Мелочь пузатая, общий файл

   — Почему? — удивилась я. — У вас не хватает исследователей? Если какой-либо механизм, заклинание или плетение когда-либо существовали в этом мире, то они повторимы. Академия исходит из этого постулата, и добилась немалых успехов.

   — Ваша Академия, милая девушка — дерьмо ктахи. Дерек классифицировал известные заклинания и разобрал глифы на функциональные части. И теперь вы из этих частей конструируете. Все! Что мог знать подмастерье, даже самый талантливый? Что мог ему дать хозяин, даже в преддверьи войны? Только те практические знания, которые могли понадобиться для победы. Война кончилась, маги погибли... От магии остались жалкие обрывки. Их собрали, записали, заучивают... Но дальше-то никто не пошел!

   Я могла бы возразить, что сотни бытовых, целительских, производственных и аграрных заклинаний, разработанных этими "учениками", облегчили жизнь простых людей настолько, что за триста лет вся территория Империи, включая самые холодные неудобья, оказалась заселена, причем не редкими и малочисленными племенами охотников или грабителей-кочевников, а оседлыми пахарями и скотоводами. Промышленное производство тоже, кстати, налажено, с учетом местной специфики, где-то на уровне европейского девятнадцатого века. И — маленькая характерная деталь! — у нас проблемой девушек, особенно деревенских, является лишний жир на талии, а не истощение, как оно было раньше. Да, могла бы сказать, но не стала. Пекрито не поймет, а если поймет — то превратно, для него простецы — расходный материал, не более того. Поэтому я скорчила скептическую рожу и спросила:

   — А самим думать — никак? Не боги же горшки обжигают.

   — Не боги... но и нам нужны не горшки! Сила уходит из мира, прежние заклинания наполнять все труднее. И это — только одна из проблем. Вторая — в том, что люди, как раса, исчерпали себя. Они становятся в массе все тупее, ленивее, элементарней, и это было бы даже неплохо, если бы сопровождалось вспышками талантов — хотя бы один гений на миллион... голов безрогого скота... Но и такой малости нет.

   — Не заметила. Ни того, ни другого. Что же насчет силы — нужен баланс. Знакомы с исследованиями Текефии Керрийской? Монография "Взаимосвязь стихийных течений в пространственно замкнутых системах". Там один из примеров — Кугро, плотность эфиропотока в котором прослеживается со времен последней войны.

   — Крошка Ти? Трусливая крыса еще что-то исследует? На помойке ей место, или в вашей говенной Академии. Она, помнится, все от боли в обморок падала, ей фетку прижгут — она и отключилась.

   — Что?..

   — Женский половой орган, — сказал, как сплюнул. — Малефик должен любую боль терпеть, не теряя сознания, и превращать в силу. С меня Мелея трижды за сутки кожу сдирала, и я ее выращивал заново, а излишки силы в накопитель сливал. Вот что значит — учеба, а эта... ей раскаленный штырь в фетку забьют, а она — раз, и откинулась. В фетку! Всего-то.

   Да... членовредительство, однако, до последней войны было в моде. Теперь понятно, почему Черная Ти с мужчинами близко не сходится, а вовсе не из-за лошадиных зубов. А Мелея — та еще тварь. В нашей Академии на курсе малефицистики используют чистую и красивую методику с генератором боли. Никаких повреждений, просто сигнал, расходящийся по нервам. Надел браслет под колено или на запястье, включил, а мощность регулируешь самостоятельно: научился закольцовывать и возгонять слабую боль — переводишь ручку в следующее положение. Даже без генератора можно, если тренироваться вдвоем: есть старое заклинание "профос", чем дальше читаешь, тем сильнее скручивает боль того, на кого она направлена. А эта "учительница" развлекалась... Пекрито поймал мой взгляд, камни в его глазницах засияли алым огнем:

   — Осуждаете?

