Демоны ее прошлого

О Сондерсе Оливер слышал. И именно от Эдварда Грина: тот считал его одним из лучших целителей современности и гордился тем, что был лично знаком с ним. Был — потому что в прошлом году профессор Сондерс скончался, Эдвард ездил в столицу на похороны и открытие мемориала.

Значит, встретиться с ним и разузнать подробности глисетского дела не получится. Но причин сомневаться в подписанных им заключениях тоже нет. Как и в словах лорда Аштона.

Но ведь она жива. Жива!

Оливер стиснул зубы, чтобы не проорать это в трубку.

— Вы так и не сказали, о чем собирались попросить, — напомнил лорд Арчибальд.

— В принципе... уже ни о чем. Простите, что побеспокоил.

— И испортили мне настроение перед важным совещанием, — вздохнул вице-канцлер. — Знаете, Оливер, я многое повидал в жизни, случались совсем уж жуткие вещи, но они проходили мимо, не оседали в памяти. А дело Хелены Вандер-Рут я так и не смог забыть.

— Почему?

— Я видел ее. Это сложно описать, но... Ее поместили в карантин — с учетом обстоятельств это была необходимая мера. И я знал, что она умирает, когда шел в госпиталь. Но я шел к преступнице и в какой-то степени считал, что она получила по заслугам... А увидел умирающего ребенка. Демон высосал ее жизнь, осталась только слабая бесцветная тень. Это было действительно жутко. Вряд ли вы поймете, у вас ведь нет детей, а я тогда мог думать только о том, что дома меня ждет дочь, которая всего на несколько лет младше этой девочки, и которая тоже собирается поступать в магический университет. Когда Элси выбрала факультет боевой магии, я был не в восторге, но смолчал. Просто подумал: хвала богам, что не демонология. А Хелена... Говорила она спокойно, отвечала тихо, но внятно. Отрешенно, словно под действием наркотика, хотя ни медикаментозной, ни магической анестезии в ее состоянии применять было нельзя. Казалось, она не чувствует боли. Но после допроса я задержался у ее палаты, хотел переговорить с целителями... — лорд Аштон замолчал. Потом, словно вырвавшись из омута воспоминания, продолжил уже другим тоном: — Простите за сентиментальные бредни — накатывает иногда. Но дело, и правда, было неприятное. Я уехал в тот же день и возвращаться не планировал. Ночью Хелена умерла. Сондерс провел вскрытие, передал протоколы. В связи со смертью главной виновницы, было принято решение не разглашать подробности происшествия. Университет даже выплатил страховку родственникам мисс Вандер-Рут наравне с семьями пострадавших — это обошлось дешевле, чем возможный скандал. На этом, собственно, история закончилась. Не знаю, с чего вдруг вы заинтересовались ею, но искренне надеюсь, что вопросов у вас больше не осталось.

Вопросов у Оливера только прибавилось, но ответить на них лорд Аштон не смог бы.

А кто сможет?

Сама Хелена, конечно же.

Только как ее спросишь?

— Нам нужно поговорить, мисс Мэйнард, — сцепив пальцы в замок, проговорил Оливер так, словно она стояла сейчас перед ним. — Точнее, мисс Вандер-Рут. Да, мне все известно.

Чушь какая!

— Ничего мне не известно, — он растер виски, прогоняя обосновавшуюся в них за ночь боль. — А ты не расскажешь.

Расскажет. Если привлечь Крейга и его менталистов — расскажет. Если прижать Алана и Сюзанну, заставив опознать в ней Хелену Вандер-Рут.

Раньше, узнай он, что у него учится под чужим именем девица, вызвавшая демона-убийцу, так и поступил бы. Скандал раздувать и не стал бы, но тому же лорду Аштону сообщил бы, а девицу при любом исходе выставил бы из академии...

Да, раньше он так и сделал бы. Ещё неделю назад. Ровно неделю.

Сейчас — нет.

Сам разберется.

