Мелочь пузатая, общий файл

  — А, явились, незванные! — ворота открыла Яга, и сразу ткнула в мою сторону посохом. — Твой Ант молодец! Круче него разве Пртогхские горы! Когда б не он, все б давно развалилось.

  — Что так? — спрашиваю.

  — А пересрались маги. Хюльда с Анвэладом по одну сторону, Мелея с твоим отцом по другую.

  — Каким таким отцом? — неужели атта Варгель погиб?

  — Да таким, костяным...

  — А, — это призрак с родной Земли, как оказался здесь — неизвестно, думаю, кто-то нарочно его сюда перенес. — Призрак земного папаши. Что он тут натворил?

  Дух папаши исключительно гадок, но сил и ума у него вряд ли хватит на что-то серьезное.

  — Они с Мелеей столковались, и когда разгорелся спор о тварях, поддержал ее.

  — В чем?

  — Допустить их в Эйде.

  — Что?!

  — То. Вы проходите, не стойте в дверях, — оркобабка подтолкнула нас и захлопнула ворота. — Ну, арсэ Анвэлад и говорит: давайте решим все миром: вы собираетесь и идете вон, к тварям, а мы остаемся тут. И его поддерживает не только Хюльда, но и эта моль белая, Эрмино. Мелея тогда призывает свою силу — а та обходит Эйде, ибо двух смертей не бывать, а по одному разу у нас все уже померли, и страха нет: мы готовы дать ей отпор. Обиделась Мелея, говорит, тупые мы орки, своей выгоды не понимаем, повернулась — и ушла, и призрак костяной за ней утянулся.

  — Кто еще ее поддержал?

  — А никто. Разве что одна промолчала, Бирюза, бывшая ученица Кифа. Но она девушка тихая, даром, что из гномов, и благоразумная. Еще подруга ее сюда приходит, человечка. Странная, из другого мира, у них там совсем плохо с магией. Но теперь, говорит, понемногу прибывает.

  — Не Улиен мак Доннах ее звать?

  — Точно-точно, Улейной! Так они после того совета обе в Эрмино вцепились, говорят: лучше с умным в осаде, чем с дурой в засаде. Сейчас обе болтаются туда-сюда, то в Хирайю, то к нам, а Эрмино им артефакты готовит. Что они задумали — мне не рассказывают, но довольны, втроем соберутся — глаза хитрющие, и ну шептаться! Я моли этой белой говорю — не жирно старику две красивых девушки будет? А он смеется и отвечает, что одна из девушек старше его на пять жизней, а другая — невеста пропавшего друга, и на ее благосклонность он никак не может претендовать. А еще эти, приходящие... лягушачья принцесса-то, которая тут леса и ручьи развела... и шаман с бэлэк ялкыр... они пожениться хотят! Ишь, что задумали! Это тогда Великая Степь с Лесом объединится, а степные вожди сильней наших, задавят совсем. Хоть ты им скажи!

  Пока петляли по лесу, Яга не только ввела нас в курс дела, но и постаралась пропихнуть свои мудрые мысли насчет обустройства жизни далеких потомков. Не зря говорят, что про ближние дела духов лучше не спрашивать — у них все понятия прошлые, новое в разум не укладывается. Оркобабка — тому яркий пример. Не нравится ей, что ее народ в города и деревни потянулся, и все тут! Я спрашиваю: "А что, лес и степь всех прокормят?" — "А коли нет, — отвечает. — Пусть слабые перемрут". С одной стороны, вроде, верно, а с другой — вся мощь человеческой магии здесь и техники на моей первой родине заложена далеко не самыми физически сильными и даже здоровыми, и уж, конечно, не такими агрессивными личностями, как вожди степняков. Сказала об этом Яге, и та — удивительное дело! — задумалась и отстала. Уже хорошо, хотя, что она там надумает — неизвестно.

  Пошли дальше. Вскоре донжон громадой поднялся над нами, занял полнеба, а встречающих все не видать. Наконец, растрепанная, как воробей, откуда-то выскочила названная сестра — та, настоящая Хюльда, чье имя я ношу среди живых.