   — А что ее осуждать... Мелея Тихая Смерть расплачивается до сих пор. Сперва скиталась в астрале мира, где никто ни в какую магию не верил, и она от этого заглохла, а верили они в силу разума, механики и алхимии. Мало того, в тамошней медицине до сих пор широко используются препараты для наркоза и анальгетики, есть специальные врачи, которые на операциях следят, чтобы пациент получил нужную дозу, и даже смертельно больной... — тут я, конечно, загнула, описывая скорее земную ситуацию, чем та, что была на Хирайе, но принципиальных отличий в них нет. — В общем, триста лет посмертия ей было голодно, очень голодно. Сейчас в крепости злая сидит: если к нашему источнику приспособиться не сумеет — развоплотится до беспамятного духа.

   — Нашли с кем сводить счеты, герои... Сами-то ничего не умеете.

   — Ну, может быть, — на такие грубые подначки я уже не поддаюсь. — Тупые мы орки. Но вы-то должны были доучиться с тех пор. И время было, и силы, и никто вас не отвлекал.

   — Но не было учителей.

   Опять двадцать пять за рыбу деньги... Тяжко вздыхаю. Если до человека... ну, пусть лича... за триста лет не дошло — что ему за пару часов объяснишь?

   — У каждого разумного и любопытного существа, ухитрившегося просуществовать достаточно долго, наступает момент, когда не нужны ни учебники, ни учителя, чтобы получить новое знание. Теория создается из обобщения наблюдений и практики, практика подтверждает или опровергает теорию. И так до бесконечности. Помнится, теорию чистой предрасположенности к стихиям с треском опровергли, а еще сто лет назад она считалась незыблемой.

   — Это — исключение, подтверждающее правило.

   — Не знаю, как с правилами, но... Исключения не подтверждают теорий, они их ниспровергают. Чтобы сказать, что теория безусловно верна, не хватит любого числа подтверждающих результатов, но, чтобы доказать ее ошибочность, хватит и одного подтвержденного и невпихуемого факта.

   — Это знание вы принесли из своего мира?

   — Именно. Жил там ехидный дядька Карл Поппер...

   — Дварф?

   — Хуман.

   — Не может быть, имя дварфское. Наверное, помесь.

   — Ну, не знаю, не знаю. Роста он был высокого.

   — Это еще ничего не значит. Так теория о теориях — его детище?

   — Да. Он еще много нужного в методологию науки привнес, но этот критерий — самый известный. Если теория принципиально неопровержима — она бесполезна и ненаучна.

   — Ну, почему же? А, да... Но это справедливо только для прикладных теорий. Как вы собираетесь проверять теорию, что миры зарождаются в Хаосе?

   — Однажды я сотворю мир. Нет, не просто мир — целый веер. Или лучше — древо миров. Живое, растущее. Все живое — растет, все мертвое — распадается. Знаете, почему деревья так долго живут, вот взять хоть альвийские ясени?

   — Мэллорны.

   — Ага, их. Потому что они всю жизнь растут. Тысячи лет роста — сперва буйного, взрывного, потом — медленного, но не останавливающегося. До самой смерти любые деревья остаются детьми, а умирают... не от старости — от болезней или несчастного случая.

   — Хорошо, наверно, быть деревом, — говорит лич и громко скрежещет. У него что, имитатор речи разрушился? Нет, Пекрито хохочет, видно, забыл, как смех должен звучать. — А вы в дядюшку удались, неожиданные выводы делаете.

   — Он мне не родственник, вот совсем никаким боком.

   — Ну-ну, конечно... да не спорьте, верю. Все равно любое существо само себя создает. Ладно, заболтался я с вами. Идеи у вас интересные, только ни одного подтверждения им я не видел. Вот когда создадите мир — приходите, еще раз обсудим. А пока все это — голословные утверждения.

   — Ваше право, — говорю. — Когда создам, то к вам навряд ли приду. Вот вы ко мне — очень возможно. Но тогда говорить мне с вами будет неинтересно.

   — Да-да, обязательно, — Пекрито махнул рукой уже с порога.

