— Он тщеславен, — понимающе кивнул король.
За спинкой королевского рабочего кресла на стене висело несколько красивейших резных полок, уставленных книгами и некоторым количеством небольших, но жутко дорогих безделушек, сувениров и подарков, преподнесенных Маэкарну в различные годы правления. А еще прямо над креслом, но не очень высоко, висела картина в золоченой раме, на которой изображалась королевская семья более чем двадцатилетней давности. Внизу небольшой участок рамы заметно истерся, будто по тому месту часто и с любовью поглаживала чья-то рука. На самой картине в паре кресел восседали король с супругой, а вокруг них и у их ног играли дети. Маэкарн Зельцбург и двадцать лет назад не мог похвастаться приятным обликом: чуть менее толстый, чуть менее седой, чуть менее лысый, чуть менее обвислый и рыхлый. Он нес печать уродства от самого рождения, но, несмотря на это, рядом с королем восседала ее величество Сельмара, женщина, которую и ныне со спины могли принять за девушку, и это после четырех-то родов.
В юности она была столь ослепительна, а ее род столь богат и древен, что Сельмару могли сосватать, почитай, в любой правящий дом Вестеррайха, но по какой-то причине она решила оказаться рядом с некрасивым, хронически больным и совершенно непримечательным архаддирским дофином, которому, казалось, суждено было провести жизнь в тени своего славного харизматичного и обожаемого народом отца Луи Десятого Веселого. Отца, который умер в пьяном угаре от разрыва сердца, 'скача верхом' не то на какой-то бимбетке1, не то на смазливом молодом розанчике, оставив сыну в наследство огромные долги и обнищавшую страну, задыхавшуюся от засилья аристократических группировок. Маэкарн свою державу спас, отвоевал ее кровью и золотом, стал самым богатым и успешным политиком Вестеррайха, а Сельмара была рядом с ним, неизменно великолепная и блистательная. Даже спустя десятилетия они продолжали делить одну постель в общей опочивальне, что для людей, имевших понятие о нравах властителей земных, говорило многое. Официальная же фаворитка короля — неотъемлемая дань традициям — была верной подругой королевы и посещала ее царственного супруга лишь для того, чтобы обеспечить ему перерыв в тяжелой работе, немного выпить и сыграть несколько партий в торжок.
# # 1 Легкодоступная девушка, которая не зарабатывает на жизнь ремеслом куртизанки, но принимает небольшие подарки и любит веселую компанию. Термин — производное от имени Бимбетта, принадлежащего одной из кукол классического архаддирского уличного кукольного театра.
— Как ты думаешь, дружище, — прервал затянувшееся молчание король, дотоле задумчиво следивший за ходом гномских напольных часов, — многие ли волшебники пойдут за Шивариусом?
— Многие. Думаю, вы знаете, что он создает армию из собратьев по Дару. При этом некоторые маги пропадают бесследно. Управители Академии Ривена ведут поиски и порой находят их трупы, но не всех, не всех. Мы можем лишь гадать, с какой скоростью ширятся ряды его сторонников, однако они, несомненно, ширятся. В конце концов он наверняка предлагает им мир, в котором никто не сможет диктовать волшебникам свою волю. Он внушает им, что подчинение унизительно, ибо мы, способные на столь многое, обязаны повиноваться тем, кто не способен вообще.
— Хм-м-м... Как думаешь, кто скорее пойдет к нему, молодая поросль или те из вас, кто уже заслужил имя?
Тобиус слегка приподнял брови и накрыл свою рюмку ладонью.
— Что вам нужно, экселлент?
— М-м?
— Чего вы хотите от меня?
— Узнать твое независимое мнение, — слегка дернулся король, — меня окружают заинтересованные люди, ищущие своей выгоды, я не знаю, кому верить, а у тебя есть репутация, и ты уже наделен любовью целых двоих монархов...
