— Пока рано, не начнутся, — встав, Нимве забрала у него посуду и пошла к воде.
Когда она вернулась, он все еще сидел у костра.
— Тебе не холодно? — спросила Нимве. Мафхор покачал головой. Помедлив, она опустилась рядом на лавку. Поворошила босой ногой песок. Сказала тихо:
— Ветер так шумит... Слышишь?
— Да. Как в степи.
Нимве повернула голову, поглядела на его профиль, бронзовый в свете костра.
— А я ни разу не была в степи. У нас и степей-то нет, в Алавинге.
Он не ответил.
— Ты видел степи? — спросила Нимве.
— Приходилось.
— А где?
И снова Мафхор промолчал. Нимве тихо проговорила:
— А ведь я совсем ничего о тебе не знаю. Совсем-совсем ничего.
Мафхор пожал плечами:
— Честно говоря, и знать особо нечего.
— А мне кажется, наоборот. Мне кажется, в твоей жизни много чего было.
— Ничего интересного, — ответил он, — поверь.
Нимве отвернулась. Ей стало грустно и немного обидно. Да что там — немного... Зря я затеяла этот разговор, подумала она, и так было ясно... Но следом за этой мыслью пришла другая: не доверяет он мне. До сих пор не верит.
Отчего-то захотелось плакать, но, глубоко вздохнув, она только проговорила:
— А я тебе все про себя рассказала. Конечно, тебе тогда было плохо, ты, может, и не слышал ничего...
— Каждое слово, — сказал Мафхор. Повернув голову, Нимве встретила его взгляд. — Я слышал каждое слово. Поздно уже, пойду лягу, если не возражаешь.
Утром принцы в лагерь так и не вернулись.
Нимве решила подождать еще немного, а потом, хочешь не хочешь, надо идти. Невозможно тянуть с этим до обеда, ведь с травами потом полно возни, а смеркаться теперь стало раньше.
Через пару часов, с котомкой на плече, она вошла под влажный зеленый полог.
После ночного дождя трава и кусты сверкали, как украшения в лавке ювелира. Птицы свистели, перекликаясь, невидимые в кронах, и солнечные лучи косыми столбами перечеркнули неподвижный воздух. Лес, тихий, совсем не страшный, показался Нимве родным домом, куда она вернулась после долгого отсутствия.
Она старалась идти так, чтобы не наткнуться снова на поляну с черепами. Гадая, где теперь могут быть принцы, бесшумно лавировала среди мокрых кустов, а глаза обшаривали землю, ощупывали каждую травинку, каждый лист в поисках "добычи". Потом мысли перетекли на Мафхора. Не доверяет он мне, не доверяет. Непостижимый он все-таки человек. Я-то считала, он ни слова не слыхал из того, что я ему рассказывала, а он, оказывается... С ним не знаешь, чего и думать, принцы и то проще.
Время близилось к полудню, когда Нимве нагрузила котомку едва не под завязку. Села возле дерева, достала припасы, и, немного подкрепившись, отправилась в обратный путь. И то сказать, забрела она далеко, надо выбираться, покуда не стемнело, а то здесь, неровен час, и на медведя нарвешься.
Нимве шла, стараясь не отвлекаться на грибы, бурыми холмиками вздыбливающие палую листву, на ежевику, черными каплями свисающую с колючих плетей, опутавших подлесок. Иногда, не в силах удержаться, срывала несколько терпких ягод, которые оставляли на пальцах чернильные пятна. Она знала: только поддайся соблазну, и до темноты от ежевичника не оторвешься, так и будешь лазить по кустам, не обращая внимания на колючки.
Она шагала долго, может, час, пока не устала, остановилась на небольшой прогалине и, заслонив глаза ладонью, глянула на солнце. Еще рано, чуть за полдень. Время есть.
Она села под кустом, у поваленного ствола ольхи, обросшего мхом и гнездами опят. Набрать, что ли, подумала Нимве, да куда их денешь, котомка-то полная.
Она прислонилась спиной к стволу. Долго сидела, потом, снова посмотрев на солнце, встала, принялась отряхивать одежду, подняла глаза...