   Тьфу, дурочка... конечно, ничего особо секретного я ему не открыла, но как попалась-то, а? Имитировал синдром "вечного ученика", а я и уши развесила. И раскрылась сама, и не выяснила ничего, кроме его, всем известного, презрения к простецам. Чему я могу его научить, а? Да он всякой гадости наизобретал дохренищи. Что еще у него там в лабораториях, из которых могильная гниль вылезла? За готовым примером далеко ходить не надо — модификанты все время перед глазами. Прогресс!

   И, кстати, вопросец назрел.

   Для чего ему столько безупречных рабов? Воины из них — курам на смех, промышленности по типу дварфийской у него нет, да ничего похожего тут и не строится, где их еще задействовать? Выращивать лотус? И зачем ему столько лотуса? Блииин... поняла. Кормить им завоеванное население. И все! Никаких тебе партизан, никакого подполья. Все счастливы и довольны. Чтобы зазомбировать сразу тысячу живых человек — нужен архимаг смерти или не один десяток магистров некромагии. А сто тысяч, проживающих только в Энсторе? Но достаточно добавить в хлебную муку десятую часть лотусовой — и готово. Твоюмать! Тут даже не потребуется военных действий: накорми лотусом — и бери всех тепленькими, с идиотскими ухмылками на тупых рожах. Надо сообщить конторской лисичке. "Да сообщила уже, — слышу телепатему. — Жаль, отсюда перекрыты конторские связи". "Ничего, — отвечаю ему. — Ночью попробую сделать один финт ушами, и передать сведения другим путем".

   Так увлеклась мысленным разговором, что даже не почувствовала, как ко мне кто-то подобрался и схватил за руку.

   — Ай! — дернулась и открыла глаза.

   Передо мной стояла девочка лет шести в темно-алом шелковом платье, с золотыми волосами и огромными карими глазами. Прямо Алиса из Зазеркалья, только передника не хватает. Да и платье не из тех, что можно с какими-то передничками носить, королевское платье. Ничего лишнего, стильненько так, по-альвийски. Но это-то не самое главное! Девочка была живая. Не нежить, не призрак, не модификант. Я тут вообще детей не видала, и вдруг такое явление.

   — Аль... как тебя звать, дитя?

   — Я не дитя, а ты правильно догадалась, — ответила девочка с укоризной. — Я — Альфлед, а ты — Хюльда.

   — Хочешь отсюда сбежать? — спрашиваю ее, а сама уже вспоминаю метки, оставленные в Конторе, чтоб сразу туда перейти.

   — Не хочу, — отвечает девочка. — Не затем я сюда убежала.

   — Так тебя не похитили?

   — Конечно же, нет! — она подобрала юбки и уселась рядом со мной. — Я сама с ней сбежала.

   — С кем?

   — Неужели не знаешь? Конечно же, с Фалль. А, ты же глупая, недогадливая! Пришлось три раза намекать, что ты нужна здесь. Сперва послала приглашение — то, что со слабым ядом, потом попросила Фалль поднять за тебя тост, потом уже маме приснилась и потребовала тебя привезти.

   — А ты знаешь, что мы с Фалль, мягко говоря, не дружим? Что она в Империи нагадила, как стадо орочьих ктахи?

   — Конечно. Но сюда перенести меня могла только она. И вообще, ты же ее побила, да? Тыкала носом в землю и кричала: "Попробуй реальность".

   — Ну, не так, но по смыслу близко.

   — Я еще маленькая, плохо считываю слова, а вот суть и сами события — хорошо. Я знала, что ты победишь.

   — Так зачем ты сюда-то явилась? Тут слишком опасно для юной девушки, даже если она — талантливая плетельщица.

   — Мне нравится, как ты говоришь. Ты называешь меня как ровню, на "ты", а дома все кланяются и говорят "ваше высочество". Уже ради этого стоило убежать. А еще я хочу свое королевство. Понимаешь, Бриану суждена долгая жизнь. Отец проживет еще лет семьдесят, за три года до смерти передаст власть сыну. Мы же с братом — полуальвы, и Бриан будет жить почти тысячу лет, жить и править Империей. А я обрету бессмертие на третьей сотне, но тогда власть над людьми мне будет скучна. Но до этого я хочу себе маленькое королевство посреди северных вод. Правда, красиво?