— Каждый из которых в свое время нашел для меня работенку. С Бейероном Картореном все понятно — он мой король, и я служил ему. Радован Карапсуа нуждался в надежном посланце, и я согласился. Вы — третий король, с которым я имею честь быть знакомым, и мне кажется, что у вас тоже найдется дело для меня. Чего вы хотите, экселлент?
Возможно, серый магистр позволил себе вопиющее нарушение этикета, но ведь Маэкарн с самого начала просто разорвал протокол в клочки и развязал ему руки.
— Мне нужна помощь, — сказал он тяжелым голосом, — с моим верховным магом.
— Наслышан о вашей странной размолвке с Осмольдом Дегероком.
— Более чем странной. Сегодня он мой друг и доверенный советник, а завтра запирается в своем университете и игнорирует моих посланцев. — Маэкарн подался вперед и заговорил шепотом, а в глазах его замерцали лихорадочные отсветы истинной тревоги. — Мне страшно, дружище, вот что!
— И чем же вам поможет такой посредственный маг, как я, экселлент?
— Кхем, я не знаю.
— А, ну это все упрощает. Экселлент, я всего лишь магистр Академии. Да, это значит, что я стою выше любого рядового волшебника, особенно того, кого обучали не у нас, но любой архимаг в прямом столкновении раздавит меня как червя, если я не смогу вовремя удрать.
— Упаси Молотодержец, неужели ты думаешь, что я предлагаю тебе выступить против Осмольда?!
— Пока что вы мне ничего не предложили, но я прагматик по натуре и не желаю оставлять вам ложных надежд.
— Тобиус, дружище, все, что я осмелюсь попросить у тебя, — это время. Во имя сохранения мира и поддержания стабильности, так сказать. Видишь ли, я поручил молодому Мерату расследование. Пока что оно идет ни так ни сяк, но он талантлив, как и его отец. Рано или поздно что-то вскроется, и тогда, возможно, я обращусь к тебе за помощью.
— Экселлент, почему вы думаете, что я могу вам помочь?
Король нахмурился, помолчал немного, но в итоге лишь пожал плечами:
— Репутация и опыт. Твоя репутация и мой опыт. Ты — маг Академии, а значит, мастер своего дела. Ты был на войне, в Ривене многие считают тебя героем, причем не только волшебники, но и простые люди. Ты выжил в стычке с Шивариусом, а для этого нужно кое-что собою представлять, если сведения об его исключительной силе не лгут. В конце концов, ходит молва о желтоглазом волшебнике, который помогает всем, кому нужна помощь.
— Что, прямо так и ходит?
— Ну... у меня хорошая сеть осведомителей... в большинстве стран Вестеррайха. А волшебника, который просто так помогает всем, нетрудно приметить. Сам понимаешь, ваш брат никогда не страдал излишним альтруизмом, а желтые глаза — редкая примета. Я прошу тебя о помощи, Тобиус, и надеюсь, что ты не откажешь. В конце концов, я даже не уверен, что ты действительно сможешь помочь, но страшусь не найти тебя в случае настоящей нужды.
— Я простой волшебник...
— Как скажешь. Да только простые волшебники сидят себе в лавках и приторговывают снадобьями либо, если более способны, служат при мелкопоместном дворянстве, сытно едят, вдоволь спят, потихоньку творят магию... а не мечут молнии на поле брани, сражаются с чудовищами, демонами, заводят знакомства с высшей знатью, ходят в доверенных лицах у королей. Может, ты и хочешь быть простым волшебником, но существует некий фактор, некая неизвестная в уравнении величина, которая наделяет тебя неведомыми, хаотическими возможностями, неподвластными ничьему пониманию, даже твоему собственному. Это может помочь. Согласишься погостить в моей столице еще немного? Я знаю, что от нее дурно пахнет, но там живет множество людей, которые, возможно, уже в опасности. А уж я-то в долгу не останусь.
Маэкарну Зельцбургу никогда и ничто не доставалось легко, даже сама жизнь почти ускользнула от него, когда дофин родился с обмотанной вокруг горла пуповиной. Но он выжил и прошел тяжелый путь, который был бы непреодолим для такого, как он, кабы не острейший ум, красноречие, сила духа, способность убеждать.
