Теперь Гаралик находился под защитой и опекой Тайного кабинета, и за ним ухаживали опытные целители. Информация же, которую он предоставил, легла в основу плана по уничтожению вредоносного предмета, принятого к разработке с дозволения короля. И в центре этого плана внезапно для себя оказался Тобиус.
Сначала предполагалось, что миссию возложат на мастера скрытности Тискрета Балевана, но тот уже некоторое время находился на другой миссии за пределами королевства, и вернуть его обратно не представлялось возможным, а когда двойник Тобиуса узнал некоторые нюансы, он сам вызвался поучаствовать и, несмотря на сравнительную неопытность, был принят. Руководствовался он тем, что по ходу миссии выпадала исключительная возможность попасть в хранилище коллекции и самому добраться до заветной Шкатулки Откровений.
Лью Гаралик подробно описал принципы работы чар, защищавших Мистакор от чужого проникновения. Помимо стандартных заклятий, препятствовавших свободной телепортации или нанесению внезапного магического удара, университет оберегали старые, можно сказать, древние чары, основанные на распознавании аур. Чары эти обману не поддавались, 'смотрели' сквозь ложные ауры, игнорировали артефакты, их создающие, выявляли невидимок и тех, кто пытался вообще скрыть свою ауру. Важнейшим атрибутом этой системы также являлась зимбула, магический жетон, несший в себе помимо многого прочего слепок ауры носителя, который молниеносно сравнивался с оригиналом во время проникновения волшебника внутрь зданий университетского комплекса. Когда это всплыло, двойник просто не смог не упомянуть, что он, Тобиус Моль, способен изменять свою ауру безо всяких посторонних средств, что в теории давало возможность воссоздать чужую ауру и выдать ее за свою. Тобиус уже делал так, когда пытался проникнуть на Ору, хотя впоследствии оказалось, что старания были тщетны и все могло обойтись гораздо проще. Новая информация придала плану Мерата второе дыхание.
Его сняли с городской работы и лишили старого убежища. Отныне Тобиус служил на более закрытой и лучше защищенной квартире, где под присмотром инструкторов раз за разом штудировал устройство защитных чар Мистакора, а также медитировал.
Тайный кабинет схватил в столице мага, являвшегося выпускником университета и внешне немного походившего на Тобиуса, который был выбран в качестве 'донора' ауры. По некой иронии судьбы тот оказался воспитанником кафедры Дыма и Искр, сиречь актером-иллюзионистом. Будучи помещенным в стационарную Клетку Мага, он часами сидел напротив Тобиуса, пока тот, медитируя, старался придать своей ауре чуждые ей очертания. Сначала Тьерри пытался требовать, возмущался, грозил, упрямился, но ему быстро объяснили, что сотрудничеством он обеспечит себе не только жизнь, но и щедрое вознаграждение.
Стремление подогнать свою ауру под чью-то чужую было сродни попыткам взращенной на сдобных булочках дочки пекаря влезть в платье цирковой гимнастки. Сначала ему пришлось избавиться от излишков магической силы, создав множество полноценных двойников, ибо силой Тьери уступал серому магистру в разы. Пятеро суток, проведенные в медитативном созерцании и жесткой перекройке собственной ауры, дали плоды, ему удалось измениться.
— И как ощущения? — спросил Паскаль Мерат, попивавший свежесваренный кофе напротив давно немытого окна конспиративного жилища.
— Чувствую себя другим человеком, — признался Тобиус, — как будто родную морду на барабан натянули и заставляют улыбаться.
— Как красочно! Мы можем начинать?
— Мы должны начинать. Поддерживать искореженную ауру вечно я не смогу, она постепенно придет в норму. Или быстро придет, если приложить усилия.
— Тогда час настал, мэтр Тобиус. Похоже, экселлент, как всегда, был прав, посчитав, что вы принесете нам огромную пользу, а я ошибался, считая вас...