  — Вийда! Вот так встреча! Хорошо, что пришла. Орм, мое почтение! — поклонилась. — Как здорово, что вы Анта сюда притащили. Такой талантливый маг! А сколько знает! Правда, половину этого у нас не используешь, — вздохнула, пожала плечами. — Видно, там, в его мире, законы иначе работают, но земли мертвых и, как он это называет... виртуал? Схожи. Представляешь, они туда ходят — играть!

  — Ну, виртуал — это не земли мертвых. Он более элементарен — во-первых. Потому что это — не естественно сорганизовавшаяся среда, он с начала и до конца написан поколениями таких, как Ант. Вроде как динамические иллюзии на кристаллах, но вариативные, и в пределах возможного выбора тот, кто смотрит, может их изменять. А этот выбор невелик. Множество виртуальных игр идут на схожих движках, только к одним и тем же функциям привязаны разные образы. Даже в одной игре, например, урон от удара мечом или заклинанием "лезвие воздуха" будет одинаков, а в самых элементарных точно таким же уроном будет обладать и удар дубины, и укус волка, и...

  — Стратегические игры! Как же, помню...

  — Увы, не они. Это еще "во-первых" продолжается, кстати. Из-за узкого выбора и отсутствия неучтенных факторов даже виртуальные стратегии становятся чем-то вроде нашей дорвекты. Фишки, кости, карта, стол. Только перенесено в иллюзию и красиво исполнено. Есть посложнее, даже намного сложнее дорвекты, но принципиально от нее не отличаются. А, во-вторых, это все не то. Потому что у них есть настоящие виртуальные войны, не игровые. Информационные. Можно сделать вбросы ложной информации, которые сильно испортят доверие, например, к продукции какой-то... какого-то мастера. Хорошо организованные вбросы трудно отследить и невозможно опровергнуть. Любое опровержение только усиливает недоверие. Репутация... мастера разрушена, клеветник торжествует.

  — Разве нельзя обратиться к экспертам и менталистам?

  — Можно хоть допрос на детекторе лжи устроить — и мастеру, и лжецам... хотя лжецы, чаще всего, анонимны. Только репутацию оно не вернет.

  — И что, невозможно отследить источник лжи?

  — Можно! В большинстве случаев, но не всегда. Найти, выявить, на кого работают, наказать: официально или, чаще, без привлечения властей, а то пока суд да дело... Но разрушить репутацию легче, чем восстановить. А ведь это самая простая и нежная часть информационной войны — ложь и диффамация. Кстати, таким способом и государства разрушали... Второе, конечно, это проникновение в чужие информационные сети, шпионаж и диверсии. Насчет этого объяснять не надо?

  — Да, обзорный курс менталистики помню.

  — Таких шпионов-диверсантов там называют хакерами. Третье же, истинно стратегическое направление информационной войны — манипуляция состоянием сознания разумных существ, их верой, надеждой... формирование бессознательного всего общества. Помнишь девиз Конторы?

  — Кто владеет умами — тот владеет всем.

  — Именно! Но разумные существа редко руководствуются разумом. Чаще — интуитивными подозрениями, догадками, надеждами... Поэтому используется неявно транслируемая информация — никаких телепатии и прямого внушения, только оговорки, намеки, цвета, в которых выдержаны странички, визуальные образы, знаковые слова, характерные обрывки мелодий... когда, вроде, ничего гадкого не сказали — а, например, идея принудительной эвтаназии человечества теперь тебе кажется вполне приемлемой. Безо всякой магии, заметь! Такая вот хитрая наука.

  — То есть, большие группы разумных существ можно без явного принуждения привести в одно состояние сознания, и этим открыть...

  — И этим открыть путь любой силе, вплоть до самых разрушительных. Если бы ты знала, сколько народу в такое вовлекают, то ужаснулась.

  — Наверно, в том мире полно демонических тварей.

  — Тварей полно, кто ж спорит. Только они в человеческом облике и жрут людей не физически. А опосредованно... но наши некромаги-малефики им и в подметки не годятся. Многотысячное одномоментное жертвоприношение — в порядке вещей. Людей в этом мире вообще не осталось бы, когда б не почти полная безмагичность мира. Только поэтому туда не наведались одновременно Ктулху, Догон, Большой Песец, Макаронный монстр, Хищник с Чужим и четыре всадника апокалипсиса за компанию.

