Книга 3. Наследники легенд

В деревне перегавкивались собаки, но стоило Вель ступить на улицу, как они затихали, успевая издать короткий предупреждающий лай, который подхватывали в соседних дворах — через пять минут над домами повисла абсолютная тишина. Звери чувствовали сильнейшего и предпочитали не нарываться.

— Я сплю тут, — девушка показала на дом за высоким забором. — Всё, ты меня провела.

— Зайду с тобой. Хочу глянуть на твой шрам при свете.

Я намеренно говорила резко, показывая, что я тут старше и главнее, чтобы ей не пришло в голову спорить. А на деле не хотела оставлять ее одну. Показалось, что это будет неправильно, после всего, что с ней сегодня произошло. Хорошо было бы, если бы Вель делила комнату с какой-нибудь подружкой...

Но нет, не было ни подружки, ни даже комнаты. Дом был большой и небедный: каменный, крытый не соломой, а черепицей, со стекленными окнами. А для постоялицы нашелся лишь приземистый сарайчик в углу двора.

— Свечек у меня нет, — предупредила девушка.

— И не нужно, — я впустила в приоткрытую дверь яркий шарик света.

Тесное помещение было в какой-то степени уютным. Пол устлан душистым сеном, постель — то же сено, под старыми потертыми простынями, на окошках под потолком — ветхие занавесочки. Вместо стола покрытый цветастым платком табурет, а на нем, в надтреснутом кувшине, букетик полевых цветов. Ни дать, ни взять — девичья спальня. Стало так тоскливо...

— Приляг, я посмотрю шрам.

Девушка послушно растянулась на импровизированной кровати и задрала рубашку. За несколько минут рубец успел стать плотнее и побелел, и припухлость вокруг спала.

— Всё? Теперь уходи, я буду спать, — она напоказ зажмурилась. — И скажи своему мужу, что я не приду ночью его убивать, пусть не волнуется.

— Дурочка, — улыбнулась я. — Если он и волновался, то за тебя. Что ты вообще делала в воде?

— Плавала.

— Лицом вниз, изображая утопленницу?

— Как хочу, так и плаваю.

Маленькая волчица злилась, и я догадывалась почему. Кто-то, вопреки ожиданиям, не задержался, что бы узнать, как она. Сэл и впрямь зря беспокоился: если у Ная и было что-то с этой девочкой, то он не придал этому значения. И не заметил, что разбудил в ней не только зверя.

— Всё, уходи, — повторила Вель.

Я развернулась к двери, но остановилась, поняв, что смутило меня, едва я сюда вошла: сквозь аромат трав пробивался совсем другой запашок, еле уловимый, но, тем не менее, неприятный.

— У тебя тут мышь сдохла. Или крыса.

— Нет здесь никаких мышей, — девчонка отвернулась к стене, давая понять, что не намерена больше со мной разговаривать.

— Странно, я думала, у оборотней хороший нюх.

Источник непонравившегося мне запаха был где-то в углу, там, где стоял накрытый рогожей сундук. Я подошла к нему, взялась за уголок ткани...

— Не трогай!

Поздно. Я несколько раз моргнула, убеждаясь, что мне не померещилось, и глубоко вдохнула, прогоняя приступ тошноты. Нет, не от запаха, он едва чувствовался. Но аккуратно разложенные на широкой деревянной крышке человеческие уши — сами по себе хороший повод распрощаться со съеденным за ужином.

— Их нельзя всё время держать в мешке, преют, — мгновенно оказавшаяся рядом Авелия выдернула из моих негнущихся пальцев рогожку и снова накрыла... это.

— Ты их... собираешь?

Прав был Арай, странностей у его бойцов хватает. И у этой конкретной особы их с лихвой.

— Мне нужно.

— Для чего?

Сотня отрезанных ушей. Или больше. Ожерелья из них делать, что ли? Себе и всем своим друзьям? Правда, не похоже, что у нее так много друзей.

— Нужно. И... уходи...

