Книга 3. Наследники легенд

— Привести конкретные примеры? Хорошо. Помнишь прорыв морской блокады? С чего все началось?

— Нам повезло? — Сэл уже сам в это не верил.

— Начиналось все со шторма. Он бушевал в Лазоревом море три дня. К утру четвертого в нейтральные воды, где стояли на рейде имперские корабли, вынесло лодку с двумя детьми. Шторм застал их далеко от берега, когда они рыбачили, и мотал три дня, они выжили только чудом. Когда имперцы все же решили спустить шлюпку, предварительно проверив утлое суденышко на наличие скрытых чар, они обнаружили умирающих от голода и обезвоживания подростков — мальчика и девочку лет четырнадцати. Каэрцы оказались не чужды милосердия и взяли детей на борт. Впрочем, уверен, что когда те полностью оклемались бы, участь их ждала незавидная. Девочку-то уж точно. Хотя, это дело вкуса... Но они умерли, несмотря на уход. А спустя длань, на корабле вспыхнула эпидемия. На том судне, что подобрало детей, и еще на трех, посланники с которых поднимались на его борт в течение этого времени. Болезнь привезли в один из портов, но маги и целители быстро с ней разобрались, горожане почти не пострадали, количество смертей среди гражданских не перевалило за сотню. Но в военном госпитале, куда доставили первых больных с корабля, никто не выжил. Как и в расположенных неподалеку казармах, где жили солдаты, ожидавшие отправки на Саатар. Как тебе такой пример? — Лар с вызовом посмотрел на товарища.

— Неудачный, — не отводя взгляда, сказал Сэл. — Еще есть?

— Найдется. Если ты не забыл, у императора было несколько отрядов, сформированных из числа наемников-орков. Дети вулканов воевали за Истмана на Каэтаре, но привлечь их к войне в западных землях ему не удалось. Огненные орки не захотели выступать против Лар'эллана, с которым у них был длительный мир, и заявили о своем нейтралитете. Правда, они не отказывали имперцам в помощи оружием и проводниками, хорошо знавшими Лес. А Аэрталь была вынуждена это терпеть, опасаясь спровоцировать открытое противостояние. Так это и продолжалось бы, если бы однажды в приграничное селение Огненных не наведался имперский отряд. Они попросили проводников и задержались на ночлег. Ночью, упившись тростниковым самогоном, солдаты Истмана сначала устроили драку с принявшим их на постой хозяином, затем сожгли его дом и отправились гулять по деревне, в которой почти не было взрослых воинов. Убили практически всех мужчин и восемь женщин, одна из которых была женой местного старейшины и дочерью вождя соседнего племени...

— А утром они ушли, — продолжил Сэллер. — Спустя три дня воины Аэрталь наткнулись на этот отряд и принесли оркам их трупы. Союз вождей принял решение объединиться с детьми Леса и отказаться от договоров с империей. Я знаю эту историю. Но не так как ты, конечно. Кем на самом деле были эти люди?

— Имперцами, — пожал плечами Лар. — Все кроме одного. А тот был нашим магом-целителем. Знал, чего не стоит добавлять в спиртное, чтобы не начались галлюцинации и разум не затмила жажда крови. Когда началась резня, у него сдали нервы. Был убит там же... Что к лучшему.

— Люди Истмана пытались использовать подобный прием, — ничего не выражающим тоном произнес Сэл. — Наняли два десятка опустившихся гитаэлле, чтобы те напали на гномью серебряную шахту, выставив это делом рук лар'элланцев. Но что-то пошло не так, горняки их переловили и узнали, кто на самом деле за этим стоит. Теперь Истман на ножах еще и с гномьими кланами.

— Я в курсе, — усмешка Иоллара наводила на неожиданные выводы.

— Так это были не гитаэлле?!

— Да нет, они. Только наняли их не имперцы. Все еще хочешь знать, чем я занимаюсь?

Возможно, на кого-нибудь другого услышанное произвело бы иное впечатления, но не на Сэллера. Война — дело по-любому грязное. К тому же он был уверен, что Лар намеренно привел именно эти примеры, наверняка в остальном его "консультации" были более тривиальны.

