Книга 3. Наследники легенд

— Проснись, — произнёс над ухом женский голос. — Проснись, тут нельзя спать.

Истман открыл глаза и поднял голову. Рядом стояла эльфийка в простом голубом платье. Серебристо-пепельные волосы девушки были заплетены в косу, как у какой-нибудь селянки, раскосые голубые глаза смотрели с любопытством. Да и вся она, в отличие от "дружелюбного" хозяина, выглядела настоящей. Живой. И значит, это ему не приснилось.

— Тут нельзя спать, — повторила незнакомка. — Пойдем, я покажу тебе свободную комнату.

Она протянула ему руку и помогла подняться на ноги. Не выпуская ладони, повела туда, где в полу уже открылся проход.

Вниз вела крутая металлическая лестница. Спустившись по ней, Истман оказался в узком закругленном коридоре. С одной стороны был ряд одинаковых дверей из светлого дерева, с другой, по внешней стене Башни, тянулись высокие темные окна.

У одного такого окна стоял, вглядываясь во тьму, стройный темноволосый юноша лет семнадцати. На идущих мимо он внимания не обратил, а провожатая Истмана попросту обогнула молодого человека, слегка задев плечом, словно тот был мебелью.

— Хочешь продержаться подольше, не смотри в окно, — бросила она, обернувшись через плечо. — Или станешь таким же.

На губах юноши застыла бессмысленная, но счастливая улыбка. То же безумное счастье читалось и в больших карих глазах.

— А что там? — спросил Истман.

— Твоё прошлое. С рождения и до самой смерти. Любой день, любой час. Можно увидеть своих друзей, любимых, лучшие моменты... Всё, что только захочешь. Но если будешь делать это слишком часто, рискуешь лишиться рассудка.

Эльфийку звали Мириаль, но она разрешила обращаться к ней просто Мири. По её словам она жила в Башне около пятидесяти лет: пыталась покончить собой после измены возлюбленного, выпила яд и в предсмертном бреду мечтала о возвращении счастливых дней.

— Много здесь таких? — поинтересовался мужчина.

— Дур, смешивающих вытяжку болиголова с розовым вином? Вряд ли. Но других немало. Несколько дней назад я насчитала семь людей, девять эльфов, двух полукровок и одного орка. Но за это время многое могло измениться. Время — самое странное, что есть в Башне. Но это и неудивительно, если вспомнить, кто такой Лорд Тэриан. Он — Повелитель Времени, тот самый, из легенды.

— Из какой?

— Ты не знаешь? Не местный?

— Нет. Я из Восточных Земель.

Подумал и добавил с вызовом:

— Я — Истман, правитель Каэтарской империи. Прибыл на Саатар во время последней войны.

Эльфийка смерила долгим взглядом и вновь передернула плечами:

— Какая теперь разница? Сейчас ты не император, а игрушка господина Башни, как и все здесь. И даже если ты убивал моих собратьев голыми руками, я буду приходить к тебе, пока с тобой можно будет говорить.

— Пока?

— Гости Лорда Тэриана быстро теряют рассудок. Начинают смотреть в окно или сводят себя с ума мыслями о том, что всё это нереально. Как правило, это начинается уже через год. Тогда с ними уже не поговоришь.

— Зачем тебе эти разговоры?

— Затем, зачем и Тэриану. Это не секрет, я предупреждаю каждого новичка. Нужно жить настоящим, общаться с живыми и реже смотреть в окно. Тогда можно продержаться. Ты думаешь, для чего Повелителю Времени тратить силы и вмешиваться в наши судьбы? Он ведь давно заперт тут. Недостатка в еде и питье нет, но этого мало. Ему нужны зрители, слуги, собеседники, любовницы...

— Любовницы? — Истман окинул девушку недвусмысленным взглядом.

— Мы не станем этого обсуждать, — предупредила она спокойно. — Я говорила о том, что Тэриан сошел бы с ума, не будь нас. И я пытаюсь продержаться, используя тот же способ — иллюзию нормальной жизни в нормальном обществе.

— Сама догадалась?