В чудесное воскрешение Оливер не верил. Еще и после вскрытия. Чудесное исцеление — другое дело. Если только она, и правда, была так плоха после столкновения с демоном: того, что тяжелое состояние Хелены было инсценировано специально для комиссии, он тоже не исключал.

Но зачем? Только для того, чтобы избежать огласки и скандала вокруг университета? Вот виновница, но она умирает, давайте похороним эту историю вместе с ней и не будем больше тревожить ни мертвых, ни живых?

При таком раскладе Хеймрику было бы спокойнее, если бы она действительно умерла. Но лично способствовать этому он вряд ли решился бы. Не каждый способен на убийство, что бы ни стояло на кону.

Или целью было защитить саму Хелену?

После всего, что Хеймрик сказал о ней, в добрых чувствах к бывшей подопечной глисетца не заподозришь, но факты говорят, что без его участия исчезнуть из университета девушка не могла. И самостоятельно милорд Юлиус такого не провернул бы. У него наверняка были помощники.

Сондерс?

Теперь этого не проверить.

Целитель из университетского госпиталя?

Не исключено.

А еще кто-то, кто сделал ей документы на новое имя — метрику и свидетельство об окончании младшей школы.

В школу можно отправить запрос. Или даже съездить туда.

Согласно выписке из личного дела Элеонор Мэйнард, свидетельство мага она получила пять лет назад в Роймхилле.

Далековато.

Но портальные станции работают — почему бы и нет?

А до этого найти предлог и поинтересоваться у Нелл, в каком именно приюте она воспитывалась. Ответ у нее, естественно, готов, она ведь не думает, что кто-то станет проверять. А он проверит. И когда выяснится, что в названном заведении никогда не слышали ни о какой Элеонор Мэйнард...

А что, собственно, он сделает? Скажет свое напыщенное "Мне все известно"? Пригрозит ей разоблачением?

"Мне все известно, поэтому не смей отворачиваться, когда я на тебя смотрю"?

"Я исключу тебя из академии, если не прекратишь делать вид, что не помнишь о той ночи"?

Да уж, замечательное решение.

Оливер посмотрел на разбросанные по столу бумаги. О работе нужно думать. О работе. По крайней мере, следующие три часа. Спустя это время ему предстояло проводить занятия со своей группой, и там уже — как получится.

За месяц студенты прошли вводный курс, и сегодня милорд Райхон планировал устроить контрольный опрос по основным понятиям: что есть проклятия, по каким критериям производится их градация, какие есть способы защиты и прочее. Было начитано достаточно лекций и времени на самостоятельную подготовку хватало, чтобы будущие специалисты хотя бы в формулировках отличали родовые проклятия от кровных, а взаимные от перекрестных, не заглядывая в конспекты.

— Убрать все со столов, — скомандовал Оливер, зайдя в аудиторию, и лишь затем спохватился, что забыл поздороваться. — Добрый день.

Студенты посмотрели на хмурого куратора и в правдивости последней его фразы усомнились. Но вынужденно согласились, что день таки добрый.

Оливер мысленно отругал себя за непозволительную несдержанность.

— Мисс Мэйнард, — уже другим тоном, спокойно и благожелательно, обратился он к старосте, — кто сегодня отсутствует?

Вышло еще хуже: будто он рычит на всю группу и только с ней одной приветлив. Еще заметит кто-нибудь...

— Отсутствующих нет, — буднично отчиталась Элеонор.

Нелл.

Хелены Вандер-Рут нет уже много лет.

Элеонор Мэйнард — имя для документов. Интересно, существует она вообще, эта Элеонор? Существовала? Нужно проверить.

Но в любом случае — чужое имя.

Значит — Нелл.

Он снова задумался не о том и не сразу понял, отчего студенты глядят на него так странно.

— Нет отсутствующих? — переспросил, когда с ответа старосты прошло не меньше минуты. — Прекрасно. Тогда приступим.

