на поддержку Гильд...
— Ловлю на слове. Я действительно намерен отправиться в Архаддир через некоторое время, и я попытаюсь вам помочь. Кому вы хотите передать послание, декану какого-нибудь факультета? Или профессору какой-нибудь кафедры?
— Ректору, Осмольду Дегероку.
Паршивый щучий сын, подумал Тобиус, выдыхая стайку дымных мотыльков, ты следишь за мной давно и внимательно.
— Давайте ваше послание.
— Решили, оно у меня при себе?
По лицу Тобиуса расползлась не предвещающая ничего доброго препоганая ухмылка.
— Я знаю, что оно у вас при себе, господин Фортуна, потому что я знаю таких волшебников, как вы.
— Каких же?
— Волшебников в лучших традициях.
— Неужели я вас чем-то обидел?
— Ничуть, скорее оправдали ожидания. Я стану вашим послом, но сделаю все так, как мне будет сподручнее.
Или так, как получится, додумал Тобиус про себя. В его протянутой руке появился запечатанный свиток, намотанный на основу — нефритовую палочку. Воспользовавшись Истинным Зрением, маг отметил солидный набор защитных чар, которые открыто сулили мучительную смерть чужаку, сломавшему печати. Пальцы левой руки сжались, татуировка на ладони неярко вспыхнула, и свиток исчез.
— Спасибо за оказанное доверие, — сказал серый магистр, поднимаясь с менгира и отряхивая плащ сзади. — Кстати о доверии, как там ваш помощник? Когда я вытаскивал его из Сердцевины, он неважно выглядел, мне даже показалось, что он перегорел.
— Штербен выжил и сейчас окружен лучшими целителями Гильдхолла. Я и сам только-только встал на ноги, а за всеми делами совершенно не было возможности наведаться к нему.
— А вот я бы не отказался. Хочу показать ему один любопытный артефакт.
Фортуна пожал плечами и обошелся парой слов для провеса портала. С такой легкостью на памяти Тобиуса этого еще никто не делал.
— Чар Тобиус, подумайте на досуге о том, что, помогая мне, вы участвуете в написании истории. Возможно, именно ваша помощь окажется критически важным фактором, который сформирует будущее этого мира.
Серый маг спрятал трубку в сумку, зажал одну ноздрю и совершенно беспардонно высморкался через другую.
— Слишком большие величины для того, кто и собственную историю не способен писать. Всего наилучшего, господин Фортуна.
Тобиус перешел из леса прямо в одну из четырех вершинных башен, и его появление насторожило нескольких волшебников со знаками 'Любимцев Фортуны' на одеждах.
— Сегодня все носят черное, почему вы в повседневном? — нагло спросил он, чем смутил местных.
— Так мы... не...
— Я ищу Штербена, господин Фортуна позволил мне его навестить.
Отчего-то решив не подвергать его слова сомнению, члены гильдии указали путь, и вскоре Тобиус встретился с очень толстым длинноносым волшебником, чей гладко выбритый череп покрывала запутанная вязь охряных завитушек. От него пахло лекарственными травами, а теплая успокаивающая аура выдавала целителя, причем весьма сильного.
— Проведать? — переспросил толстяк. — Пожалуйста, но что толку, если он до сих пор не пришел в себя.
— До сих пор?
— Да. Беда с этими некромантами, многие целебные чары действуют на них противоположным образом, приходится осторожничать и работать в треть силы.
— Знакомая проблема.
— Не знаю даже, как его вернуть, — не слушал Тобиуса целитель, прямо во время речи погрузившийся в собственные размышления.
Решив оставить его наедине с самим собой, серый маг вошел в процедурный покой, где обнаружил Штербена, лежавшего в каменной ванне, наполненной изумрудно-зеленой жидкостью. Сильно пахло смесью различных трав бальзамирующегося свойства. Магистр пододвинул к ванне табурет, уселся, прикрыл глаза и раскинул вокруг бесчувственного сеть своих диагностических чар.
Когда Тобиус вытаскивал его и Ворону из Сердцевины, Штербен уже потерял сознание от перенапряжения. Он очень глупо поступил, проведя второе поднятие без ритуалов, хотя, возможно, этим и спас всех. Серый маг с содроганием и стыдом вспоминал, какая безрассудная решимость владела им тогда, как он готов был рискнуть жизнями тысяч ради жизни... кого? Девки, чью голую задницу хлестал дубовым веником в бане? Если кто-то узнает об этом, то он, Тобиус, совершит самоубийство из чувства стыда, ибо истинные маги не могут поддаваться столь низменным страстям, это позор.
Серый волшебник вздрогнул и открыл глаза, стал опасливо озираться. В помещении, где кроме него и бесчувственного некроманта никого не было, на Тобиуса кто-то посмотрел, и взгляд этот приласкал кожу призрачным, почти неосязаемым касанием. Травяной запах уступил набирающему силу трупному зловонью. Магистр без промедления вскочил и занял оборонительную стойку — столь резкая смена обстановки могла свидетельствовать о присутствии рядом некой сущности, которую даже глаз мага не мог распознать, но, усилив приток крови к глазным яблокам, Тобиус все-таки увидел.