— Нет. Мне рассказал об этом человек, встретивший меня в мой первый день здесь. На тот момент он был пленником Башни уже более века.

— И где он сейчас?

— Наверное, смотрит в окно...

Мириаль вела его чередой коридоров, залов и лестниц. По пути им еще несколько раз встречали смотрящие в окна, сначала эльф, чьё лицо было изуродовано десятком шрамов, словно кто-то нарезал кожу на лоскутки, потом — миловидная человеческая девушка. Счастливые безумцы.

— Будешь жить здесь, — эльфийка остановилась у одной из дверей. — Там есть ванна и все необходимое. В шкафу одежда. На столе всегда еда и вино. Если понадобится что-то, чего нет в комнате, просто походи по Башне — оно обязательно найдётся. Живых искать сложнее. Но со мной ты ещё встретишься. И с Лордом Тэрианом тоже. Ты — новенький и на какое-то время станешь его любимой игрушкой. Не перечь ему ни в чем, если хочешь жить.

— Разве это жизнь?

— А тебе понравилось умирать, Истман? — она вскинула голову. — То-то же. К тому же есть надежда однажды выйти отсюда... Шансов нет, а надежда есть.

Комната ничем кроме размеров не уступала той, в которой он жил в своем каэрском дворце: широкая постель, мягкий свет из подвешенных на золоченых цепочках стеклянных шаров, дорогие ковры. В шкафу отыскалась одежда, всё от домашнего халата до парадного костюма, за маленькой дверцей ванна, а в ней — зеркало и бритва. Влезть в теплую воду и перерезать запястья, как это сделала мать, когда поняла, что её любовник к ней уже не вернется. Но ему, действительно, не понравилось умирать.

Побрился, выкупался, надел удобную широкую рубаху, штаны и мягкие комнатные туфли. Съел два сочных персика. Огляделся и понял, чего не заметил сразу: в комнате не было окон. Ну, конечно, она же внутри Башни, а окна только на внешней стене. Необычные окна. Мири не говорила, что в них совсем нельзя смотреть, предупреждала, что не стоит делать этого часто. Так почему бы не проверить? Не убедиться в реальности этого кошмара?

Истман вышел в коридор. Окно располагалось как раз напротив двери — разноцветные стекла в мелких деревянных переборках. Он дернул за ручку, и створки легко распахнулись. Снаружи была темнота. Мужчина протянул ладонь и наткнулся на упругую стену воздуха — темнота была осязаемой и плотной. Значит, любой день, любой час? Он попытался вспомнить какой-нибудь приятный момент из своего прошлого, когда был счастлив. Может, день коронации?

От неожиданности мужчина отступил назад: перед ним возник тронный зал Императорского дворца в Каэре. На троне — он сам. Вокруг лебезящие придворные. Заискивающие улыбки и хищные взгляды, страх и ненависть, осторожное презрение, откровенные насмешки — почему тогда он не заметил этого? Справа от молодого императора Брунис: на лице застыла маска почтения, а глаза ровным счетом ничего не выражают. Вот кто всегда умел притворяться.

Нет, это не счастливое воспоминание. Он закрыл окно.

— Похвально, — за спиной стоял Лорд Тэриан. — Хотя я и не знаю, что ты увидел. Раньше я мог проследить жизнь любого до самого рождения. Теперь — лишь год до попадания сюда. Обидно. Но, думаю, ты не откажешься рассказать мне о себе. Вчера мы не договорили.

— Вчера?

— Вчера или позавчера, — эльф равнодушно повел рукой. — Я успел два раз поспать и трижды поесть. Время — странная штука. Советую ориентироваться на то, что за Чертой. А там прошло не более часа, и ветер ещё не успел развеять твой пепел.

Человека передернуло от этих слов, а длинноухий рассмеялся так, словно это была его лучшая шутка.

— Пойдем, расскажешь мне то, чего я не смог увидеть.