— Извинитесь перед ним позже.
— Пошлю личное письмо, — согласился главный шпион, — ваша одежда и зимбула ждут. Желаете повторить план?
— Прибываю в Мистакор, проникаю в главную башню, поднимаюсь на этажи, отведенные под ректорат и личные покои ректора. Систему ловушек я изучил полностью, так что, если их не переустановили, пройду быстро. Если же обновление имело место быть...
— Мы запомним вас как героя. Когда и если маска будет разрушена, мы надеемся, разум ректора Дегерока прояснится и вас не станут испепелять за содеянное. Хм? Что за взгляд?
— Я, конечно, не настоящий шпион, но и мне кажется, что все задумано слишком топорно.
— Отчего же? Все вполне ладно.
— А я сам вызвался добровольцем, так что нечего жаловаться, да, понимаю, но...
— К тому же не стоит множить вероятности, — добавил Мерат. — Мы располагаем секретной информацией о внутреннем устройстве, о системе защиты, о людях, которых стоит знать и которых следует остерегаться. К тому же у вас есть неповторимые умения, которые вместе со всем прочим составляют рецепт успеха. Позавтракайте и отправляйтесь. На кону будущее Архаддира.
— Спасибо, что совсем не давите.
Тобиус обошелся чашкой кофе и куском свежей архаддирской булки с толстым слоем масла, после чего облачился в одеяние, приличествовавшее магу Дыма и Искр: длиннополый камзол пепельно-серого цвета, украшенный оранжевыми и красными повязками на рукавах и штанинах. Артефакт ему достался скромный — тонкий медный жезл, похожий на факел, со вставленным в чашу мутным аловитом. Именно в таком виде серый магистр сел на омнибус, приводимый в движение гномским тягачом, и добрался до Мистакора.
Второй въезд в долину оказался не столь впечатляющим и ярким, да и волшебнику не было дела ни до чего вокруг. Голова полнилась мыслями, деталями безукоризненно зазубренного плана, схемой внутреннего устройства главной башни и наиболее охраняемых ее частей. Оказавшись внутри стен волшебного городка, он отправился прямиком в центр, к сияющему фиолетовому шпилю. Когда Тобиус вышел из-под тени бесконечных навесов, он наконец оказался на территории кампуса — высота и красота зданий, а также простор, окружавший их, аккуратные клумбы и выложенные фиолетовым кирпичом дорожки явственно на это намекали. Стены, делившей внутреннее пространство Мистакора на части, не построили, но она существовала, и все, кто не имел на груди блестящей зимбулы, точно знали, где им ходить можно, а где нет.
Громада вечного кварца возносилась в небеса и сверкала на солнце, разбрасывая множество бликов, которые не ослепляли напрочь лишь потому, что самые яркие из них падали на парившие в воздухе круглые зеркала и, отраженные, уносились в небо. Когда-то таких зеркал было намного больше, и они, ежедневно паря по одним и тем же орбитам, могли защищать весь город, но время беспощадно ко всему, и к нынешнему моменту сохранились лишь ближайшие отражатели.
Кампус жил своей жизнью, полный молодых волшебников и волшебниц, постоянно спешивших на лекции, семинары и практические занятия. Все это выглядело весьма хаотичным, что устраивало Тобиуса более чем, он стремился в потоке людей, никому неинтересный и никем не узнанный, с чужой зимбулой и поддельной аурой слабенького пироманта.
В подножье башни имелось шесть симметрично расположенных по кругу порталов, хрустальные двери которых охранялись аметистовыми стражами — непохожими друг на друга статуями чудищ, выточенными из минерала характерного цвета. Как сообщил Гаралик, они были напрямую связаны с главными защитными чарами башни, и лучше бы тайному агенту Тобиусу было пройти мимо них, не разбудив ни одного.