И замерла.
За грудой валежника, под деревьями, в густой тени, стояла темная фигура.
Мороз прошел по спине, волосы встали дыбом. Нимве нырнула под куст, пригнув голову. Сердце колотилось, и не хватало воздуха. Солнечный свет потускнел, от земли, от поваленных стволов потянуло холодом.
Тишина, щебетание птиц да шорох ветра. Шаги? Или показалось? Нимве съежилась, кусая губы. Прижала к себе котомку. Вспомнился рассказ принца Сэтнара: чужаки в черных плащах. Но те люди... Ведь мы думали, они уехали отсюда. Неужели они... Неужели все еще...
Прошла целая вечность, прежде чем страх начал отступать. Да может, мне почудилось, решила Нимве, может, никого и не было, а я сижу тут, трясусь как заяц.
Надо посмотреть.
Она распрямилась, стараясь не задевать ветки, осторожно встала. Постояла пару секунд, собираясь с силами, и выглянула из-за куста.
Плащ — как пятно черной тени, там, в глубине, между деревьев. Смутный овал лица, повернутого к ней. Ни шевеления, ни звука. Он стоял, будто статуя, и следил.
За ней.
Нимве рухнула под куст. Стиснула зубы, чтобы не стучали. Задыхаясь, зажмурила глаза. Кровь превратилась в ледяную жижу, заморозила, почти остановила сердце. Видел, или нет?! Почему он стоит там, будто истукан? Подойди! Покажись, что тебе надо, едва не крикнула она — но вместо этого до крови прикусила палец.
Она сидела, скорчившись, пока не затекли ноги. И снова темный ужас, отступая, оставил мысль, что все это только показалось. И снова она высунула голову, лишь для того, чтобы опять увидеть смутную фигуру — и на миг умереть от страха.
Она не знала, сколько времени прошло. Казалось, что темнеет, что наступают сумерки... А может, просто мутилось в глазах. Нимве сидела, пока не ощутила: еще минута, и она сойдет с ума, насмерть задохнется от ужаса — и навсегда останется в этой чаще, чтобы тоже стоять в темноте, поджидая одиноких путников.
Через миг она нашла себя на ногах, метнулась в лес, как вспугнутое животное, прочь, не разбирая дороги, лишь бы исчезнуть, убежать от чудовища, взгляд которого она ощущала даже сквозь деревья.
Выстрел. Отдаленный, протяжный крик. Показалось?! Нимве остановилась, озираясь, хватая воздух ртом. Снова выстрел, и снова. Это они гонятся за мной!
С воплем она рванулась прочь, ломясь через кусты, натыкаясь на стволы деревьев.
Темную фигуру, что кинулась наперерез, Нимве заметила краем глаза. Взвизгнув, повернула в сторону, но не успела. Человек налетел, схватил ее в охапку. Заходясь криком, Нимве стала отбиваться, царапаться, попыталась укусить его за руку...
— Нимве! — услышала она. — Это я, Инис! Успокойся! Что случилось?
Инис?! Дрожа всем телом, стуча зубами, она втянула в себя воздух. Слепые от ужаса глаза различали чьи-то лица, но потребовалось время, чтобы их узнать.
Инис и Ларра.
Нимве застонала, уронив руки. Ощутила что-то соленое на губах.
— Что ты? — Инис сидел рядом. — Не плачь. Что произошло?
Опомнившись, она села и стала озираться.
Только кусты, темные колонны стволов. Действительно, темнеет. Надо уходить. Надо уходить, пока те... пока они...
Она протянула вздрагивающие руки, и принц помог ей встать.
— Ларра, бери котомку, — распорядился он. Нимве качнуло, и Инис подхватил ее под локоть.
— Пожалуйста... пойдем... — услышала она свой срывающийся шепот. — Скорее пойдем отсюда...
Глава 8
На другой день, рано поутру, принцы, вооружившись до зубов, в сопровождении Ларры отправились в лес: пошарить там, как выразился Инис.
Накануне вечером, воротившись в лагерь, спутники долго расспрашивали Нимве о случившемся. Под конец она и сама почти уверилась, что в кустах никого не было, а ей просто померещилось, но все согласились, что предосторожность не помешает.