Дальше уже не отвлекался. Даже не смотрел в ту сторону, где виднелась из-за плеча сидящего в первом ряду увальня аккуратная головка с гладко зачесанными белоснежными волосами. Но в приготовленный заранее список вопросов поглядывал, чтобы не возникло снова подозрительных пауз.

Ответы студентов не порадовали. На память никто из группы не жаловался, и зазубренные формулировки выдавались на одном дыхании, но когда он просил объяснить что-либо своими словами, молодые люди, все как один, умолкали, находя вдруг что-то интересное кто за окном, кто на потолке, а кто — под собственными ногтями.

— Так кто же мне объяснит, почему родительские проклятия считаются наиболее сильными? — не сдавался Оливер. Он тоже нашел бы, куда смотреть, лишь бы не на эти отсутствующие физиономии, но помнил, что набирал спецкурс не для того, чтобы, уподобившись некоторым другим преподавателям бездумно начитывать материал и, закрыв глаза, ставить оценки. Никто не обещал, что будет легко, и придется постараться, чтобы эти юноши и девушки поняли, что главное, чему им нужно научиться, — это думать, самостоятельно делать выводы и принимать решения, а не пользоваться чужими заготовками.

— Простите, милорд, — прозвучало робко, — но вы нам этого не объясняли. Мы записали только определение, но тему углубленно не рассматривали.

— Зато рассматривали другие темы, которые должны вам помочь разобраться с этой. И я не теряю надежды, что кому-то это все же удалось. Ну? Мисс Осгуд? Нет? Мистер Эскин? Неужели никаких мыслей?

Взгляд наткнулся на горящие недовольством желтые глаза, и Оливер отвернулся, мысленно усмехнувшись: "Нет, тебя я не спрошу. С вашей-то квалификацией, мисс Вандер-Рут, стыдно кичиться знаниями перед неразумными первогодками".

Странно, что он не подумал об этом, когда увидел, как она развеяла призрачных псов. Подцепить и разорвать чужое плетение сложнее, чем создать собственное, в младшей школе такого не преподают, а "один знакомый маг", который, по ее словам, рассказал, как нейтрализовать фобосов, должен был перед этим потратить пару лет, чтобы научить ее работать с энергетическими потоками.

— Мистер Бертон?

Реймонд нервно утер нос и запихнул скомканный платок в карман.

— Ну, родительское проклятие — оно сильнее, потому что... как бы это... Оно сочетает в себе элементы других проклятий... Да?

— Да, — ободряюще кивнул ректор. — Скажете, каких именно?

— Ну, это... Кровное проклятие, да? Кровь-то одна. Родственное. Родовое тоже... Нет?

— Нет. Вернее, не всегда. Родительское проклятие может быть как персональным, то есть...

— Направленным на одного человека, — закончил Бертон.

— Как персональным, так и родовым, если родители проклинают вместе со своим ребенком и его потомство. Но тут проклинающего может ждать неприятный сюрприз. Какой? Мистер Вестлей?

— Родовое проклятие без определенных ограничителей действует на весь род, а не только на потомство конкретного лица, — бодро выдал обрадованный собственной сообразительностью студент. — Получается, проклиная род своего ребенка, родители проклинают и самих себя.

— Получается, — согласился Оливер. — До конца семестра разберем несколько примеров, чтобы вам было понятнее. А пока, закрывая тему родительских проклятий: чье проклятие, по вашему мнению, обладает более сильным действием, материнское или отцовское?

— Отцовское, — убежденно ответила смуглая брюнетка с первого ряда.

— Почему вы так думаете, мисс Поуп?

— Потому что мать... она же мать. Она не может так сильно ненавидеть своего ребенка, которого сама выносила, родила...

Ректор покачал головой: этим детям придется серьезно пересмотреть свои представления о мире, магии и, в первую очередь, о людях.