Как только ступил под свод портала, он сразу почувствовал, что некий пристальный взгляд впивается в него, в его астральное тело, в отнятую у другого зимбулу. Появилось ощущение... вопрошания. Нечто взывало к глубинам его разума, желая узнать, не замыслил ли он злого против Мистакора, его воспитанников и преподавателей? Тобиус как мог четко проговорил про себя, что нет, ничего злого не замыслил. В конце концов все, что он намеревался сделать, было искренне направлено во благо Мистакора, его воспитанников и преподавателей. Затем, поскольку ничего из ряда вон не произошло, волшебник продолжил путь вместе со студентами, непрерывно двигавшимися сквозь хрустальные двери, но когда он почти прошел, земля дрогнула, послышались взволнованные голоса. Магистр обернулся и с холодеющим сердцем обнаружил, что одна из статуй, огромная, похожая на горного примата, сошла со своего места и двинулась на него.
— Тьери Лермон, — прогудел аметистовый страж, нависнув над Тобиусом, вокруг которого мигом образовалось свободное пространство.
— Да, это я, Тьери Лермон...
— За тобой числится задолженность, которую ты должен был погасить полгода назад. Немедленно отправляйся к казначею и погаси ее, либо получишь неоплачиваемое задание от университета.
— Я... так и сделаю. У меня есть деньги, я погашу... задолженность.
Кивнув рогатой головой, страж вернулся на свое место и замер в прежней позе. Движение сквозь арку портала возобновилось, как ни в чем не бывало, хотя на Тобиуса стали бросать неодобрительные и насмешливые взгляды. Тот же тихо кипел от ярости на хитрозадого иллюзиониста, ни словом не обмолвившегося о возможности подобного происшествия! Да и Мерат хорош, нашелся тоже всезнающий шпик!
Внутри башни его тоже никто не замечал, стайки студентов курсировали между большими лекционными залами и малыми семинарскими аудиториями, между кабинетами преподавателей и лабораториями. Никому не было дела до выпускника некой мелкой кафедры факультета Огня, что помогло ему, обходя все опасные места, которые неизбежно возникали в областях с насыщенной магической энергетикой, подняться довольно высоко, к самому ректорату. Там разместился аппарат управления всеми делами Мистакора, и из кабинета в кабинет порхали магические вестники с кипами бумаг и свитков.
Задачей Тобиуса было подняться на самый верх, туда, где над ректоратом находились личные покои ректора, и пробраться к хранилищу его коллекции артефактов. Сделать это было практически невозможно, проход перекрывала гигантская бронзовая дверь, пропитанная таким количеством защитных заклинаний, что хватило бы на целый город, но Тобиус знал, что нужно подождать.
День ректора, то бишь верховного мага королевства Архаддир, был расписан по часам, и дабы университет продолжал работать, он в обязательном порядке производил определенные действия, такие как ежедневное собрание деканов. Каждый день в десять часов утра Осмольд Дегерок покидал свои покои и воцарялся, иначе не сказать, в отдельной зале с остальными старшими магами, тем самым образуя нечто вроде совета управителей Академии Ривена.
Время будто замерло, когда открылась бронзовая дверь и волшебники всех мастей почтительно склонились перед верховным. Отошедший в тень, прижатый к стене Тобиус следил и анализировал.
Без магии обойтись не могло, люди сами по себе не вырастали до двадцати футов1 и не весили как взрослые слоны. Осмольд Дегерок был громаден, безволосая, как у дельфина, кожа его гладко блестела, сверкающая лысина возвышалась над маленьким лицом и многоярусным массивом подбородков, а оттянутые мочки ушей лежали на укрытой оранжевым бархатом мантии груди. Передвигаться самостоятельно такой великан не мог или не хотел, так что нес его парящий над полом трон, созданный в виде огромного золотого бутона лотоса.
