Демоны ее прошлого

— Вот и все, — отчитался Оливер. — Мы на месте. Как ты и хотела, нас никто не видел и не видит.

Телепортационные переходы появились тут в конце прошлого века по инициативе одного из кузенов правившего тогда монарха, и опера стала излюбленным местом свиданий тайных любовников. Но рассказывать об этом Нелл он не стал: самому не нравились возникавшие ассоциации.

Она подошла к обшитым бархатом перилам и повела рукой в проеме.

— Здесь экран?

— Да. Из зала кажется, что ложа пуста.

Хотелось добавить: к сожалению.

В день премьеры огромный партер и возвышающиеся над ним в четыре яруса ложи были заполнены людьми, среди которых наверняка найдутся его знакомые — те, что давно записали его в ряды неудачников и вынужденных женоненавистников, и ради того, чтобы увидеть хотя бы одну вытянувшуюся от удивления физиономию, он немедленно отключил бы создающие экран артефакты.

Ребячество, да, но он порядком устал от созданных самим же правил.

— Нас никто не видит? — изменившимся тоном переспросила Нелл.

— Никто.

— Значит, совсем неважно, как бы я была одета? Зачем тогда...

— Для тебя, — вздохнул Оливер, чувствуя себя как никогда глупо. — Мне просто хотелось сделать тебе подарок.

Одолжение на один вечер — так вернее.

Поход в оперу оказался ничем не лучше его предыдущих идей.

— Здесь можно курить, — вспомнил он, заметив на маленьком столике пепельницу, и с горечью подумал, что хоть этому Нелл по-настоящему обрадуется. — Ложа хорошо вентилируется. И можно попросить принести вино и фрукты. Или какие-нибудь десерты.

— Спасибо, но... Возможно, позже.

Ответ относился к вину и десертам, закурила она сразу же.

Одновременно с тем, как в воздухе запахло дымом, в зале приглушили свет, и началась увертюра.

Нелл то смотрела на сцену, то скучающим взглядом обводила партер и ложи на противоположной стороне. После снова на сцену и снова в зал. Куда она не смотрела — так это в его сторону, и Оливер, устав ждать, сосредоточился на истории любви отважного Федерико и красавицы Изабо. У тех, как следовало из тоскливых арий, тоже все шло не гладко: ей прочили другого жениха, его король отправлял на войну.

Оливер припомнил, когда и с кем была последняя война, и тут же уличил декораторов и костюмеров в недостоверности: мебель и наряды актеров не соответствовали той эпохе. Но ради глубокого декольте красавицы Изабо их можно было простить.

Да и сама постановка была недурна. Виртуозные арии в исполнении ведущих солистов сменялись шутливыми куплетами, драма главных героев — комедийными сценками, разыгрываемыми актерами, изображающими слуг. В другой ситуации Оливер следил бы за происходящим на сцене с интересом, но сейчас отвлекался то и дело на невеселые мысли. А те становились с каждой секундой все печальнее и печальнее, пока сердце не заныло от щемящей тоски, а в глазах защипало от близких слез и табачного дыма...

Оливер выругался про себя, стряхнул захлестнувшее его наваждение и, протянув руку над разделявшим их столиком, погладил Нелл по плечу. Когда она никак не отреагировала, поднялся с кресла, и присел рядом с нею. Вынул из дрожащих пальцев сигарету, откинул вуаль с ее лица и, увидев блестящие от слез глаза, притянул Нелл к себе, обнял крепко и коснулся губами пульсирующей на виске жилки.

— Все хорошо, — прошептал так, будто хотел внушить уверенность в своих словах. — Хорошо. Успокойся.

— Успокоиться? — переспросила она, прижимаясь к нему еще сильнее.

— Да. Постарайся. Дамы в соседних ложах наверняка уже рыдают взахлеб. Скоро мы не будем слышать певцов за их стенаниями.

— Я?..

— Транслируешь, да. Зал оборудован артефактами, улучшающими акустику, и если они помимо звуков усиливают эмоциональные всплески, оркестровую яму зальет слезами.