— Самое сильное проклятие, мисс Поуп, — материнское. Именно потому, что мать выносила и родила, и навсегда осталась связана со своим чадом невидимой пуповиной. Пущенное по этой пуповине проклятие неизменно достигнет цели. А ненависть... Не встречал научных обоснований этому, но отчего-то особенно сильно ненавидят тех, кого должны были бы любить, или тех, кого любили когда-то. И... тут мы почти плавно переходим к теме любовных проклятий. Кто даст формулировку?

К концу опроса студенты расшевелились, и Оливер в целом остался удовлетворен.

— Неплохо поработали, — проговорил он, когда вопросы закончились. — Думаю, все поняли, чего я жду от вас на зачете.

И сжал за спиной кулак. Графики! Должен был сдать их еще позавчера! Вильямс, старая ехидна, до конца жизни ему этого не забудет.

— Все свободны, увидимся на будущей неделе, — в пятницу он специально поставил свои пары последними, чтобы иметь возможность в случае необходимости задержать группу после занятий. Сегодня вся группа ему не нужна. — Мисс Мэйнард, задержитесь, пожалуйста. У вас ведь уже есть график зачетов по другим дисциплинам?

Она кивнула. Промелькнувшая во взгляде настороженность затаилась на дне желтых глаз.

— Я еще не выбрал время зачета по базовому предмету, — разъяснил Оливер. — Давайте посмотрим, какие дни у вас свободны, и как это сочетается с моим расписанием. Много времени это не займет, не волнуйтесь.

Он мог бы взять графики на кафедре, но не хотел попадаться на глаза декану. И думал исключительно о зачете, ничего другого и в мыслях не было. Почти.

"Переведусь", — мысленно простонала Нелл.

В последние дни она привыкла реагировать этим обещанием на каждое воспоминание об Оливере Райхоне, а поскольку вспоминался милорд ректор нередко, мысли порой звучали непрерывными рассуждениями о переводе. Правильные мысли. Учиться он ей все равно не даст: вон, за минувшие полтора часа даже не спросил ни разу, вспомнил только, когда речь зашла о графиках.

Нелл достала из сумки папку, в которую собирала все, что касалось организационной работы и медленно пошла к столу куратора. Спину тянуло после вчерашней прогулки, и ноги побаливали, несмотря на то, что растерла их на ночь мазью со змеиным ядом еще из запасов Оуэна. Не мешало бы размять мышцы, чтобы избавиться от ломоты, и Нелл решила, что в общежитие пойдет окружным путем. Покурит по дороге. Успокоится.

Что успокаиваться понадобится, сомнений не было. Ее уже трясло, и, по мере того, как она приближалась к мужчине, волнение усиливалось.

— Вы хорошо себя чувствуете, мисс Мэйнард?

— Вполне.

Она осторожно положила перед Оливером Райхоном папку. Очень осторожно, до последнего не разжимая пальцев. И руку отвела медленно-медленно. Потому что, если бы не сдержалась, швырнула бы ему эту папку, и хорошо, если на стол, а не в лицо. Зачем? Да просто так. Может быть, хоть тогда посмотрел бы на нее, а не сквозь.

Хотя нет, не нужно. Пусть не смотрит.

— Это, кажется, не расписание, — ректор озадаченно ткнул пальцем в лежащий сверху список.

— Нет, это перечень факультативов. Зачеты... Я сейчас найду...

Следовало сразу вытащить нужные листы и отдать ему их, а не всю папку, но разве она о графиках думала?

Потянулась к бумагам и застыла на целый миг, случайно коснувшись его пальцев. Зажмурилась, представляя, как эти пальцы сожмут сейчас ее ладонь и... испуганно отшатнулась, когда ее желание вдруг исполнилось.

— Опять? — прошептала, чувствуя, как жар заливает лицо. — Простите, я не...

Увидела его глаза и осеклась.

Не она. Не ее желание. Его.

А она невольно вырвавшимся извинением выдала себя с головой.

"Переведусь", — подумала со странным облегчением. Словно разрешала себе и ему то, что произойдет дальше. Ведь если переведется — какая разница?