Мелочь пузатая, общий файл

  — Да, если так, то, конечно же, глупо. Хотя, можно было что-то придумать, ты ведь женщина.

  — Ну, да, но "женское коварство" и интриги — уж точно не мое. До сих пор мне везло лишь потому, что противники предполагали, будто я веду какую-то хитрую игру, которой у меня никогда не было.

  — Знаю, — Игрок вздохнул и потрепал меня по плечу. — Все получилось не так уж плохо. Найти бы еще, куда ваши маги запрятали След Создателя — так вообще удачно б вышло.

  — А насчет второго Зерна, пропавшего, что не спрашиваешь? — удивилась я.

  — Незачем спрашивать, теперь многое объяснилось, — пожал плечами и сморщился. — Райван его из Веера утащил и, наверно, сейчас примеряет на себя роль демиурга. А, да ну его в бездну... Ты мне скажи, что теперь собираешься делать?

  — Пожить для себя, — отвечаю. — Дом построить, ребенка родить...

  — А что насчет своего Древа думаешь?

  — А оно мое?

  — Чье же еще? Ты его вырастила.

  — Ну, не я одна. И что с ним не так?

  — Цвести собралось. Под бутонами ветвей не видно.

  — Здорово, — говорю. — Посмотреть надо. Красиво, наверное.

  — Красиво, да. Но никому не известно, чем это грозит.

  — А чем оно грозить может? Ароматом? Яблоками? Ну, будет у местных духов забава.

  — Яблоко — символ неоднозначный, — возражает Игрок. — Кое-кого за одно яблочко из рая прогнали...

  — И ты в эту чушь веришь?

  — Зачем верить, доподлинно знаю, что фрукты там ни при чем. Надо было чем-то оправдать переселение людей из питомника на голодную Землю. В Тирцее придумали интереснее, дескать, люди — глаза и руки Творца, им не может быть легко и весело. Но из-за этого там возникла большая проблема...

  — На Тирцее отрицают свободу воли, да?

  — Именно. Поэтому пришлось богам из части населения вырастить атеистов, иначе люди так бы и жили в каменном веке. А смотритель Тирцейского Букета ради престижа чего только ни сделает. Как же так — у всех люди умные, у нее одной дураки.

  Арагорн расплылся в довольной улыбке, такое впечатление, что с этой смотрительшей у него был давний спор.

  — Так что насчет яблок? — спросила я.

  — А то, что Древо — это не обычное дерево, и яблочки у него должны быть совсем не простые. И какие они будут — никто не может сказать. Ты бы выяснила, а? А я, со своей стороны, поспособствую, чтобы его не трогали лишний раз, если, конечно, плоды безопасны. Согласна?

  — Насколько срочно требуется информация?

  — Чем скорее — тем лучше. Сегодня можешь туда не ходить, но завтра — чтоб обязательно.

  — Хорошо. Так я пойду?

  — Конечно. Тебя же там союзница ждет.

  — Где это? Среди погорельцев?

  — В твоем сне!

  Альфлед сидела на крыше гаража, свесив ноги, и время от времени отпихивала вьюнок, вылезший из древесного бессознательного. Девчонка была серьезна и даже мрачна.

  — Ты живая? — я оглядела ее со всех сторон одновременно: мой сон, откуда хочу — оттуда и увижу.

  — Живая, — принцесса надула губы. — Но не твоими стараниями.

  — Что так? Я от тебя каналы подпитки оторвала?

  — Они не работают. Сперва все было здорово, а потом раз — и как отрезало.

  — Ну, давай, опять прикреплю. В чем проблема? — я протянула к ней нити силы, но они безвольно обвисли, не закрепившись.

  — Вот так и было, отлипли — и отвалились.

  Я обвила ей нитями запястье, сплела в браслет, но тот соскользнул прямо сквозь руку. Что за ерундистика?

  — Погоди, — говорю. — Ты ни с кем в последние сутки не встречалась?

  — Нет, — отвечает. — Как поставила сферический щит, так вдвоем с Иллхом и скучаем — он изредка в сознание приходит, а я...

  — А ты его поддерживаешь, чтоб до дядина прихода не помер.

