— Которое случилось?
— Да! Одним прекрасным утром он оказался вновь цел и невредим. Это было подлинное чудо!
Магистр задумчиво пожевал нижнюю губу. Никто лучше волшебников не знал, насколько редко случаются чудеса, уж слишком хорошо они изучали этот вопрос на пути постижения Искусства, и Тобиус ясно понимал, что просто так ждать чуда — дело бесполезное.
— Чудеса творятся святыми подвижниками и пророками. В ваших местах такой случаем не проходил?
— Не слышал ничего по...
— Выздоровел сын — стала одержима дочь. Это не совпадение, это обмен. Если бы она просто захворала после его исцеления, я бы подумал на обычное колдовство, но одержимость... это намного хуже, это след Пекла. Ее нужно немедленно переместить в храм и провести обряд изгнания.
— Переместить? Изгнания? Но как, если она сходит с ума...
— Ее душу терзает тварь из Пекла. Если процесс не прервать, то ко времени появления савлита, он будет необратим, и ее просто умертвят... если смогут. В конце концов, нам неизвестно, что за тварь мучает ее и на что эта тварь способна...
По дому разлетелся особенно громкий душераздирающий вопль. Летье сорвался с места, опрокинув стул, но волшебник оказался быстрее и первым выметнулся из кухни. В комнате одержимой отец Эмиль, будто постаревший лет на десять, дрожащим голосом дочитывал молитву. С последними словами он облокотился о стену и тяжело задышал.
— Она... она пыталась... отгрызть себе кисть! Пришлось отвадить святым словом.
— Решено! Зовите своих людей, мы перенесем ее в часовню и проведем ритуал.
— Что? Экзорцизм? Кто будет...
— Вы, отче, — отрубил маг.
— Но я не умею!
— Я напишу вам нужные формулы, а вы вложите в них свою веру! Есть в вас вера? Советую найти, и поскорее! Ребенок еле держится!
— Но я не имею права, я непосвященный...
— Придется рискнуть.
С великой осторожностью Сабина была избавлена от веревок и тут же попыталась напасть, но Тобиус, проявляя немалую ловкость и силу, удержал ее. Он заметил черные кровоподтеки на теле девицы, сорванные ногти и кровоточащие ссадины — сущность, засевшая внутри, не щадила своей жертвы. Опытным анатомам доподлинно известно, что человеческое тело в обыденной жизни не использует все свои возможности, дабы не быть поврежденным, и лишь впрыснутый в кровь адреналин снимает эти ограничения. Одержимая демоном от них давно избавилась и теперь обладала силой, опасной для нее самой. Она брыкалась и извивалась, прилагая такие усилия, что казалось, еще немного — и обезумевшие мышцы переломают кости, к которым крепились. Маг приказал домашним людям Летье держать девицу, а сам достал из сумки маленький свинцовый коробок. Появившаяся на свет цепочка с нательным костерком была самой обычной — серый металл, блеклый и непритязательный. Священник попытался сказать, что это не лучшее решение, но Тобиус действовал быстро.
Как только цепочка оказалась на шее Сабины, одержимая замерла и обмякла со стоном.
— Пресвятые угодники! Мы пытались надеть на нее новый костерок, но она рвала цепочки и шнурки как паутину!
— Эту не порвет. Прежним хозяином реликвии был армейский капеллан, который погиб мученической смертью, сражаясь с отродьями Пекла. При жизни он не блистал благочестием, но, встретившись с демонами, нашел в себе Господа-Кузнеца. Возможно, если бы не я, он бы выжил тогда.
— А что вы сделали, сын мой?
— Случайно отвлек его в неподходящий момент. Спеленайте ее и... и...
— Погрузите в телегу, — твердо продолжил Летье, который заразился решительностью от чужака, — отвезем в церковь! Быстро, остолопы!