...Он нес полную чушь, целовал влажные веки и дрожащие губы, гладил ее плечи, руки, скользил ладонью по обтягивающему грудь шелку, и в какой-то момент перестал чувствовать сминающуюся под пальцами ткань — осталась только женщина, нежная и ранимая, льнущая к нему в поисках защиты, настоящая, как в ту, их первую ночь. И целовала она его так же, как тогда, до боли впиваясь в губы, вцепляясь ногтями в плечи так, что чувствовалось даже через одежду, но в этой боли растворялась бесследно тоска и мысли об одиночестве...

Потом отстранилась, переводя дыхание, и снова прижалась всем телом, спрятав лицо у него на груди.

— Хочешь, уйдем отсюда? — склонился к ее уху Оливер. — Прямо сейчас?

— И не узнаем, чем закончится история Федерико и прекрасной Изабо? — улыбнулась Нелл, подняв на него глаза.

— Ну, это же опера... В конце они поженятся. Или умрут. Или поженятся, а после умрут...

— Или умрут, а после поженятся, — подсказала она.

— Не исключено, — согласился он. — Вон тот толстяк в черном похож на некроманта.

— Это отец Федерико.

— Вот-вот. Чего только не сделаешь для любимого сына.

Она тихонько рассмеялась и замотала головой:

— Останемся и узнаем. Я никогда не была в опере. Это так восхитительно, музыка, голоса, вот и расчувствовалась, прости...

Он не обернулся, чтобы проследить за ее взглядом, устремленным явно не на сцену. Просто запомнил направление и угол. После, встав за ее плечом, начертил в пространстве вектор.

— Хочешь вина? — спросил, рассматривая людей в ложе на противоположной стороне: между двумя немолодыми дамами сидела девушка, совсем юная и хорошенькая, особенно на фоне маячившего за ее спиной старика.

— Воды, если можно, — попросила Нелл.

Достаточно было потянуть за шнурок, но Оливер воспользовался случаем и вышел за дверь.

Рядом как по волшебству появился человечек в зеленой ливрее.

— Стакан воды, будьте добры, и...

— И? — человечек упрятал в рукав полученную банкноту.

— Узнайте, кто занимает ложу в третьем ярусе, слева от виконта Тротгара.

Воду принесли сразу же. Минут через пять после этого деликатно поскреблись в дверь.

— Интересующую вас ложу выкупил на новый сезон барон Лэйгин. Сейчас там он, его супруга и ее дальняя родственница, некая миссис Бин с дочерью. Мисс дебютирует в этом году в столице...

— И мать использует любую возможность вывести ее в свет, — под нос себе пробормотал Оливер. — Благодарю, любезнейший.

Эмилии — он помнил, как звали сестру Нелл — шел пятнадцатый год. Самое время подумать о будущем, учитывая то, что девушка вряд ли обладала магическими способностями, ведь сама миссис Бин, со слов ректора Хеймрика, к одаренным не принадлежала и второй ее муж был не из магов.

— Что там? — обеспокоенно спросила Нелл, когда он вернулся в ложу.

— Пустяки, — отмахнулся он. — Один знакомый догадался, что я здесь. Специалисту нетрудно отличить пустую ложу от закрытой, к тому же в день премьеры ложи не пустуют, наверняка ее сдали бы кому-нибудь. В общем, меня раскрыли, и в антракте придется подойти...

План созрел спонтанно и изобиловал недочетами, но в последние недели его посещали лишь такие идеи.

Женщина, выводящая в свет дочь, не просидит весь антракт, любуясь опущенным занавесом, она обязательно выйдет в фойе. Вряд ли у нее тут много знакомых, и не придется уводить ее из компании, достаточно вежливо поздороваться и попросить уделить ему минуту. Правда, знакомые здесь были у самого Оливера, те же Аштоны, помнится, собирались на премьеру и, не исключено, что сидят сейчас ярусом выше, но он знал несколько действенных способов отвести даже самые внимательные глаза.