Бред какой-то. Я вдруг подумала о Ларе. Представила, что это моя дочь, повзрослевшая и потерянная, живет в деревянном сарайчике, спит на накрытом тряпками сене и хранит рядом с этой убогой постелью страшные сувениры войны. Сердце сжалось, а оставленный на миг без контроля светящийся шарик погас. В воцарившейся темноте слышно было, как шмыгнула носом маленькая лучница.

— Вель? — я нашарила ее руку, но холодная ладошка тут же вырвалась. — Зачем тебе уши?

Зашуршала сухая трава — девчонка вскарабкалась на лежанку.

— Вель?

— Мы жили в лесном поселке, — голос был сухим и бесцветным. — Охотники с семьями, всего пятнадцать дворов. Была одна корова и четыре козы на всех. Куры. Керы были: один у старосты, и два общинных тягача — их запрягали в повозку, когда ездили в Галаэ... Отец умер за лето до того от моховой лихоманки, а с вдовьей доли жить было не сытно, вот я и стала в лес ходить. Сама, другие охотники меня не брали. Потому что... потому что девчонка. Но мне и без них неплохо было: я тропки знала, следы читать могла. Хватало. В тот день как раз двух зайцев принесла... Принесла, а уже некому. Пока меня не было, пришли имперцы... или йорхе... Йорхе — не только имперцы, всякие бывают, даже проклятые гитаэлле среди них есть. Пришли и убили. Всех. Скот увели. Кур порезали. Мамино колечко забрали... А еще уши отрезали. Всем. У нас остроухи-полукровки были, пять семей. Но они всем отрезали, даже людям. Даже детям...

Чем дольше она говорила, тем труднее ей было сдерживаться, в голосе то и дело проскакивали плаксивые нотки, совершенно детские. Да и я чувствовала, что из глаз вот-вот потекут слёзы — отвыкла я за последнее время от войны с ее бессмысленной жестокостью, даже слушать тяжело.

— У нас жили хорошие люди, я знаю. После смерти они не пошли во Тьму, их забрали ауры в свои сады. Там хорошо: тепло и не нужно самим добывать еду. Цветут красивые цветы, и играет музыка. И ауры поют. Говорят, нет ничего прекрасней, чем пение ауров... А они там без ушей. Как они будут слушать ауров без ушей? Вот я собираю для них... Собрала. Только теперь нужно вернуться и каждому в могилку положить. Это далеко. Арай сказал, может, к осени в тех местах будем. А уши в мешке преют...

Снова зажигать свет я не стала: не хотела видеть, как она плачет, не хотела, чтобы она видела, что и у меня глаза на мокром месте.

— Сейчас кто-нибудь живет в поселке, или все ушли?

— Все ушли. К аурам...

...Дождь. Не прекращающийся третий день ливень. Холодно и одежда вымокла. Но вода смывает с трупов кровь, а раскисшую, недавно оттаявшую землю легче ковырять лопатой. Неглубоко — иначе не хватит силенок на всех. А чтобы зверье не разрыло могилы и не добралось до тел, она привозила на тележке камни из обвалившегося забора и крупную глиняную черепицу, что староста купил в Галаэ. Хотел крышу по весне перекрыть... вот и будет ему крыша. И ему, и всем остальным. А еще вспомнила, как собирали старшие покойников и обошла дома. Охотникам — луки или ножи. Их женам — цветные платки или бусы. Детям — игрушки. Маме положила серебряную ложечку, что лежала в тайничке за печкой. Братишке — деревянного петушка, которого отец купил, когда последний раз ездил на ярмарку. А Кае... Каине отдала бусы из ракушек. Когда-то у той были такие же — потеряла прошлым летом, когда купалась в реке. Потом просила свои подарить: все равно, мол, охотнице украшения ни к чему, а она бы к синему сарафану надевала...

Сестру похоронила последней. Долго, как в зеркало, смотрелась в посеревшее личико той, что всегда была рядом — с рождения и даже раньше, еще в материнской утробе. И все не решалась засыпать родное лицо землёй. Каине же и сделала первый подарок. Напавшие на поселок бросили труп одного из своих — крупного, бородатого мужика в мохнатой дохе, которому кто-то из односельчан расколол топором голову. Доху она взяла себе, труп оставила волкам, все три дня бродившим вокруг поселка, в котором убили всех собак. А уши, кривые и мясистые, отрезала для Каи. Ничего, что они такие некрасивые. Главное, что есть. Ауры приложат их к ее головке и сделают такими же маленькими и хорошенькими, как у нее были раньше. Осталось только найти уши для остальных семидесяти двух человек...