— Когда закончится война? — спросил Буревестник вместо того, чтобы отвечать на поставленный вопрос.

— Если все пойдет по плану, в течение этого года.

— А если бы ты был на месте Дистена и сам принимал решения?

— Два года назад. Но с большими потерями.

— Ясно. А, чисто гипотетически, в какой срок ты бы мог стать королем Кармола?

— Гипотетически? — задумался Иоллар. — За восемь лет. Восемь лет на Кармол. Еще двадцать пять — на захват империи. После — около тридцати на Лар'эллан. А имея в подчинении империю и Лес, можно было бы к концу столетия стать владыкой мира.

— Ты серьезно? — ошалел от точности приведенных цифр Сэллер.

— Нет, — улыбнулся Сумрак. — А ты серьезно спрашивал? Если серьезно, — улыбка померкла, — мне это и даром не нужно.

Мальчик на кушетке заворочался, и Иоллар обернулся к нему.

— Придется отложить эту затею. Пригрозить папаше кровавой расправой и пообещать заглянуть через месяц. А Галле что-нибудь другое подарю.

Стоявший за дверью как будто дожидался этих слов — послышался робкий стук.

— Войдите! — резко, но негромко, чтобы не разбудить брата, бросил Лар.

Окованная серебром створка бесшумно распахнулась, пропуская княгиню Триллин.

У эльфийки были красные глаза, а лицо покрывал толстый слой небрежно нанесенных белил. Неизвестно, что она хотела сказать, но, увидев лежащего на софе сына, вскрикнула и бросилась к нему. Сумрак успел поймать ее за руку.

— Он спит, — прошептал он ей. — Поел, поиграл, а теперь отдыхает.

Женщина, не поверив, замотала головой, а по щекам потекли слезы.

— Он спит, — повторил Лар, не сводя глаз с ее лица.

Не отпуская тонкого запястья, достал из кармана платок и стер со щек мачехи слезы вместе с гримом — на правой щеке княгини краснел кровоподтек. Эльфийка опустила глаза.

— Я не нашла ожерелья.

А Окнир нашел виноватого.

Сумрак отпустил женщину. Она подбежала к ребенку, порывисто обняла и, конечно же, разбудила. А когда мальчик спросонья радостно затараторил о том, какой чудесный у него был день, и как он здорово играл со своим взрослым братом, не выдержала и разрыдалась.

— В коридоре есть кто-нибудь? — спросил Лар, когда она немного успокоилась.

— Двое стражников.

— Попросите их позвать вашего мужа.

Сэл помнил, что Иоллар не собирался причинять вреда отцу, но, глядя сейчас в его глаза, начал в этом сомневаться.

Не так он себе это представлял. Без ненужных убийств, без женских слез. Но в какой-то момент злость и жажда мести оказались сильнее разума. Пришло время остановиться.

Сидящая в обнимку с сыном женщина, прячущая от мальчика заплаканные глаза и нежно перебирающая его спутавшиеся во сне кудряшки, при приближении Сумрака вздрогнула и прижала к себе малыша.

— Леди Триллин, прошу простить меня за беспокойство, которое я вам причинил. И хочу заверить, что ни вам, ни вашему сыну ничего не угрожает.

Эти слова дались нелегко и прозвучали сухо. Но он сказал. Уже отойдя от нее, развернулся и добавил то, о чем действительно думал:

— Я не рассчитываю на ваше понимание. Тот, кто посмел бы отнять у меня моего ребенка, был бы уже мертв, какие бы цели им не двигали.

— А у вас есть ребенок? — тихо спросила эльфийка.

— Даже два! — радостно сообщил ей сын, прежде чем Лар успел ответить. — Мальчик и девочка! У них большой дом и много всего интересного. Только лошадей почти нет, и они катаются на больших ящерицах. Смотри!

Он спрыгнул на пол, добежал до стола и, подхватив кипу рисунков, вернулся к матери.

— Вот такие ящерицы!

Ленир еще что-то рассказывал, шелестела бумага, а Иоллар присел за стол и уткнулся лбом в сцепленные замком пальцы. Сейчас войдет отец. И что он ему скажет? Ярость туманила мысли. Ярость, обида и что-то еще. Возможно, память...