  — Да. Да, понятно, — мертвая Хюльда хоть и не представляла, что это за монстры, но согласно кивнула. — Поэтому у нас теперь такая система безопасности. Ты знаешь, что Мелею прогнали? Так вот, вскоре она заявилась для переговоров, но система распознавала в ней только тварь, и раз за разом выбрасывала с моста. Она попыталась штурмовать Эйде... наивная.

  — Мне Яга рассказала.

  — Прабабка, что ли? Да, хорошо посмеялись. Смех и мухарапундики такое представление устроили, что Мелея с Эйде вообще контакт потеряла.

  — А твари?

  — Ну, иногда лезут. Но теперь все реже. Поняли, что не пробраться. Умершие, правда, тоже не все к нам попадают — было тут поучительное зрелище, как один шаман пытался пройти. Прабабка его так жалела, так жалела... говорит, Хаксах — сильнейшим был в Великой Степи, самого Пхырба за яйца держал, а Пхырбу даже хапры платили дань.

  — Так не прошел великий шаман? — улыбаюсь я.

  — Не прошел! — смеется мертвая Хюльда. — Совсем, видать, тварью стал со своим Пхырбом.

  — А что Ант? — спрашиваю.

  — Да придет сейчас, они там что-то с Эрмино колдуют.

  Программера долго ждать не пришлось — возник прямо перед нами, увешанный цацками с головы до ног, будто хиппи. Я сперва удивилась, а потом причувствовалась и поняла, что такой образ приняли логические цепи. Фактически, он на себе процессор собрал, и теперь с ним сживается.

  — Привет, — говорю. — И как тебе местное посмертие?

  — Нормально, — отвечает. — Работы много, но интересно. Такой элизиум — это по мне. Еще бы домой позвонить, мать успокоить, а то как бы с горя не натворила чего, — сам улыбнулся своей просьбе, хотя, ничего совсем уж невероятного — знаю случаи, когда умершие не только телефонный звонок имитировали, но и являлись родным, правда, вскоре после смерти, до трех дней.

  — Не знаю, — говорю. — Я сама пробовала сходить домой, не один раз пыталась, но все время попадала не в те параллели Земли, а когда добралась до своей, меня там сцапала какая-то тварь, еле вырвалась. Подозреваю, что умершим в своем мире назад дороги нет, даже если есть физтело, как у меня, местное, рожденное на Ирайе. Вот если зайти через ментал — это можно попробовать. Но тогда тебе потребуется плотное тело в качестве якоря, иначе уйдешь на перерождение.

  — Это почему?

  — В астрале нас держит память. Не переработанная память прошедшего дня или прошедшей жизни. Сон и посмертие гораздо ближе по сути, чем кажутся. Только из сна возвращает в прежнее тело, а из посмертия — в новое. А в ментале памяти, как таковой, нет — любая мысль становится структурой. Стало быть, держать тебя нечему. А ты нам тут еще нужен. Такой фаерволл создал!

  — Все гениальное просто, — без ложной скромности начал Ант. — Сперва я долго мучился над критерием инфернальности... а надо было искать критерии человечности. Когда я понял это — проблема решилась, остальное — чисто технические вопросы. Все, что не вписывается в человеческую природу — признак твари. Теперь каждый входящий стандартно проверяется на аномальную прожорливость, реакцию на опасность и отношение к сородичам. Ни одна тварь не удержится, когда почувствует рядом энергетически и информационно богатую среду. Она бросится пожирать ее, в отличие от человека, который в большей или меньшей степени растратит внимание и силу на привлекательные образы. Это — самая энергоемкая часть защиты, но она того стоит. Девять десятых тварей отсекает именно она. Следующие две части выявляют, скорее, симбионтов, в которых твари живут. Не удивляйся, уже были такие. Не так давно некто Кьемин протащил в себе целую тучу инфернального гнуса. К сожалению, эта мелочь успела развоплотить больше сотни душ в орочьем секторе, прежде чем удалось ее всю уничтожить. Так вот, разумный гуманоид — и рептоид, кстати, — Ант кивнул Орму. — Не звереет от одного вида опасности: трус убегает, смелый атакует... Но! Не кидается при этом рвать все подряд и не выпускает из себя нечто инфернальное. Если подобное произошло — почти гарантировано присутствие твари-симбионта. Одно замечание — опасность должна быть действительно серьезной, инстинктивно расцениваемой по высшему баллу.