Холод зимнего дождя еще отзывался дрожью в теле, когда я вынырнула из чужой памяти. Собственный голос тоже показался чужим:

— Сколько уже прошло?

— В феврале два года было.

Глаза привыкли к темноте, и я различала забившийся в угол живой комочек: отважная лучница, свирепая волчица... маленькая девочка, лишившаяся всего и ставшая взрослой в один день. Хотелось присесть с ней рядом... Но жалость — это то, чего она мне никогда не простит.

— Сколько тебе лет, Вель?

— Семнадцать. Скоро. Так ты уйдёшь или нет?

Злость в последних словах показалась неубедительной, но я шагнула к двери и опять остановилась на пороге.

— Знаешь, не обязательно класть их в могилы. Можно сжечь. Как в храмах сжигают дары для богов и усопших. Вы же делали так?

— У нас не было храма. Даже пятибожика. По праздникам староста выносил из дома лики и ставил на большой стол под яблоней, там и молились. И ничего не сжигали.

— Я не обманываю. Если не веришь, спроси у местного мольца.

К дому, где нас поселили, я не шла — бежала. С ходу бросилась на шею нервно мерявшему шагами двор мужу.

— Что случилось? Нас Арай позвал, а парни не хотели ему говорить... Что-то с девочкой?

— Мы вернулись, но вас уже не было, — подошел прятавшийся в тени дерева Най.

— С ней всё хорошо. Она у себя, спит.

Надеюсь, ему не придет в голову проведывать ее сейчас. Хотя ему она, возможно, и будет рада.

А может, ее уже нет в той лачужке — не стала дожидаться утра, связала в узел "подарки", ушла за деревню и разложила костер. Сидит, жжет уши убитых врагов и плачет: не так как при мне, тихо размазывая по щекам слезы, а громко, взахлеб, до волчьего воя...

— С ней правда всё нормально? — переспросил Ил, когда друзья ушли.

— Конечно нет. Что нормального в ребенке на войне?

Потом я долго не могла уснуть. Ворочалась, думала о детях. О том, как они там без нас. О том, что будет, если наш поход не увенчается результатами, и мы все же останемся в этом раздираемом войнами Мире. О том, что случится, если мы с Ларом не вернемся домой...

Дэви лежал на траве в саду и вприщур смотрел на зависшую над городом тучу. Лара сидела рядом и держала брата за руку.

— Маме грустно, — сказала она задумчиво. — Будет дождь.

— Не будет, — мальчик закрыл глаза и крепко сжал маленькую ладошку.

Две теплые искорки взлетели в грозовую мглу. Два любящих сердечка послали горячий привет той, что так нуждалась в них сейчас: не грусти, не тревожься, мы рядом...

Солнечный лучик пробился сквозь тучи и заплясал на золотых лепестках украшающего каштановые кудряшки цветка.

— Не будет, — повторил Дэви. — Можем шалаш под вишней построить.

— Ласси позовём?

— Нет.

На Ласси, которого теперь зачем-то нужно было звать Рином, он был обижен. Брат называется! Взял вчера их с Ларой посмотреть старый дом на берегу, но так до него и не довел — свернул на пасеку. Сказал, что меда купить, а сам битый час любезничал за амбаром с рыжей девчонкой, бросив их на растерзание ее болтливой сестре. Потом говорил, что это его подруга детства. Как будто друзей так и положено при встрече тискать. Дэви хоть и маленький, но не дурак. И не нужны ему в шалаше такие братья. А то еще рыжую свою приведет, а их с Ларой отправит мяч катать.

— Тина позовем, — решил мальчик, поднимаясь.

Как-то он застукал Тина, когда тот обнимался с приходящей кухаркой, но тэвк же не стал врать, что это его подруга, а просто попросил не говорить маме и папе. И Дэви не сказал. Тин ведь тоже много чего не рассказывает о них с Ларой. Потому что настоящий друг. А значит, может жить в их шалаше.