Нечто во всех смыслах тощее, почти несуществующее находилось над Штербеном и соединялось с ним в области шеи, будто смыкая на горле некроманта руки. Это бестелесное 'костлявое' существо наблюдало за серым магом фосфорными огоньками, то и дело грозя полностью растаять, если он хоть на миг отведет взгляд. А потом оно вдруг оставило Штербена и, став порывом сквозняка, рвануло сквозь Тобиуса. Его тело наполнилось свинцовой тяжестью и могильным холодом, трупный смрад ворвался в ноздри и разлился вкусом гнили на языке. Это продлилось недолго, и то, что едва ли было тенью тени, полностью растворилось где-то в слоях мироздания, а Тобиус, изначально хотевший показать некроманту арбалет лермазу, шатаясь, сдерживая рвотные позывы, убрался прочь. Все пошло не так.
Маг висел в темном безмолвии, и казалось, что длится это вечность, что пора уже начать сходить с ума, но Тобиус не спешил. Он знал, что это может продолжаться сколь угодно долго, если у его мучителя останется хотя бы самая малая надежда на успех. Шепчущий и не нуждался в чем-то большем, нежели маленькая трещина в ментальной броне, чтобы через нее начать разъедать разум и сильнее подтачивать волю. Разложение начинается с малого, нужно лишь найти уязвимое место.
— Я уже начал скучать по тебе, Тобиус. С тех пор как твоя рука перестала болеть, ты почти не видишь кошмаров, и это не облегчает моей участи.
Волшебник молчал. Он решил присовокупить к свой слепоте еще и немоту, сопротивляться и внушать Шепчущему мысль о его собственном бессилии. Мучаясь кошмарами и болями на протяжении прошлых лет, Тобиус справлялся с настырными увещеваниями, угрозами и посулами, которые вонзались в его мозг раскаленными гвоздями, а значит, теперь тем более мог держать защиту, не растрачивая сил на борьбу с болью.
— Я следил за тем, как ты едва не погиб недавно. Тебя спасла женщина с острой железкой в руке. Да, великий маг, спасенный простой смертной, позор, ничего не скажешь! Если бы я был с тобой, ты бы смог решить ту проблему одним усилием воли, но нет, ты продолжаешь упорствовать!
Тобиус молчал.
— Прячешься от тех, кого мог бы одолеть, ищешь знания, до которых подать рукой. Ты стал ничтожен, и довела тебя до этого глупость. Когда же ты одумаешься, когда примешь мой дар?
В безграничном мраке зажглись и быстро приблизились красные огни глаз, но волшебник не проронил ни слова. Шепчущий же покружил вокруг него, как акула вокруг раненого тюленя.
— Думаешь, что ты силен? Думаешь, что уже неуязвим, что я не смогу тебя задеть, волшебник? Ты ведь не знаешь, что я вижу... все твои сны.
Тобиус молчал, но что-то в нем предательски встрепенулось.
— Волшебник, привыкший подчинять свой разум и тело железной воле, вдруг променял кошмары на влажные сны. Как ты мог предпочесть ее мне? — За обиженным тоном последовал лающий хохот, сиплый и неестественный, будто смеяться пытался хищный зверь, никогда прежде не делавший этого. — У тебя дурной вкус, она не похожа на тех женщин, перед которыми мужчины падают на колени и благодарят высшие силы за то, что они мужчины. Скорее перед ней падают на колени, чтобы вымаливать жизнь. Ты не так силен, волшебник, у тебя появилась маленькая слабость...
— И что же ты можешь ей сделать, забытый страх древнего мира, незримый и неслышимый ни для кого, кроме кучки волшебников?
Шепчущий не ответил, лишь вновь тихо засмеялся, ибо добился своего. Алые очи погасли.
Волшебник очнулся в своих покоях под присмотром нескольких целителей и под охраной нескольких гвардейцев, из которых по имени он знал лишь одного — Улькио Кайдериваля, также прозывавшегося Кардамоном. К нему волшебник и обратился с вопросами, как только смог говорить.
Хомансдальф поведал, что его обнаружили Вадильфар из Криксенгорма и Вилезий Вильтгрин. Их отправили на поиски, когда маг не присоединился к отъезжающему в Аллерхас королю, и гвардейцы преуспели. Волшебник был найден в состоянии столь плачевном, что его даже посчитали мертвым сначала, но с этим, к счастью, ошиблись.