О чем ему говорить с Клариссой Бин, в прошлом — Клариссой Вандер-Рут, Оливер толком не представлял, но не мог упустить возможность узнать еще хоть что-нибудь о той, что сейчас сидела рядом и, повернув голову к сцене, смотрела из-под вуали совсем в другую сторону.

— Может быть, все-таки вина? — спросил он, когда прозвенел звонок. — Или мороженое?

— Мороженое, — согласилась Нелл. — Как думаешь, у них есть клубничный сироп?

— Думаю, да.

Тот же человечек в ливрее выслушал распоряжения, сказал, что есть и сироп, и даже свежая клубника, и испарился, предварительно заверив, что исполнит все в лучшем виде. А Оливер направился в фойе. Шел, укрывшись пологом иллюзии, превращавшим его не в невидимку, а в безликое, никому не интересное существо, обходил беспрепятственно столы с закусками и разносящих напитки лакеев, всматривался в лица.

Первым заметил барона Лэйгина, того самого старика, что сидел позади юной Эмилии. Господин барон был чем-то недоволен, а одна из сопровождавших его в ложе дам — госпожа баронесса, очевидно, — ласково что-то нашептывая, пыталась скормить ему тарталетку с паштетом.

Их родственницы тем временем скромно стояли в сторонке и в семейный разговор не вмешивались. Эмилия с любопытством разглядывала блистательное общество, а ее мать, отвернувшись к скрытому тяжелой портьерой окну, растирала виски. Она не раз уже успела пожалеть о том, что пришла сюда, но для дочери это первый выход, и нужно соблюсти приличия и досмотреть до конца это скучный спектакль в компании этого несносного барона.

Нет, читать мысли Оливер по-прежнему не умел, но женщина думала слишком громко, а усталость и разочарование легко читались по ее лицу, еще хранившем следы былой красоты.

Сколько ей? Немногим за пятьдесят? Практически его ровесница, но магия не хранит ее молодость и здоровье. В темных волосах блестит седина, на лбу и вокруг глаз прорезались морщины. Оливер представил, как выглядел бы сам, если бы не был магом, или та же Кэтрин, которая окончила академию в один год с Джинни, а Джинни весной исполнилось бы уже шестьдесят...

Представил, и отогнал эти мысли подальше.

— Миссис Бин? — он выбрал момент, когда барон позволил-таки впихнуть себе в рот тарталетку и занялся сосредоточенным пережевыванием, тогда как баронесса держала наготове платок, дабы в случае чего смахнуть крошки с его дряблого подбородка. — Позвольте представиться, Оливер Райхон.

— Очень приятно, — выговорила она удивленно. — Вы?..

— Случайно узнал, кто вы, и не мог не подойти. Уделите мне несколько минут? Я хотел бы поговорить о вашей дочери. О вашей старшей дочери.

Последнюю фразу произнес так тихо, что никто, кроме Клариссы Бин ее не услышал.

Женщина вздрогнула, огляделась и торопливо закивала.

— Только...

— Не здесь, конечно же, — согласился он.

— Мама!

— Подожди меня тут, Эмили. Держись тетушки Лиззи.

Талантами Юлиуса Хеймрика Оливер не обладал, даже Флин был куда искуснее в том, что касалось ментального воздействия, но с людьми, лишенными и толики магии, многого не требуется. Несколько несложных манипуляций, и собеседница, с которой они уединились в эркере, готова ответить на любой вопрос. Более того — она сама хочет поговорить. Ей так давно не с кем было поговорить о своей Нелл.

— Мое солнышко, моя бедная девочка... Вы знали ее?

— Нет.

Это правда, той Нелл, которую она помнила, он не знал, и с удовольствием послушал бы о милой жизнерадостной девочке, которую все любили, не могла не любить — такой чудесной была она, со слов ее матери. Но слов этих слишком много, а времени мало, и пронизанный светлой грустью рассказ приходится прервать.

— Что случилось в Глисете одиннадцать лет назад, миссис Бин? Как она погибла?

— Погибла, — Кларисса закусила губу. — Да, она погибла. Юлиус... Ректор Хеймрик сказал, что она сама виновата, сказал, что она была такой же, как Эрик, увлеченной и безответственной, но...