Зной и не думал смягчаться, солнце преодолело середину небосвода, а жара не спадала. Еще во дворе возникла заминка — лошадь, которую пытались впрячь в телегу, стала сопротивляться, испуганно прядая ушами и роняя пену с бархатистых губ. Один из дворовых чуть не получил копытом в грудь, но маг исподтишка наложил на животное чары Приручения, и оно покорилось.
Чем ближе они подбирались к храму, тем заметнее становилось волнение, охватывавшее Сабину. Она все еще была парализована, но даже при этом ее конечности подергивались, а черные пальцы скрючивались как птичьи когти, из приоткрытой пасти доносились сдавленные стоны. Когда одержимую внесли в пустой зал, она, захлебываясь слюной, зарычала и обмочилась кровью. Отец Эмиль позвал служку и приказал ему принести из кладовых свечи и церковные благовония, сам же клирик получил лист, на котором ровным почерком были записаны формулы изгнания.
— Не мешкайте, она может вскоре начать давиться языком, — сказал волшебник.
Отец Эмиль спешно ушел в жилые помещения храма, а Тобиус, следуя своей собственной мысли, стянул с левой руки кожаную перчатку, скрутил ее и аккуратно, чтобы не сломать клыков, расцепил челюсти Сабины бронзовой рукой. Скрученная перчатка была засунута внутрь после того, как язык принял правильное положение.
Велев посторонним покинуть зал и закрыть двери, волшебник остался один на один с богом, не считая дрожащей на полу под алтарем Сабины. Все-таки был у искусной резной статуи один существенный изъян — Молотодержец смотрел в потолок. Этим художник, наверное, хотел показать близость мессии с его небесным отцом в момент истины перед лицом неминуемой мучительной смерти. С другой же стороны, пастве могло не хватать взора своего спасителя. Подумав об этом, Тобиус напомнил себе, что Молотодержец прежде всего был человеком и, восходя на костер, наверняка испытывая страх, как и любой другой, под которым вот-вот займется безжалостное пламя. Ему не обещали вознесения, и ангелы не спустились с Небес, дабы спасти сына Господа-Кузнеца. Он взошел на костер и сгорел, давясь дымом и запахом собственной паленой плоти. И верно, при таких обстоятельствах не захочешь смотреть вниз.
— Я... готов? — Отец Эмиль вернулся в церемониальном облачении, в котором обычно читал вознесенные проповеди.
— Больше уверенности, отче, если не вы, то кто?
— У меня складывается мнение, что вы. И двух часов не прошло с тех пор, как вы вошли в мой храм, и вот... Как так получилось, что я теперь действую по вашей указке, хотя не знаю, кто вы на самом деле?
— Просто я знаю как надо, — излишне уверенно и неискренне ответил тот. — Начинайте.
Не прошло и четверти часа, как внутри церкви раздался оглушительный взрыв, и волшебник вывалился наружу, шатаясь под весом священника. У Тобиуса были слегка безумные глаза, и он очень громко говорил, что ничего не слышит, а потому не надо задавать ему вопросов. Летье вбежал в храм и перелез через кучи поваленных скамей к алтарю, где лежала его дочь, неподвижная, но все еще живая.
— Это был полный крах, — говорил Тобиус, не прекращая морщиться от поселившегося в ушах противного писка, — и я не знаю, что пошло не так. Кажется... все получалось, на нашей стороне были стены, реликвия и священник, который верил в свою связь с Господом-Кузнецом, и... можно было просто-напросто видеть, как скверна покидает ее тело, но когда все почти случилось, — маг громко хлопнул в ладони, — как будто в самой голове бочка с порохом взорвалась. Он еще не пришел в себя?
После того, как удалось навести в церкви некое подобие порядка, мага и священника отвели в дом одного из дворовых помощников Летье, который жил неподалеку. Бессознательного отца Эмиля уложили на кровать и обеспечили компрессом на лоб, Тобиус же, потихоньку глотая вино, пересказывал случившееся.
— Я уверен, что у нас почти получилось, вашей дочери возвращался человеческий вид, и клянусь, она звала мать. Но в самом конце что-то... не знаю. Мне нужно подумать, извините.