Нимве целый день возилась с травами, готовила обед к возвращению мужчин. А те, появившись ближе к закату, поведали, что ничего не обнаружили в лесу. Ни малейших следов чужого лагеря, ни кострища — словом, ничегошеньки. И Нимве вздохнула с облегчением, хотя страшное воспоминание о тени, притаившейся в кустах, выбросить из головы пока не могла.
На следующее утро принцы отправились рыбачить, и Ларре, хочешь не хочешь, пришлось идти с ними, потому что со снастями они обращались не слишком умело. К обеду они вернулись, принесли кучу мелкой рыбы, и Нимве взялась стряпать уху, время от времени отвлекаясь, чтобы сбегать проверить, что делает Мафхор. После того, как начал ходить, он слишком усердно этим занимался, и Нимве опасалась, как бы не воспалилась рана на бедре.
Обедали вместе, а после еды, собрав посуду и оставив Ларру прибираться в лагере, Нимве отправилась на речку.
Она долго возилась у воды, оттирая миски. В отдалении слышались плеск и крики: видно, принцы купаются, поняла Нимве.
Ларра появился неслышно, и Нимве вздрогнула. Босой, с котелком в руках, он подошел к кромке берега и принялся закатывать штанины. Нимве молчала, и он молчал. Она было решила, что Ларра наберет воды и уйдет, но он все-таки заговорил.
— Одна в лесу больше не шатайся, — угрюмым тоном, какой взял с ней в последнее время, буркнул он. — Нечего бабе одной в лесу делать.
Нимве не ответила. Ларра зашел по колено в воду, окунул котелок.
— Вообще не пойму, чего ты давеча одна поперлась, — подняв голову, выговорил он. — Меня не могла попросить?
— Я попросила принцев, — Нимве встретила его взгляд. — Но они забыли. Ты это знаешь.
— Так я-то в лагере был, — Ларра выпрямился. — Или я для тебя недостаточно высокороден?
— Это здесь ни при чем, — стараясь говорить спокойно, отозвалась Нимве. — И это ты тоже прекрасно знаешь.
— Ну да... С тобой я уже давно ничего не знаю. У тебя, похоже, только одно на уме!
— Ты опять, да?
— "Опять, опять", — передразнил он. — Мафхор твой у тебя на уме, вот чего. За ради его высочайшей задницы душу готова прозаложить.
— Я не собираюсь обсуждать его с тобой, — начала Нимве, но Ларра перебил:
— Еще бы, я, чай, всего лишь камердинер, куда нам до его светлости. Да только и ты тоже из наших квасов, не забывай. Не по себе дерево ломишь. Он тобой попользуется, да выкинет, и позабудет! Наплачешься тогда, да поздно, помяни мое слово.
— Хватит, а? — Нимве принялась собирать с песка посуду.
— Ты и в лес из-за него поперлась, — не унимался Ларра. — Все скачешь вокруг него, скачешь, из сил выбиваешься. Эх, ты... Вот если бы ты хоть в половину той силы вокруг Чика прыгала, он, глядишь, в живых бы остался! Но куда, тебе не до нас. У тебя ж его светлость.
Нимве замерла. Воздуху стало тесно в легких, и глаза обожгло слезами. Будто сквозь туман, она видела, что Ларра выбрался на берег. Постоял. Махнул рукой. Под его ногами заскрипел песок.
Он ушел, а она осталась.
Нимве стиснула зубы, стараясь не заплакать. Но сила, что сдавила сердце, никуда не уходила, руки и ноги будто отнялись. Нимве пыталась вздохнуть и не могла. Ощутила, как искривились губы. Низко опустила голову — и разрыдалась, бессильно клонясь вперед.
Кто-то подошел, остановился рядом. Уходи, Ларра, хотела сказать Нимве, но не сумела даже повернуться. Ощутила легкое касанье на плече. Заставила себя открыть глаза. Заставила поднять голову.
Это был Мафхор. Он сидел, неловко подвернув больную ногу.
— Ты что, — прошептала Нимве. — Встань... тебе нельзя...