— Она была не такой?

— Не знаю, — жалобно всхлипнула женщина. — Уже не знаю. Мне казалось, у Нелл не было от меня секретов, она рассказывала мне обо всем, об учебе, хоть я ничего в этом не смыслила, о жизни при университете, об Алане... А потом эти деньги...

— Какие деньги? — насторожился Оливер.

— Большие. Очень большая сумма, просто огромная. Когда умер Эрик, мы остались ни с чем, потеряли квартиру, банк присылал только счета. Я едва сводила концы с концами. А после того, как Нелл... После того, как она погибла, выяснилось, что у Эрика были сбережения, и он оставил все ей. Я не знала, как к этому относиться. Да, когда я вышла замуж за отца Эмили, мы ни в чем не нуждались. Но это длилось недолго. Муж вел торговлю с колониями, заразился тропической инфекцией... Так глупо — его укусила корабельная обезьянка, когда он принимал новый товар. Сгорел в три дня. Компаньоны выкупили дело. Я не разбираюсь в этом, в итоге осталась снова в долгах, с маленькой дочерью... А Нелл присылала нам какие-то гроши, которых хватало только, чтобы не умереть с голода. Говорила, что работает после занятий. Мне было так стыдно, что моя девочка вынуждена отказывать себе во всем и работать, чтобы содержать нас с Эми... А у нее все это время были деньги Эрика! Она могла бы... Хотя, наверное, она была права, — гнев и обида, прорезавшиеся было в голосе миссис Бин, улеглись в одно мгновение. — Я не умею обращаться с деньгами, — посетовала она. — Этим всегда занимались мои мужья, а одна я... Думаю, Нелл понимала это, и хотела как лучше. Да?

— Да, — согласился Оливер, отчетливо осознавая, что не было никакого наследства. Пока Хелена была, точнее считалась живой, не было. Та девочка, какой бы умной и предусмотрительной она ни была, не скрыла бы такого от матери. Так откуда после взялись эти деньги?

— Она была права, — повторила миссис Бин. — Я и ее наследства не сберегла. Хватило всего на пять лет. Непомерные траты, невыгодные вложения... Я и финансы несовместимы.

— Но сейчас, мне кажется, вы достаточно обеспечены, — заметил Оливер, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Случай помог. Два года назад умер дальний родственник моего второго мужа. Семьи он не имел, поэтому оставил все Эмили и выделил долю мне. Мудрый человек, жаль мы не общались при его жизни. Я теперь получаю фиксированную ренту, а банк перечисляет деньги в оплату пансиона, где учится Эми. Она умная девочка, умная и способная... Но не как Хелена. Не маг. И к лучшему... Они такие разные, мои девочки. И такие похожие... были бы. — Она потянула за блестевшую на шее цепочку и вытащила из-под платья медальон, открыла и развернула его к Оливеру. — Они всегда со мной. Взгляните, ведь, правда, похожи?

— Очень, — солгал он и сцепил руки, борясь с желанием потянуться к заключенной в серебряную рамку миниатюре.

Сходство между сестрами существовало лишь в материнском сердце. У Эмилии темные волосы, личико сердечком, огромные карие глаза, пухлые губы и вздернутый носик. У Хелены более строгие черты, прямой нос, глаза чуть раскосые. А волосы... Фотографии, которые он видел у Хеймрика, и та, что он стащил тайком, были черно-белыми, и он отчего-то решил, что волосы Нелл были каштановыми или темно-русыми до того, как потеряли цвет. А на самом деле...

— Рыжая, — выдохнул удивленно.

Может, художник переусердствовал с цветом, но волосы девушки на миниатюре полыхали теплым оранжевым пламенем.

— Рыжая, — с улыбкой подтвердила миссис Бин. — Наследие Вандер-Рутов: рыжие волосы и веснушки. Эрик был весь в веснушках, лицо, руки... А у Нелл — только мелкие точечки на носу. Но как же она мечтала от них избавиться! Запудривала, мазала какими-то снадобьями... Зачем? Пусть бы были. Пусть бы были... И она была...