— Это правда? — поинтересовалась Триллин, отрывая взгляд от рисунков.

— Ящерицы? Да, удобный транспорт.

— Я о ваших детях.

Она осмелела, поверив, что он не причинит им зла, а любопытство помогло побороть страх. Простота этого вопроса, звучание ее певучего голоса отвлекали от темных помыслов. Так же как и шуршание неизвестно как очутившегося в руке грифеля по шероховатому листу. Быстрые короткие штрихи, плавные линии — родные, с нежностью хранимые в сердце черты. Ясные глаза под темной челкой, открытая улыбка и острые кончики ушек. И другие — лукавый прищур, носик-кнопочка, копна вьющихся волос и ямочки на пухлых щечках. Он нарисовал бы их с закрытыми глазами. Но сейчас хотелось смотреть, видеть их лица, помнить, что то, что сейчас его окружает, не на самом деле, не навсегда — он не вернулся в прошлое, лишь заглянул ненадолго и скоро уйдет... Только прежде отдаст долги. Карандаш хрустнул, надломившись в ставших каменными пальцах, Лар без слов пододвинул лист подошедшей к столу эльфийке.

Триллин долго всматривалась то в рисунок, то в его лицо, а после вздохнула:

— Вы счастливы, принц Иоллар.

Это было утверждением и вопросом одновременно. Ты счастлив, — говорила она, — ты вырвался отсюда, у тебя чудесные дети и наверняка любимая и любящая жена. Так зачем же ты явился сюда и нарушил зыбкое спокойствие этого дома?

— Вы знали мою мать, леди Триллин?

— Я... — Голос дрогнул — он вновь напугал ее. — Не очень хорошо. Я редко бывала тогда при дворе.

— Она была чем-то похожа на вас, — Лар взял из стопки чистых листов еще один, потянулся за новым карандашом. — Тоже старалась быть хорошей женой. Тоже делала вид, что ничего не замечает. Так же прощала. Так же радовалась, когда о ее существовании вдруг вспоминали... Но однажды не выдержала и заявила мужу, что уезжает из Долины. Навсегда. Она сделала бы это раньше, но, так же как и вы, переживала за своего ребенка. А к тому времени он уже вырос, ему было семнадцать, и она решила, что теперь он сможет понять. Он понял. И даже хотел уехать с ней и никогда не возвращаться. Но она не позволила, говорила о долге, об ответственности, о том, что такой поступок приведет к расколу, а может, и к войне... Она была мудрой женщиной. Но разрешила сыну проводить ее...

Сумрак умолк, поглядел на бумагу и перевернул лист рисунком вниз.

— Если бы я тогда остался во дворце, она до сих пор была бы жива. Кто-то счел нашу поездку удобным случаем избавиться от наследника, и... Но дальше вы знаете, да?

Он не ожидал, что Триллин усмотрит какую-то подоплеку в его рассказе, но она отшатнулась, бросила беглый взгляд на сына, что-то рассказывающего подсевшему к нему проводнику (Иоллар не сомневался, что Сэл прислушивается и к их разговору) и взволнованно зашептала:

— Я понимаю, что вы подумали. Вы считаете, что род Каэл, как соискатели короны, могли организовать это нападение. Но мой отец и брат никогда бы...

— Не стоит, княгиня. Возможно, вы правы. А возможно, не знаете всего. Но это уже не важно. Да, будь у меня имя виновного... Впрочем, одно имя у меня есть. Этого не произошло бы, не решись она уехать. А кто вынудил ее к этому, вам известно. Но сейчас я говорил не об этом. Она умирала у меня на руках, и я поклялся ей и себе, что сделаю все, о чем бы она ни попросила. А она сняла ожерелье, которое досталось ей от матери, дала мне и сказала, что я должен буду подарить его женщине, с которой решу соединить судьбу. Это единственное, о чем она просила меня: не о мести, не о прощении — лишь об этом.

— Значит, вы и правда пришли только из-за ожерелья?

— Сначала — да.