Место, куда привел его Тэриан, напоминало пещеру: каменные своды, полумрак, десяток журчащих ручьев, стекающих с разных сторон в круглое углубление в центре. Тут не было ни кресел, ни даже скамьи, пришлось усесться прямо на камни и долго, пока во рту не пересохло, рассказывать о своей жизни, отвечая на каждый вопрос эльфа. Истман не боялся, что того разозлит факт развязанной им войны и убийства соплеменников. Похоже, все чувства, кроме любопытства, были Тэриану чужды.

— Ты дурак, — заключил эльф, дав ему небольшую передышку. — У тебя были деньги и свобода, ты хотел найти усыпальницу, и потратил годы на ненужные войны? Зачем?

— Мне надо было расчистить себе дорогу...

— От кого? Кто бы тебе помешал? Приплыл бы на Саатар как принц империи, привез бы своих людей, нанял бы тут проводников. Моя дорогая сестра сама выделила бы тебе отряд сопровождения, и два десятка лучших лар'элланских бойцов следили бы за тем, чтоб и волос с твоей головы не упал.

— Ваша сестра? — удивился Истман.

— Аэрталь, — скривился Тэриан. — Слышал о такой? Но это моя история, а мы сейчас разбираем твою. Разве Лар'эллан враждует с людьми? Разве твоему народу запрещено передвигаться по нашему лесу? Вас ведь впустили даже в наши священные города!

— Аэрталь — ваша сестра? — услышанное не укладывалось в голове.

— К сожалению. Но ты так и не объяснил, зачем начал войну. Зачем тебе понадобилось никчемное окраинное королевство? Зачем нужно было убивать предшественника, который и так собирался передать тебе власть?

— Я хотел сохранить земли короны, а он отдавал Кармол, — попытался объяснить Истман.

— Люди, — презрительно бросил Тэриан. — Вам всего мало. Земель, власти. Тебе ведь нужна была усыпальница? Так и шел бы к ней.

— Сомневаюсь, что королева Аэрталь позволила бы мне это.

— Ты дурак. Ей безразлично, кто ищет этот склеп. Желаете подыхать в Пустошах? Идите и подыхайте. Но вам, людям, если вы чего-то хотите, обязательно нужно взять это силой. Иначе вы не умеете. Я же сказал, Аэрталь лично позаботилась бы о том, чтобы Каэрский принц путешествовал по её землям с комфортом. А когда ты добрался бы до усыпальницы, невинно похлопала бы ресничками и сказала, что знать не знает, отчего сила мира не далась тебе в руки.

— Потому что усыпальница не настоящая.

— Потому что ты дурак, — в третий раз заявил Тэриан. — Все вы, люди, видите лишь то, что желаете видеть. Ruoi essa, tela essa. Так сказала Рина. Да, если ты не знал, её звали Рина. Безродная крестьянка, и имя у нее было такое же простое. Vi elle Rina её стали называть только тут, на Саатаре. Vi elle — сестра эльфов, это ведь так просто! Но вы не видите. Вы, люди, решили, что невежественные селяне могли дать дочери такое вычурное имя? Нет, я начинаю верить, что все ваше племя — шутка Мигула. Говорят, что когда бог скучал, он нарядил двух обезьян в платья и научил разговаривать. А научить думать не посчитал нужным. Ruoi essa, tela essa! Я и так сказал тебе больше, чем нужно. Теперь ты скажи мне, что это значит.

— Моя кость, моя кровь, — повторил Истман на каэрро. — Кость и кровь...

Боги! Как же глуп он был! Он и те, кто был до него. Тэриан прав, люди видят лишь то, что хотят увидеть. Они хотели получить силу мира и придумали для себя призрачный способ это сделать.

— Велерина говорила о своем прямом наследнике?

— А ты небезнадежен. Я уже был заперт здесь, когда появилась эта сказка, но знаю, что поначалу Аэрталь пыталась её опровергнуть. Но люди — им же нужно убедиться, проверить, расковырять сгнивший труп, обвешаться амулетами из костей — только тогда они поверят, что не стоит искать скрытый умысел в простых словах.

Всё оказалось ещё хуже, чем Истман себе представлял. Вся его прошлая жизнь — сплошная бессмыслица. А нынешняя — даже не жизнь. И он сам — лишь говорящая обезьяна при боге Башни...