— Тише, тише. Не надо так.
Нимве заслонила глаза руками. Мафхор осторожно привлек ее к себе. Она уткнулась ему в плечо. Ее снова затрясло, да так, что застучали зубы, и слезы, горькие, неостановимые, хлынули наружу.
Прошло много времени, прежде чем она немного успокоилась. Отстранилась, дрожащими руками вытерла распухшее лицо. Мафхор сказал:
— Я слышал ваш разговор. Извини.
— Ни... чего... — Нимве старалась отвернуться.
— То, что он сказал, неправда. Я про Чика, — голос Мафхора звучал мягко. — Это не твоя вина.
Нимве покачала склоненной головой:
— Это правда...
— Конечно, нет.
— Ты... не знаешь... Ты был... без сознания.
— Принцы мне все рассказали.
И когда успели, подумала Нимве, вздрагивая, будто от озноба.
— Позавчера. Пока тебя не было в лагере, — выговорил он. — Так что я все знаю. И про то, на что ты ради меня пошла, тоже.
Он завладел ее рукой, поднес к губам и поцеловал. Нимве ужасно смутилась. Мафхор молчал и, — она это чувствовала — смотрел на нее.
Чуть погодя, немного опомнившись, Нимве сказала:
— Нельзя тебе так сидеть. Пойдем отсюда. Давай, я тебе подняться помогу.
* * *
* *
Вернувшись на стоянку под ивами, Нимве занялась приготовлением отвара. Мафхор сел поблизости, на лавку. Погруженная в свои мысли, Нимве вздрогнула, когда он сказал:
— Похоже, Ларра считает, что ты тратишь на меня чересчур много времени.
— Ну его к черту, — вырвалось у Нимве, — не обращай внимания, он же просто ревнует.
Она сказала — и осеклась. Покраснев, прикусила губы.
— Ревнует. — Мафхор чуть подался вперед, опираясь на костыль. — А что так?
Нимве медленно пожала плечами:
— Ну... Даже не знаю, как сказать, — она вскинула глаза. Мафхор смотрел, и, встретив его взгляд, Нимве тихо проговорила:
— Он мне сделал предложение. Еще до того, как все это случилось.
По лицу Мафхора было не понять, удивила ли его эта новость.
— Вот как, — только и заметил он.
— Да, — Нимве отвернулась.
Пару минут висела тишина. Наконец Нимве не выдержала. Бросив поварешку, произнесла:
— Ну, скажи хоть что-нибудь!
— Что? — Мафхор выглядел спокойным.
— Тебе все равно? Все равно, что я ему ответила?
Секунду он молчал. Потом опустил глаза и выговорил:
— Полагаю, что я не вправе требовать с тебя отчета, и...
— Если тебе наплевать — то да, не в праве. А если нет, то... ты можешь требовать, — Нимве замолчала, наблюдая за его лицом. Следила, как медленно тает каменная маска. Потом Мафхор вскинул взгляд и тихо спросил:
— Так что же ты ему ответила?
Сердце Нимве дрогнуло, расширилось от радости. Не вспомнив о том, что кто-то может увидеть, она кинулась к Мафхору и, упав на колени, схватив в ладони его лицо, сказала, глядя в глаза:
— А вот что, — и прильнула к его губам. Руки легли ей на плечи, он обнял и не отпускал ее очень долго. Нимве ощущала тепло его тела. Все вокруг исчезло, остался только он, касанье его губ... биенье его сердца.
Когда они остановились, переводя дыхание, Нимве слегка отодвинулась.
— Так это то, что ты ему сказала? — улыбаясь, спросил Мафхор.
Нимве тоже улыбнулась.
— В переносном смысле, — ответила она. — Только в переносном.
Не выпуская его рук, она села рядом на скамью. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом Мафхор снова обнял Нимве, крепко и бережно, словно она была фарфоровая, и, чего доброго, могла упасть и разбиться. Положив голову ему на плечо, Нимве запустила пальцы в густые кудри. Следила, как по стволу ивы за его спиной бегают солнечные зайчики.
— Страшно подумать, — тихо произнесла она.
— Что?