  — Он ему не дядя, — морщится Альфлед. — Отец.

  И тут я вспомнила. Иллх Оифа, ни разу не виденный сын, которым шантажировали Дерека. Ну, не больно-то он им интересовался, хотя... кто знает этих менталистов с их покерфейсами и рыбьим взглядом, может, папаша испереживался там весь. Представляю, как у него все в кишках перевернется, когда сынка-огрызка увидит, хотя рожа, наверняка, будет постная.

  — Слушай, — говорю. — А о чем ты думаешь, когда тебе скучно? Ну, вот сидишь ты рядом с Иллхом, не все же время за ним ухаживаешь, какие тебе мысли приходят?

  — Например, представляю себя на троне. И вокруг него растут цветы, не жалкие асфодели, не люблю их, а белые и красные лилии, как положено альвийской королеве. И послы из семьи Дождливого Леса подходят ко мне и склоняются долу. Они хотят, чтобы я возобновила соглашения, которые были у них с некромантами, а я им говорю: "Передайте моему высокородному деду, что жалкая полукровка не нуждается ни в альвийских амулетах, ни в признании ее вашей наследницей".

  — Ясно. А еще о чем-то яркие фантазии были?

  — О ллири. Представляла, как погонщики рыб тянут ладью, и я спускаюсь в их глубинный храм принимать вассальные клятвы родов...

  — Как, ладью тянут погонщики рыб? Разумные, ллири? Точно — не дельфины и не рыбы?

  — Да, а что?

  — Кажется, я все поняла. У тебя с моим источником несовместимость. Понимаешь, ллири — дикари, часто разбойники и временами людоеды, нередко убивают и мучают просто ради удовольствия, но свободу и независимость они ценят больше жизни, даже перед своими старейшинами склоняя лишь голову, а ты говоришь — повлекут твой челнок. Ты ведь жаждешь власти над ними, полной и безоговорочной, так? Возможно, ты даже достигнешь ее, вопрос лишь — какой ценой. Но! Такая власть не сочетается с прогрессом, и это закон природы. Самые закосневшие и негибкие общества — корпоративные и кастовые, в которых вертикаль власти — стержневая идея. Им прогресс вреден, он ломает структуру. Чем дальше общество от кастовости и ближе...

  — К банде?

  — Нет. Есть два примера, где прогресс может широко развернуться в случае подходящей идеологии: это соседская община и лаборатория ученого или мага, в последнем случае особенно полезно наличие смелых и самостоятельно думающих учеников, — посмотрела, как киснет физиономия Альфлед, и пожала плечами. — Я не выбирала сродство этой силе, я с ним родилась, так что — какое уж есть. Может, попробуешь обуздать местный источник? Там, вроде, чистая стихийка...

  — Я не стихиальщик. Вряд ли смогу.

  Задумаешься тут... Впрочем, растение омела — паразит и сорняк, прорастает даже в неподходящих условиях, главное — хоть во что-то вцепиться.

  — Ну, в целом, и тоталитарное государство с соответствующей идеологией иногда способствует прогрессу — правда, на короткое время внешних трудностей. Модель "просвещенный диктатор". Можешь представить себя в этой роли?

  — Примеры есть?

  — О, сколько угодно! — этой дряни в моей памяти на энциклопедию хватит. — Лови! Континентальные державы вообще часто дают такую форму правления. Впрочем, ллири в океане практически безвылазно сидят, как крестьяне на суше, мало того, они не способны долго прожить без своей стихии, как и люди в воде. Тоже своеобразная "континентальность". А уж кем станешь для них ты — думай, решай. Только помни, что со временем все прогрессивные монархи начали резко сдавать назад, вон, Ашока даже уничтожал "ненужные знания" и создал орден оболванивания, то есть, как его, "Девяти неизвестных". Если ты решишь последовать за ним и в этом, сперва поищи другую силу, взамен моей.

  — Понятно, — Альфлед задумалась, перебирая сброшенную мной информацию, потом оживилась. — Попробуй теперь прикрутить — получится?