# # 1 Примерно 6 м.
Преисполненный чувства собственного величия, скрестив на необъятном животе унизанные перстнями пальцы, Осмольд Дегерок проплыл по широкой галерее прочь, после чего работа ректората возобновилась. Магистр прокрался к двери и вытащил из сумки массивный блестящий ключ. Как личный помощник и секретарь, Лью имел доступ в покои ректора и мог открывать неприступную дверь. На вопрос о том, будет ли работать его ключ, он без сомнения ответил, что ключи ковались вместе дверью и 'отрезать' их от нее не представлялось возможным. К сожалению, дальше все не могло быть так просто, ибо охранные заклинания внутренних покоев обращались против каждого, кто не имел должным образом зачарованной зимбулы. А вот как раз лишить зимбулу привилегий могли легко, и не стоило сомневаться, что принадлежавшая Гаралику, попав внутрь университета, скорее спровоцировала бы тревогу, чем помогла скрыться.
Ключ, лишь коснувшись створки, завибрировал, и огромная дверь приоткрылась, пропуская лазутчика внутрь. Дальше все следовало делать по жестко заученной инструкции, иначе смерть представлялась не вероятностью, а неизбежностью. По словам Гаралика, личные покои охранялись, так называемыми 'блуждающими' заклинаниями, которые могли 'напасть' в разных помещениях, и стационарными заклинаниями, охранявшими подход к хранилищу. Все они являлись творениями ректора и гарантировали смерть любому, кто не знал, на что шел, однако Лью рассказал о сути трех из них, принцип коих успел разгадать, четвертое же, увы, оставалось загадкой даже для него.
В рабочий кабинет, личную библиотеку и лаборатории, а тем более в спальные покои Тобиус и заглядывать не стал — рива интересовала круглая металлическая дверь со штурвалом в середине, столь огромная, что в нее мог пройти даже местный хозяин. Пришлось взлететь, чтобы крутануть штурвал, но никаких иных трудностей не представилось, ведь дверь была лишь ширмой, за которой раскинулось настоящее препятствие — черная пустота. Со слов Лью Гаралика, она охватывала сразу все органы чувств, а тот, кто попадал в нее, завязал как комар в смоле, если не мог создать для себя путеводного света, некой высшей цели, которая провела бы его сквозь тьму. Он также предупредил, что после первого же шага внутрь обратная дорога будет заказана.
Тобиус шагнул.
Он познал тьму во многих ее ипостасях за свою недолгую жизнь. Он встречался с ее воплощениями, он сражался с ними, он блуждал в ночном лесу, в полярной ночи, валялся в ледяных подземных пещерах и просто жил без глаз. И все же тьма еще могла удивить его новым своим видом. Эта тьма обволакивала тело как вторая кожа, приятно холодила, но еще и грела, высасывала из напряженной плоти боль, усталость, а из разума — тревоги и страхи. Тьма приняла его с любовью, как родное материнское лоно, и дала понять, что все наконец кончено, что безумный бег наперегонки с собственной гибелью остался в прошлом. Имя той тьме было 'покой', и она была блаженством, отзывом на отчаянный крик, вопиющий о ней. Она была теплой кроватью в холодное зимнее утро, злое и неприветливое, только и ждущее, как бы вцепиться в слабого ото сна человека ледяными пальцами, священным и прекрасным убежищем. Все, что требовалось, это свернуться калачиком и позволить покою убаюкать, наполнить голову сладкими грезами и уснуть навсегда. В безопасности и тишине, недосягаемости и блаженстве.
Однако Тобиус открыл один свой глаз, и второй глаз открылся во тьме, чужой, но такой же желтый, а еще наполненный огнем, высокомерием, безумной жаждой власти. Где-то там жил он, враг, мучитель, убийца, безумец, переступающий через горы мертвых тел и играющий судьбами народов. Он забыл заветы, он предал клятвы, он причинил боль! Огромную злую боль, которая годами вгрызалась в плоть гнилыми клыками! Он должен исчезнуть, он должен умереть, чтобы жили другие!