Он закрыл глаза, а открыв их, увидел, что они уже в другом помещении, в таком же круглом зале, как тот, где встретил его Лорд, но тот был пуст, а здесь была мебель, несколько хаотично расставленных кресел, этажерка с книгами и маленькие столики с разложенными на них яствами. Пребывая в растерянности близкой к отчаянью, бывший Император взял гроздь винограда и, отщипывая по ягодке, неторопливо побрел вдоль стены, на которой висели большие яркие портреты.

— Кто-то хранит изображения любимых, а я окружил себя ненавистными лицами, — произнес эльф. — Это дает мне цель. А цель позволяет жить.

С одной из картин на Истмана глядела королева Аэрталь. На другой он увидел черноволосого эльфа с длинной саблей в руке. На третьей — снова Аэрталь. На четвертой — парочка эльфийских детей — девочка и мальчик, оседлавшие белоснежную крылатую лошадку. Чем могли не угодить хозяину дети?

Человек шел, пока не остановился перед портретом женщины, показавшейся ему знакомой. Присмотрелся — она. Лично не встречались, но изображение, передаваемое с донесениями армейскими магами, Истман помнил хорошо.

— Что скажешь? — поинтересовался эльф. — О картинах, о целях, о ненависти?

— Не знаю, — он всмотрелся в открытое юное лицо. — У меня нет больше целей. И нет ничего, за что бы я мог ненавидеть кого-нибудь. Даже её.

— А за что тебе ненавидеть её? — удивился Тэриан.

— Он разгромила мою армию, убила многих моих магов, — в словах не было ничего, кроме равнодушия. — Она отобрала у меня победу в Кармольской войне...

— Она?! О ком ты говоришь сейчас?

— О ней, — Истман кивнул на портрет, уже понимая, что его не может быть в этой Башне. — О Галле Ал-Хашер.

Ответом стало долгое молчание. Затем эльф радостно рассмеялся.

— Я знал, что ты небесполезен! Знал! Ruoi essa, tela essa. Ты понял? Ruoi essa! Она жива, твоя Галла, победительница армий? Сильная чародейка? Управляет всеми стихиями? Прекрасно!

Человек терпеливо дождался, пока у Тэриана пройдет приступ веселости.

— Я не знаю никакой Галлы, — с улыбкой, от которой по коже пробегали мурашки, произнес эльф. — А это портрет той, кого вы называете Велериной. Ruoi essa! Что и требовалось доказать! А теперь скажи мне, где её найти.

— Я не знаю...

— Где мне её найти?!

Неведомая сила вжала Истмана в стену, а шею сдавили пальцы с длинными отполированными ногтями.

— Мне нужно знать, где она. Не сейчас — ты этого не скажешь. Любое место, любой день, но не дольше, чем год назад. Ты понял вопрос?

Человек захрипел.

— Время. Место.

— Она здесь... На Саатаре.

— Конкретнее. У меня не хватит сил, чтобы обшарить Лес. Но хватит, чтобы выбить из твоей головы тот студень, что вы, люди, принимаете за мозги. Место. День. Время.

— Не... знаю...

Во рту появился неприятный привкус, а в глазах потемнело. Умирать во второй раз было страшно.

— Место. День. Время, — продолжал твердить эльф.

Она на Саатаре, Истман помнил. Накануне того дня, как Брунис пытался убить его, он получил донесение. Там была дата. И место — деревня, что-то связанное со змеями...

— Ясуна... — выдавил он на последнем дыхании. — Ясуна...

Хищная хватка на горле ослабла.

— Восьмое мая...

— Хорошо, — ласково улыбнулся Лорд, не отпуская шеи. — Теперь назови точное время.

Время? Откуда ему знать время? Но дышать хотелось безумно...

— Полдень, — выпалил Исман наобум, а в следующий миг, освобожденный, сползал по стене, судорожно глотая воздух.

— Я же говорил, что мы подружимся, — рассмеялся Тэриан. — Ясуна. Восьмое мая. Полдень. Посмотрим.