  Состояние принцессы явно поменялось, стало как-то ближе, и ее сновидческое тело обрело в моей локации большую плотность. Я протянула к ней струи силы — прилипли, пошла закачка резерва.

  — Если опять отваливаться начнут, — говорю. — Воспроизводи состояние, как сейчас и прочувствуй ощущения этих нитей.

  — Нитей? Нет, я их не вижу, твоя сила как сквозняк.

  — Ну, сквозняк. Привкус ты знаешь.

  — Запах. Что-то вроде грозы, только резче.

  — Хорошо, получается сквозняк с запахом грозы. Вспомнишь?

  — Конечно!

  — Что-то еще надо? — спрашиваю. — Может, вас с Иллхом вытащить с Кугро?

  — Нет-нет, ни за что! Мы по праву Эахина там стали хозяевами, нам нельзя его покидать до свидетельства очевидцев. Ничего, уже завтра утром придет дядин корабль.

  — Ну, как знаешь.

  Альфлед растаяла, как сахар в чае, оставив только вышитый башмачок — тоже мне, золушка — и я вслед за ней покинула свою локацию. Отправилась в крепость Эйде, по дороге меня нагнал Орм.

  — Что не при теле? — спрашиваю. — А вдруг кто посягнет?

  — Пусть только попробует, — вскинул голову змееглазый. — Мужики вокруг тебя такой толковый круг силы организовали...

  — Так там, вроде, один маг был, и тот с неоконченным образованием.

  — А кузнецов в расчет не берешь? Они у хуманов через одного — маги. Неинициированные, поэтому ничего не плетут, все на чистой интуиции. Парень и тогда, и сейчас воспользовался их силой, иначе бы его щит против тварей не продержался. Он же был технический, страховка от завалов, не боевой.

  — Перспективный парнишка, — говорю.

  — Кузнецы — тоже. Возьмем с собой?

  — Куда это?

  — Как — куда? В Рифеи. Если за семь декад не справишься — я тебе не помощник.

  — Почему?

  — Потому. С этого момента мозг зародыша потребует моего присутствия, иначе потом родится дурак-дураком. Не хотелось бы. И еще мне лишнюю информацию придется куда-то сбросить, нужен подходящий носитель. Лучше всего — изготовленный для этой цели артефакт, такие в Рифеях наверняка остались. Когда-то их там было навалом, в каждый сложный механизм вставляли, даже самые наглые грабители подчистую повыковыривать все не могли.

  — А мы?

  — А я там все ходы и коды знаю. Это же был мой дом, я тебе рассказывал. Да, кстати, когда я появлюсь на свет — не забудь этот кристалл мне на тело повесить, так, чтобы никто не снял. Буду знания в себя возвращать.

  — Сложно-то как!

  — Это еще просто, моя голова — не мир, а я встречал даму... в общем, она миры обнуляла, забирая из них информацию. Не копировала, а переносила на свой атрибут. И структуру, и историю, и знания всех, вплоть до последней бактерии, а потом воссоздавала в своем, вторичном. Только все равно получалось не очень, никто не хотел под ее властью жить, так и выходили миры-марионетки. Мой учитель ее вычислил и сообщил, кому надо. Хотели развоплотить воровку, но кто-то из Великих наложил запрет. Сидит теперь, запертая в Кукольном Доме.

  — А учитель?

  — Стал матерью звезд... в том мире, который она не до конца обнулила. Тоже хорошего мало, но он иначе не мог. Такова плата за наше мастерство, если катастрофа — дыры Мультиверсума затыкаем собой.

  Перед нами — сразу и вся — нарисовалась крепость. Как же, оказывается, я скучала по ней. Местность вокруг стен превратилась в пологие холмы со множеством шумных ручьев между ними. Тут поработал кто-то, хорошо знакомый с конструкторами ландшафтов, ровненько так изобразил, ни разрывов, ни провалов и, хотя в текстурах местами заметен раппорт, но он о-очень длинный. Над холмами идет то ли мост, то ли акведук, настолько воздушный, что, кажется, дунь — и рассыплется, колонны арок мерцают голубоватым в тени и нестерпимо горят золотом на солнце. Крепостные стены громоздятся уступами с отрицательным углом крутизны. Они льдисто поблескивают гранями башен, но внизу все в тени, и эта тень живая, подвижная, а от ее перетеканий нешуточно мороз по коже пробирает. Но с температурой среды тут точно не забавлялись, ее просто не чувствуешь. Вместо Солнца (или Камоса, как назвал его Орм), над этой пасторалью сияет круглый лик Мистера Смеха. Едва я взглянула на него, как он подмигнул нам и кивнул в сторону моста — "только по нему". Мы не стали спорить — перенеслись на узкую дорожку, парящую на головокружительной высоте... и оказались на восточном базаре.