Отказавшись от помощи, Тобиус самостоятельно вышел на свежий воздух во двор. Прохаживаясь вдоль забора в тени деревянного каркаса, увитого виноградной лозой, он взывал к Талботу Гневливому через сигнарий. Архимаг ответил не сразу, но довольно скоро.
— У тебя все в порядке, Тобиус? — спросил голос в голове.
— У меня — да, но не у всех все так же прекрасно под ярким солнцем.
— Неприятности?
— Столкнулся со случаем одержимости демоном, попытался помочь местному священнику провести ритуал экзорцизма, провалился.
— Тобиус, ты намерен вступать в каждую кучу навоза, которая встречается тебе на пути, или же будешь выбирать только самые большие и зловонные? — очень спокойно осведомился Талбот Гневливый. — Ни один волшебник в здравом уме не станет связываться с чем-то подобным, не являясь подготовленным демонологом, и я в том числе. Где ты? Хотя я и так вижу, что в Архаддире.
— Не стоит вам сюда являться, это лишнее, — ответил Тобиус, стоически перенося то, что его отчитали как ребенка.
— И не собирался. Подожди, я постараюсь найти того, кто смыслит в этом поболе нашего.
Серый магистр терпеливо ждал, разминая бронзовые пальцы. Изредка протез, способный чувствовать почти как живая плоть, давал странное ощущение, будто пальцы затекли, и тогда невыносимо хотелось похрустеть костяшками, что было невозможно. Выставив указательный палец и мизинец, маг заставил возникнуть между их кончиками крошечный электрический разряд. От этого занятия его отвлек голос в голове, громкий и не очень приятный, знакомый, но принадлежащий не Талботу.
— Меня слышно?
— Ваше могущество?
— Здравствуй, отступник, — без намека на такт или вежливость начал Кагерант Копыто, один из лучших демонологов Академии, — ты дурень.
— Я... не склонен отрицать это.
— Вот и правильно. Значит, ты решил пойти на демона с голыми руками? Ты? На демона? Если моя память еще хоть на что-то годится, ты был одним из самых бездарных учеников по части демонологии в прошлом? Что-то изменилось?
— Боюсь, что нет... у меня было несколько стычек с отродьями Пекла, но, по большому счету, побеждал я удачей, а не навыками.
— Ясно. Стало быть, святое слово не помогло?
Тобиус описал происшедшее в самых мелких деталях.
— Осмотри тело девицы, на нем должна быть метка демона, положившего на нее глаз. Это его 'подпись' на их договоре. Если поймем, с кем имеем дело, сможем выстроить линию контрмер.
К церкви Тобиус мчался на пределе сил, едва не летел над землей. Тоном, не терпящим сомнений или промедлений, он приказал двоим сторожившим Сабину выйти и стал искать. К счастью, исследовать места, не предназначенные для взоров иного мужчины, нежели законный муж, не пришлось, как и сбривать с головы волосы — метку Тобиус обнаружил на левой ноге одержимой, между мизинцем и безымянным пальцем. Ему пришлось покинуть святую землю, чтобы вновь связаться с Талботом и Кагерантом. Зрительный образ метки отправился через три страны и предстал перед архимагами.
— Что происходит? — спросил волшебник.
— Подожди, Кагерант оторвался от ментальной связи, шатается по моему кабинету и злословит. Такого я не слышал даже в самых злачных портовых кабаках Шатрада. Где перо и бумага в час нужды?!
— Все так плохо? — спросил Тобиус, когда демонолог вернулся.
— Твоя девочка стала объектом вожделения демона из Великих Падших, отступник!
— То есть... Ага, ну конечно, с моей-то удачей разве могло быть по-другому? Великих Падших?
— Да, дери его ахоги до скончания времен, ты понял верно! Виртуваэль, ныне рекомый Агларемноном. Прежде был одним из Гласов, теперь — один из князей Пекла! Все плохо, очень плохо!