Тобиус, к слову, и чувствовал себя мертвым. Ну, или, по крайней мере, настолько паршиво, что смерть сошла бы за лучшее. Помимо общей слабости, головной боли, тошноты и вкуса тухлятины на языке, имело место расстройство зрения. Глазные яблоки болели, будто под веки сыпанули горячих углей, и каждое движение эту боль обостряло. Людей вокруг серый магистр видел нечетко, лишь сосредоточившись, получалось это исправить, но и боль становилась острее. Лекари, следившие за обоими его телами, материальным и астральным, толком не пытались ничего объяснять, а на просьбы передать показания диагностических чар качали головами, попросту беся Тобиуса. Он пригрозил им кровавой рвотой, от которой они не смогут избавиться, после чего получил желаемое. Ставить диагноз себе самому — дело неблагодарное, зато никому не нужно объяснять некоторые особенности астрального тела, такие как отсутствие Путеводной Нити, к примеру.
Тяжелых аномалий не оказалось, только нарушение энергооборота за счет слишком сильной нагрузки на зрительные нервы. Иными словами, Тобиус перенапряг свои глаза, пытаясь увидеть незримое, что ударило по них, расстроило гармонично работавшую систему энергопроводящих потоков и внесло сумбур в устройство астрального тела, что, в свою очередь, ударило по телу материальному. По крайней мере, все выглядело именно так, хотя и не объясняло ряда вещей. К примеру, того, как соприкосновение с некой сущностью, висевшей над Штербеном, могло повлиять на серого мага? Никакие возможные последствия не отражались на плавающих в воздухе фата-морганах, демонстрировавших диаграммы показателей; только сильное энергетическое давление в области глаз.
Тобиус прописал себе покой — это все, что он мог сделать. Никакие лекарства не помогли бы восстановить баланс сил в астральном теле, только покой и медитация. Конечно, в этом могла пригодиться помощь целителей, которые бы осторожно посодействовали, но в Тобиусе заговорила подозрительность, и он не захотел подпускать к себе незнакомых волшебников.
Вскоре своего незадачливого опекуна навестила принцесса Хлоя, которой надо было убедиться, что он жив, и если не здоров, то хотя бы цел. Успокоив ее, волшебник вернулся в медитативное состояние, в котором, манипулируя энергиями, возвращал свою сущность к порядку. Шли часы, а он лежал с завязанными глазами, пытаясь разобраться с путаницей в астральном теле.
Перед внутренним взором вспыхнуло нечто, в чем Тобиус не сразу узнал контур сигнария Талбота Гневливого. То был первый опыт дальней ментальной связи для него, так что волшебник стал неуверенно тянуться к сигнарию мыслью, пока не услышал в своей голове знакомый голос.
— Значит, ты все-таки выжил в этой гильдхоллской заварушке.
— Вы не спешили в этом убедиться, ваше могущество.
— У меня не было оснований волноваться, Тобиус, я верил, что уж кто-кто, а ты-то сможешь защитить свою жизнь, — своеобразно похвалил Гневливый. — Что может убить того, кто вырвался из когтей Шивариуса?
— Я бы не хотел этого узнать, — пробормотал серый маг.
— Так что произошло? До нас доходили обрывочные слухи — нападение на Гильдхолл, многочисленные жертвы, покушение на принцессу. Клянусь, если бы последнее подтвердилось, король бы двинул на Риден войска.
— Жизни миледи ничто не угрожало... по крайней мере, ничего уготованного специально для нее. Это был саботаж, подстроенный, как считает Илиас Фортуна, Шивариусом в отместку за нежелание сотрудничать. У врага возрос аппетит, единичных случаев ренегатства ему теперь мало, хочет подчинить себе целую магическую школу.
Тобиус подробно рассказал своему в прошлом наставнику о том, что творилось в Гильдхолле в день финальной битвы за Кубок Гильдий.
— Да, тучи сгущаются над нами. Бьюсь об заклад, что Фортуна прав, те двое служат предателю.
— Вы знакомы, ваше могущество?
— Нет, но я знаю, кто они. Громадного урода нельзя ни с кем спутать, это Двухголовый Дектро, а тот, кто работал с сердечным контуром, наверняка Ибехей Поработитель. Поздравляю, Тобиус, ты встретился с двумя крайне опасными ублюдками и вышел победителем.
В прежние времена Тобиус не преминул бы напомнить, что был не один, что ему повезло. Нынешний Тобиус промолчал, хотя и возгордиться себе не позволил.
— Кто они?
— Преступники, Тобиус, одни из тех, кого Шивариус освободил.
Серый магистр мысленно вернулся в прошлое, в подземелья Академии Ривена, в тюрьму, по которой успел пройтись ураганом архимаг-ренегат, и к множеству пустых клеток, в которых должны были сидеть самые опасные магические преступники Вестеррайха.
— Как я слышал, эти двое явились в Вестеррайх с юго-восточных морей, они пираты, отправленные на поиски экзотических рабов. Не знаю, чем думал тот, кто их посылал, но явно не головой. В Вестеррайхе их довольно быстро выследили и поймали, хотя дались они немалой кровью.
— Почему не подвергли Полному Усмирению1?
# # 1 Древний ритуал, полностью лишающий волшебника доступа к его Дару. В силу сложности и утраты некоторых элементов, восемь из десяти подвергаемых Полному Усмирению, как правило, лишаются признаков самодостаточной личности, превращаясь в существ без желаний и потребностей.