  Сколько народу, живости, крика, вони, ярких цветов! Вот шали, дальше — ковры, вот что-то кипит в котле на треножнике, и по рядам разносится аромат специй, вот тандыр, и рядом — горячие лепешки на полотенце, вот — навалом — неведомые плоды, а торговцы хватают за одежду, тянут каждый в свою лавку, выкрикивают непонятные фразы, взмахивают руками... но мы решительно проталкиваемся сквозь рынок, не залипая на товары и не отвечая на приставания. Так же мгновенно, как появился, восточный базар исчезает, а перед нами лежит заснеженная трасса, и на ней — застрявший в сугробе старенький зил. Тент полощется на ветру, снегу намело выше колес. Осторожно захожу со стороны водителя, влезаю на ступеньку, стучу в окно. Как же холодно, блин! Насквозь промораживает. Стекло заиндевело изнутри, ничего не видно. Как пить дать, никого живого там нет, даже если представить, что нас выбросило в реальность. Но это астрал... в кабине кто-то заворочался и дверца с мерзким скрипом откинулась, я еле успела соскочить в снег. Одним слитным движением к нам рванул посиневший, скрюченный, но очень шустрый мертвяк с монтировкой в руке.

  — Стоп! — я выставила щит из неверия, насмешки над всей ситуацией: в астрале ничто не может тебе повредить, если твоя воля сильнее и ты не боишься. — Ты умер! Тебя ждут на том свете! Иди, покойся с миром!

  И тут же исчезла снежная трасса, и грузовик, и мертвяк...

  Лето, жара, пыль, тяжелый аромат креозота. Мы стоим на переезде, где-то рядом пыхтит и посвистывает тепловоз-кукушка. Какую задачку нам теперь подсунут? Кукушка приближается, слышно, как ускоряется стук колес, ощутимо подрагивает почва. Гляжу на кустик полыни у ног — он четко детализован, и, сколько я ни всматриваюсь, не собирается исчезать или обнаруживать звездчатую пикселизацию. Неужели реальность? Не успеваю оглянуться на Орма (если он тут — точно астрал), как передо мной выскакивает соплюшка на мотоцикле. Тепловоз близко, жаркий воздух толчками окатывает меня, а эта дура ме-е-е-дленно, как ни в чем не бывало, выезжает на рельсы. Твою мать! Успею? Метнувшись к ней, дотягиваюсь, хватаю под мышки и со всех сил дергаю на себя, неожиданно легко уходя в кувырок через спину. Уф! Астрал. В реале убились бы обе.

  Перед нами ворота Эйде. Орм стоит рядом и переводит дух.

  — Да, серьезный маг поработал. Знаешь, я же почти поверил, что Чшиссинс сейчас развоплотится.

  — А еще что было? — спрашиваю.

  — Ну, дом радости, кстати, там одна девчонка на тебя очень похожа, помнишь, как я тогда сделал? Я почти соблазнился, — Орм шевелит ноздрями, подмигивая змеиным глазом и покачивая головой с непередаваемо рептильной грацией. — Потом схлопывающаяся вселенная, наставник Афир... — моментально мрачнеет. — Я согласился занять его место, и тут все поменялось. Чшиссинс распадалась, теряла себя в пустоте, а я ничего не мог сделать — только шагнуть вслед за ней. А у тебя что было?

  — Намного прозаичней, — говорю. — Восточный базар, водила-мертвяк и незнакомая девчонка, въехавшая под тепловоз. Я только не понимаю, для чего все эти иллюзии?