   — Да, — я представила этого ребенка на огромном обсидиановом троне, под суровым северным небом... — Красиво. Но не забывай, вместе с Кугро идет лич и его мертвое войско, которое, того и гляди, нападет на Империю.

   — Пекрито? Милый скелетик, — захихикала Альфлед. — Никуда он не нападет. Это решилось в тот час, когда Фалль объелась реальностью. Он ждет ее, а она не приходит, у бедняжки жестокое несваренье желудка. А больше я тебе ничего не скажу, иначе мне опять подправлять судьбинские нити. Это знаешь, как тяжело? Дядя непосредственно их редко трогает, больше манипулирует в реальности — мыслями, эмоциями, словами, делами. И меня так учил. Дядя умный, только мне не родной.

   — Ты и это знаешь?

   — Конечно. Они были побратимами с моим предком. Я нити смотрела.

   — Здорово. Но жить со "смешным скелетиком", я думаю, тебе вряд ли понравится. Да еще в окружении ревенантов, модификантов и зомби.

   — И не говори, — вздохнула девочка. — Уже надоело. Но я не с ним буду жить. Я буду править морским народом, и у меня будет высокий красивый муж, ллири. Только подрасту немного, а за это время его вылечу. Потому что когда мы встретимся, он будет почти мертвый, и лечить его долго придется.

   — Так чего же ты от меня хочешь?

   — Приходи завтра с утра к обвалившемуся гроту, который на юг от Зубчатой скалы, вдоль побережья, с полчаса ходу. Ты найдешь. Без тебя ничего не получится. Нож свой возьми, пригодится. По рукам?

   — Договорились! — я подставила руки.

   Она соскочила на пол, звонко шлепнула по моим ладоням, подхватила подол и убежала в неприветливую зелень хищного сада. Альвы, они такие, с любой растительностью договорятся.

   Но, однако, нужно кого-нибудь из местных звать для сопровождения. Иначе весь сад порублю на салатик — придется отмахиваться от самых наглых ветвей. А в чужом доме пока не хочу хулиганить. Звать не пришлось — притопал Пхиос.

   — Убедились?

   — В чем?

   — Альфлед жива, здорова и не собирается покидать Кугро.

   — Вы подслушивали?

   — О, зачем разбрасываться обвинениями? Вы говорили достаточно громко. Да и что такого сказала девочка? Что ее вполне устраивает будущий супруг? Так это же великолепно! Дети еще свободны от многих скотских желаний, а когда подрастет — нам не составит сложности их купировать.

   — Вы и ее накормили лотусом, да?

   — Нет. Разве что сделали бы это насильно. Она чувствует лотус в любых, самых малых пропорциях, и не ест эту пищу. Как и вы. К тому же, модифицировать того, кто может стать королевой немертвых — глупо. Сохранить ее талант — наша обязанность. Вы слышали, она говорила: "На третьей сотне лет я обрету бессмертие"? Девочка заранее знает, когда станет вровень с Пекрито.

   — Хм... — так я еще не рассматривала наш разговор. Но ведь еще что-то Альфлед говорила о прекрасном ллири, который станет ее супругом, но которого потребуется долго лечить. Либо ревенант этого не слышал, либо я слышала совсем не то, что она говорила, либо каждый слышал свою версию. А что — мастера времени на такое способны, мелкие лакуны бытия быстро затягиваются, при этом варианты произошедшего события остаются для участников из разных лакун — разными. Вполне возможно, что в той лакуне присутствовал только мой голос, а принцесса давала отредактированный вариант ответов. А в этой лакуне говорила правду. А вдруг правда — это то, что она сказала для подслушивающего Пхиоса? Надо включить, наконец, мозги и прикинуть, что кому выгодно и кто как эту выгоду собирается получать.