— Что мне делать?
— Что делать? Вот ведь семь несчастий в наперстке1! Беги оттуда, да побыстрее! Мне понадобится время, чтобы собрать отряд, подобрать нужные атрибуты и выступить, один против такой твари не пойду, годы не те!
# # 1 Расхожее выражение, означающее череду невезений, случившихся с короткими промежутками, либо невезучего человека.
— Сколько времени?
— Несколько часов на созыв, объяснения и сборы, нужно экипироваться...
— Я понял.
Некоторое время архимаги молчали, но потом заговорили одновременно, и в речах их оказалось мало ласки, лишь брань и призывы не быть круглым идиотом. Связь оборвалась, и Тобиус закрылся от попыток Талбота ее возобновить.
Он направился в храм, не представляя, что ему делать дальше, как вдруг жестокий и навязчивый страх начал брать за горло. Серый магистр вновь оказался в опасной близости от столкновения с силой, во много крат превосходящей его собственную. Прошлое такое столкновение закончилось его смертью, а повторять тот опыт Тобиус не желал. Стало трудно дышать, и в голове разлился томительный жар, как при лихорадке.
Стремясь спрятаться от немилосердного солнца, маг нашел тень в одном из узеньких проулков и привалился к стене, чтобы перевести дух. Что он мог противопоставить демону? Немногое. Прошлые стычки имели место быть с тварями низшего порядка, которые так и назывались — низшие воплощения. Но теперь, из-за какой-то злой шутки судьбы, он оказался поблизости от сущности, невыразимо более опасной. Великие Падшие, что он знал о них? Мало чего — адепты Академии, не проходящие углубленного изучения демонологии, не имели доступа к самым подробным и ценным трактатам и довольствовались упрощенными атласами.
Тобиус оказался на очередном перепутье, и в прошлой жизни он бы почувствовал, куда ему следует идти, почувствовал бы натяжение Путеводной Нити, которая помогала волшебникам выбирать направление. Теперь же он остался один на один с выбором, как полновластный хозяин своей судьбы, как... обычный человек.
Несколько глубоких вздохов помогли справиться с приступом паники. Маг наградил себя россыпью самых нелестных эпитетов, вызванных разочарованием, — от кого угодно, но только не от себя он мог потерпеть проявление безволия. Взяв себя в руки, Тобиус принял решение и стал действовать быстро, чтобы не допустить новых сомнений. Сильно в этом помог запах монастырских роз.
Охапкой, пуком, кучей, но никак не букетом могло назваться то уродливое переплетение шипастых побегов с темными, благоухающими приторной сладостью бутонами, которое он уложил рядом с Сабиной в подножье алтаря. Аромат монастырских роз сразу же стал вытеснять отголоски ладана, дотоле властвовавшие в молитвенной зале, и растекаться во все стороны невидимыми липкими волнами. Летье и отец Эмиль, следили за Тобиусом молча, будто принимая все за ритуал прощания с той, которую не удалось спасти.
— В жарких странах Правого Крыла это растение зовется 'птанаф смин а ннаби', или как-то так. В дословном переводе это значит 'дыхание пророка'. Его розовое масло добавляется почти во все восточные благовонья, пахучие, приторно-сладкие, с легкой горечью и очень стойкие. Но изначально восточные народы ценили дыхание пророка за то, что его запах отпугивал злые силы, охранял спящих от похитителей душ. Пламеносцы, отправившиеся на восток с Первым Пламенным походом вернулись, неся ростки этой розы. Монахи, узнав об особенностях растения, укоренили его в монастырских садах, стремясь защититься от нечистой силы, а оттуда она попала в руки простолюдинов, которые растили из нее живые изгороди, не подозревая о силе этого растения. Возможно, все это ничего не значит, возможно, я ошибаюсь, но ваш двор, месье Летье, был единственным, где монастырская роза увяла. Возможно, она мешала кому-то...