Бронзовая ладонь осторожно пожала живую: Золотой Король не требовал клятв или подписей — ему хватало рукопожатия.
Когда волшебник вышел в приемную, Дези де Рахальезы и след простыл, но напряженный капитан гвардии никуда не делся. Тобиус последовал за ним по сверкающим коридорам дворца, а затем и по парковому лабиринту.
Фонтаны Лерьезаля поражали красотой скульптурных композиций и рисунка переплетавшихся водных струй, изрыгаемых золотыми мантикорами, драконами и василисками. В сердце лабиринта из благоухающих дивными цветами кустов расположилась большая овальная поляна, если так можно было назвать пространство под плотным навесом, уставленное удобными кушетками и украшенное статуями. На поляне оказалось немало народу, в основном нарядные придворные, между которыми скользили ловкие лакеи с вином и легкими, но изысканными закусками. Все шумно что-то обсуждали, поминутно вскрикивая и охая под звук лязгающего металла, и мало кто обратил внимание на появление герцога де Рабонта. Тем не менее, он двинулся вперед, легко преодолевая цветастую толпу, а волшебнику оставалось лишь натянуть поглубже капюшон и держаться рядом.
В центре поляны имелась круглая площадка, выложенная камнем, эдакая небольшая арена, круглый зрачок в овальном оке, внутри которого происходил бой. На крайнем западе Вестеррайха такое зрелище было редкостью и встречалось лишь в репертуаре уличных театров — двое мужчин, практически лишенных брони, стремительно скрещивали тонкие клинки шпаг, плетя быструю сверкающую вязь выпадов, парирований, контрударов и обманных приемов. Одним из поединщиков оказался Дези Мигель Пио Энрике Палома Марсиаль де Рахальеза, который двигался стремительнее и гибче молодого кота. Его оппонент, очень высокий и очень жилистый мужчина с собранными в хвост огненно-рыжими волосами, уступал армадокийцу в скорости, но великолепно пользовался длиной своих рук и ног, контролировал каждое свое движение.
Для уроженца ортодоксального западного Вестеррайха, где даже грозное пороховое оружие не смогло до конца вытравить из дворян привязанность к тяжелым доспехам и настоящим мечам, такая быстрая пляска казалась легкомысленной забавой. Однако Тобиус, как опытный целитель, знал, что человеческому телу для смерти не обязательно было быть разрубленным пополам — хватило бы и одного точного глубокого укола, а потому в пляске он видел смертельный потенциал.
Приглядевшись, волшебник обратил внимание еще на нескольких людей, отмеченных особо яркой рыжиной. То были молодые женщины и девушки, восседавшие на кушетках в окружении разряженных в пух и прах кавалеров. Они болели за долговязого, громко подбадривая его и выкрикивая имя Церцерион. Также за поединком следил еще один огненно-рыжий мужчина, низкорослый, коренастый, кривоногий, но необычайно широкий в плечах и с мускулистыми руками, толстыми как бычьи шеи. Он опирался на мраморную тумбу, то и дело запуская пальцы в жесткую бороду либо отпивая вино из кубка. На поясе коренастого висел устрашающий штакхорн1.
# # 1 'Крепкий рог' в переводе с созеанского. Тяжелый боевой топор, некогда являвшийся одним из любимейших оружий ландскнехтов. Имеет особую форму лезвия, верхняя часть которого удлинена в виде искривленного клина и пригодна для нанесения сильных колющих ударов.
Поединок оборвался неожиданно, его участники вдруг разошлись и, исполнив очень сложные пируэты шпагами, вложили их в ножны, после чего сблизились и учтиво пожали друг другу руки. Все сопровождалось бурными овациями. Дези несколько раз поклонился, после чего накинул плащ и поспешил к капитану гвардии. Бледное лицо блестело от пота, но на губах армадокийца играла довольная улыбка.
— Видимо, нам пора, мэтр?
— Вы отлично дрались.