...Две маленькие искорки скоростными метеорами перелетели океан и яркими звездочками повисли на ночном небе Саатара. Легкий ветерок качнул их, и они покатились вниз, к спящей деревеньке, к маленькому домику, к приоткрытому окошку. Упали на мягкие подушки, запутались в светлых волосах женщины, согнали тревожный туман с лица мужчины. Не грустите, мы рядом, мы всегда с вами. Спите...

Глава 7

О ночном происшествии Сэл узнал только утром, вернувшись в дом, где жил брат.

— Еще одна причина, по которой я не хочу, чтобы ты оставался, — полушутя, полусерьезно отметил Най, рассказав о том, что случилось на озере. — Один вечер, и уже девушку у меня увёл.

— Она не твоя девушка, — напомнил Буревестник.

Как провел ночь, не распространялся. Да и рассказывать было нечего. Как-то само собой получилось, что отделились от остальных, разговорились. Разговор вышел странный — вроде бы и ни о чём, но такой... душевный, что ли? Как будто всю жизнь были знакомы, потом расстались на день, а вчера снова встретились. Вот так и проговорили почти до утра.

Не выспался. А отдыхать уже не было времени: Лар зашел, как и договаривались накануне, чтобы вместе пойти к Араю. Командир обещал подобрать им сопровождение, но полностью полагаться на полуэльфа Сумрак не хотел: путь неблизкий, и в тех, кто пойдет с ними, он должен был быть уверен.

— А где Галла?

— Спит. Ночь была суматошная, — Иоллар поёжился. — До конца жизни буду чувствовать себя идиотом.

Сэллер не стал продолжать эту тему, хватило объяснений брата.

— Она придет позже?

— Нет, сами разберемся.

Совсем как когда-то. За бойцов и их действия всегда отвечал Лар. Значит, и обсуждать пришедшую в голову мысль нужно было с ним.

По дороге к дому Арвеллана маг выбрал момент, чтобы спросить:

— Как бы ты отнесся, если бы я предложил Лилэйн пойти с нами?

Иоллар остановился.

— Странная логика, — его полумаска не скрывала улыбки. — Тебе понравилась девушка, и ты решил предложить ей романтическую прогулку к демону на рога. Дорога в Пустоши опасна. Сами Пустоши еще опаснее.

— Она тут тоже не ромашки на платочках вышивает.

— И то правда.

— Так как?

— Я бы не возражал. Хороший мечник, и к походной жизни привычная. Только... Ладно, поговори с ней, если хочешь.

Сэл понял, о чём друг промолчал, запнувшись: в команде всегда была одна женщина — его жена. Но вряд ли, появление ещё одной станет помехой, Галла хорошо ладит с людьми.

— А может, ты сам Лил спросишь? Чтобы это не выглядело...

Испытывающий взгляд из прорезей в темной ткани ощущался едва ли не кожей.

— Она действительно тебе понравилась?

— Ну...

— Классический случай: не к месту и не ко времени. Хорошо, я спрошу её. Но сначала разберемся с теми, кого позвал Арай.

Командир ожидал их в своём кабинете. То бишь восседал на крыше голубятни, а заметив гостей, махнул рукой, приглашая поднятьс.

— Ребята сейчас подойдут. А я пока расскажу, кто есть кто.

Отдавать кого-либо полуэльфу не хотелось, делал он это скрепя сердце, и, как подумалось Сэллеру, узнавшему от друга о вечерней встрече Галлы, без прямого приказа Аэрталь тут не обошлось. Королева была уверена, что их цель — император, а для такого дела Арвеллан должен был выделить лучших.

— Ослаблять отряд не в моих интересах. — Лар'элланский страж, успешно притворяющийся зелёным мальчишкой, задумчиво грыз соломинку. — Поэтому дам не больше десятка. Ровно десяток. Считайте Белку, он придет завтра, и Исору. Это его э-э... жена, скажем так. Без нее он не пойдёт, сразу предупреждаю.