  — У меня был какой-то жалкий мертвяк, — возразила я. — Замерзший в автомобиле.

  — Значит, твое подсознание пугает подобная ситуация. Знаешь, в детстве я однажды сбежал от бабушки и заблудился в лесу. Вышел к какому-то дому отдыха... ха, это я так думал. На самом деле — к лепрозорию. Ну, пролез в собачий лаз под забором, забрался на территорию. А они там гуляют. Многих внешне и не отличишь от здоровых, но мне как раз попалась на глаза тетка без нижней челюсти и щеки. Поверишь — до самой смерти мне в самых жутких кошмарах снилась! Будто гонится за мной на каталке и руки протягивает. А реальной опасности для меня там не было никакой. Больные ручкаться не лезли, сразу позвали дежурного врача. Он позвонил родителям, и меня через два часа забрали домой.

  — Ясно, — говорю. — А третье испытание — что и зачем?

  — А это, — отвечает прогер. — Выявляет тех, кто сам тварью стал. Когда твой сородич — не родной, даже не знакомый, просто такой же, как ты — попадает в беду, то одни кинутся спасать, другие в ужасе отшатнутся, но удовольствия от чужой смерти не испытают. И, тем более, не подтолкнут падающего. А инфернальная тварь это сделает, чужая смерть — ее пища. Вот и все, если все три критерия соответствуют — Биврест пропустит. Ну, я так его назвал.

  — Погоди, сородич должен быть незнакомым?

  — Да, конечно, для чистоты результата.

  — А у Орма была его давняя возлюбленная.

  — Не возлюбленная! — возмутился сын. — Равная. Кроме нее в Рифеях игфи моей касты не было. Хитшшифс-хс из всех мыслимых мест на планете под жилье выбрал пещеру в пустыне, он любил одиночество.

  — Ну, вот и ответ, — кивнул Ант. — Твой сын весьма разборчив в том, кого считать сородичем. Она, — кивнул на меня. — В их число входит?

  Орм замялся.

  — Конечно, это же моя мать.

  — Орочьих кровей, а у них принципиально каст нет. Есть семьи и "кости" у лесных, есть роды и племена у степняков. Среди них встречаются более или менее сильные и влиятельные, но это может меняться со временем. А каст — нетути! Сам недавно с орками за жизнь говорил. Так как?

  — Буду привыкать к тому, что есть. И еще, при рождении я многое забуду, потом с внешнего носителя восстанавливать придется, так что орочьим традициям ничто не помешает загаживать мой детский мозг. И все-таки, мам, михирш из тебя бы такая красивая получилась!

  Если кто-то думает, что на том наш визит и закончился, то он ошибается. Все только начиналось. После беседы о фаерволле мы втроем пошли в зал для совещаний. Внешние ландшафты Эйде несли на себе неискоренимую печать безалаберности лесной шаманки и ее ручных духов, Ант лишь немного облагородил буйство ручьев и перелесков в пределах крепостных стен, зато центр Эйде, изначально возникший под сильным влиянием памятных мне образов, серьезно изменился от альвийской фантазии. Основание донжона утяжелилось, взбугрилось диким камнем на треть высоты, из него вырастала монолитная призма главной башни, а из ее верхней трети в небо вознеслись словно отпочковавшиеся карандаши-башенки. Анвэладу явно пришлись по душе панорамные окна, в результате чего башенки напоминали кристаллы горного хрусталя. Строгий серый гранит центральной части тоже был заменен на что-то более светлое и визуально легкое. При этом общий абрис донжона стал похож то ли на друзу из трех сросшихся минералов, то ли каменное дерево.