— О, я не дрался! Это было представление! Дофин любит шпагу, и она отвечает ему взаимностью. Он не упускает возможности попрактиковаться с мастерами, к числу коих я имею наглость относить и себя.
Дофин, подумалось Тобиусу, да, безусловно, именно так оно и было. Церцерион Зельцбург, первенец Маэкарна, будущий король. А тот коренастый детина с топором — несомненно, его брат Брудас, родившийся тремя минутами позже. Внешне двойняшек объединяла лишь пара черт: огненно-рыжие волосы матери — прямые у дофина и курчавые у его брата — и отцовские глаза, блекло-синие, цепкие и чрезвычайно проницательные. При дворе ходила присказка, гласившая, что королева родила королю двоих наследников: хитрого змея и свирепого вепря, однако взглянувшему в глаза принцам становилось ясно, что родила она двоих хитрых змеев.
Сельмара вообще имела весьма крепкое для столь изящно сложенной женщины здоровье, и три из четырех ее беременностей принесли двойню. Сначала родились двойняшки Церцерион и Брудас, затем сестры-близняшки Триза и Квантина, после родилась единственная одинокая принцесса Фирцеза, и последними появились на свет сестры-двойняшки Зекстинда и Септона. Все они следили за поединком брата в тот день и увлеченно поддерживали дофина.
— И куда мне вас везти? — поинтересовался провожатый, когда под зорким взглядом герцога ди Рабонта они ступили на брусчатку парадного двора.
— Простите?
— У меня сложные инструкции, мэтр. Монсеньор сказал, что в зависимости от ответа, который вы дали королю, я должен отвезти вас в разные места. Если вы согласились — не знаю, на что, — мне поручено сопроводить вас обратно в особняк, а если отказались, на что монсеньор также выразил свою надежду, то я должен оставить вас в какой-нибудь приличной гостинице и попрощаться.
— Ясно, — протянул серый магистр, невесело улыбаясь. — Везите меня в особняк.
Когда Паскаль Мерат узрел Тобиуса в своих владениях вновь, благородный лик его изменился так, словно дворянин проглотил ложку настоя горечь-корня.
— Вы все-таки не вняли моей просьбе.
— Просьба экселлента звучала весче. Почему вы пытаетесь идти против воли сюзерена?
— Я никогда не пытался против нее идти, мэтр, следите за словами! Я лишь предвидел множество хлопот при отсутствии явной пользы. Поскольку вы согласились, теперь вы приписаны к моей службе. Не надо так удивляться, это воля короля. Она также значит, что я за вас в ответе, а это обременительно, учитывая, что за люди питают к вам интерес... Ах, ступайте уже к себе... агент. Завтра мы посмотрим, на что вы годитесь и к чему вас можно приставить.
Так, неожиданно для себя, Тобиус оказался зачислен в ряды агентов Тайного кабинета.
На следующий же день Вадильфар из Криксенгорма и Вилезий Вильтгрин, достаточно восстановившиеся после полученных ран, покинули особняк. В их присутствии больше не было нужды, гвардейцы исполнили поручение короля и теперь могли возвращаться в Риден, чему Мерат пообещал всячески поспособствовать.
Расставание вышло скомканным и немного неловким. Кем они были для Тобиуса? Кем он стал для них, изначально будучи лишь заданием? Сам серый магистр затруднился бы ответить, что он чувствовал, ибо эти двое не являлись его друзьями или кем-то дорогим для него, но он точно знал, что рад их выздоровлению.
— Хорошо, что путешествие в моей компании не окончилось для вас печально, — обронил он, протягивая Вилезию конверт.
— Мы тоже рады, господин Солезамо, — по привычке поименовал его гоблин. — Что это?
— Поскольку использовать вас как курьеров для доставки ответа королю Радовану архаддирцы не намерены, я решил составить письмо, которое свидетельствует о вашей беспримерной доблести и о том, что вы не раз рисковали собой во имя моей безопасности. Не то чтобы в этом кто-то мог усомниться, но, знаете, предосторожность не помешает.