Иоллар поднялся из-за стола и протянул ей перевернутый лист. Грустно усмехнулся, когда она удивленно расширила глаза, взглянув на рисунок, и, смотрясь в него, как в зеркало, коснулась щеки в том месте, где краснело неровное пятно.

Дверь отворилась без стука — Окнир все еще чувствовал себя полноправным хозяином дворца. Остановился у входа, застав вполне мирную картину: верно, воображение рисовало ему совсем другое. Но Сумрак не стал его разочаровывать.

— Вы заставили себя ждать, князь, — процедил он сквозь зубы. — А я говорил, что тороплюсь.

— Твою просьбу оказалось нелегко выполнить, сын. Мы обыскали весь дворец...

— Я вас предупреждал.

Лар заметил, как насторожился Сэллер при этих словах.

— Леди Триллин, попросите кого-нибудь из слуг увести ребенка.

Нет, он почти не играл, всё было по настоящему — и зловещие нотки в голосе, и появившийся в руке меч.

— Иоллар...

Но Лар отвернулся, не дав Окниру договорить.

— Выведите ребенка, княгиня. И возвращайтесь к нам.

Улучив момент, наклонился к мальчику и шепнул на ухо:

— Тебе спать пора, но я еще загляну.

И уже громко к их общему отцу:

— Не хотите попрощаться с сыном, князь?

Эльф спал с лица.

— Я имел в виду: пожелать ему спокойной ночи, — с жесткой насмешкой уточнил Сумрак. — Или за вами до сих пор не водится таких привычек?

Окнир отмер, шагнул к ребенку и опустился перед ним на колени. Нерешительно, словно впервые — а может, так оно и было — положил на худенькие плечики дрожащие руки.

— Доброй ночи... сынок.

Так же неловко притянул его к себе, чтобы коснулся губами лба, и оторопело застыл, когда детские ручонки обхватили шею.

— Доброй ночи, отец.

Триллин, казалось, готова была расплакаться от умиления. Догадка оказалась верна — переизбытком родительских чувств Окнир не страдал ни в прошлом, ни сейчас.

— Удивительно, не правда, ли? — с неприкрытой издевкой произнес Лар, когда княгиня, повинуясь его взгляду, вывела Ленира за дверь. — Оказывается, сын — это не только пропуск в тронный зал. У детей есть чувства. Как правило, добрые и светлые. И они способны дарить этот свет другим... Но одного раза недостаточно, чтобы это понять. А второго у вас уже не будет.

— Иоллар, я...

— Вы больше никогда не обнимите сына, — резко и громко оборвал его Сумрак, и вернувшаяся в комнату эльфийка отшатнулась, прижавшись к стене. — Никогда не отсчитаете денег наемному убийце. Никогда, — взгляд снова вернулся к Триллин, — не ударите женщину.

— Ты сможешь убить своего отца? — дрогнувшим голосом спросил Окнир.

— Нет, князь, — Лар увидел, как эльф побледнел от одной его улыбки. — Я не убью вас. Но и отцом вас не считаю. Назовем наши отношения равноценным обменом: когда-то вы подарили мне жизнь, сегодня я сохраню вам вашу. Но только жизнь. А до этого я говорил о ваших руках...

Окнир еще недоуменно хмурился, когда Иоллар схватил его плечо и подтащил к столу. Сил эльфа не хватало на сопротивление, и уже через секунду рука его оказалась вытянута вдоль столешницы, а сам он едва стоял, изогнувшись в несуразной позе.

— Руки, князь, — взмахнул мечом Сумрак. — Без них не обнимешь, не ударишь. Но жить можно.

— Нет!

Крик Триллин совпал с ударом, женщина бросилась вперед, но ее перехватил Сэллер, и она обмякла в его объятьях. Окнир тоже был близок к тому, чтобы лишиться сознания.

— Странно это, — задумчиво повторил Сумрак, отпуская отца, позволяя ему сползти на пол. — Вы можете пойти против своей крови, подсылая убийцу к сыну, а моя кровь не позволяет причинить вам вреда. Вы можете издеваться над женой, а она не в силах смотреть на ваши страданья. С чего бы так?