— Чудной человек все-таки, — вздохнула Хелеа. — Мафхор... ну, то-есть, Кьолан твой.
— Он вовсе не чудной. А когда он тебе эти деньги дал, мам?
— Нынче и дал. Что ж, назад вернуть?
— А вдруг обидится? Он ведь мне еще в доме у графа их предлагал. Но я не хочу, чтобы он думал, будто я с ним из-за денег. Будто я жду от него, что он меня станет содержать!
— Сдается мне, доча, он так не думает.
Нимве вскинула глаза.
— Теперь ты его защищаешь? — помолчав, лукаво заметила она. — После того, как он тебе шкаф починил?
— Что ж, и шкаф тоже дело не пустое, — мать усмехнулась. Сказала после паузы:
— К тому же, доча, нам гордиться не приходится.
— Что? О чем ты, мам?
— Да о чем... Ведь, как мы с тобой отсюда разъехались, народ-то болеть не перестал. Короче, все наши клиенты перекочевали к травнику с Вырубки. А хозяйство — ты сама видела. Угля нет, дров тоже, зерна курам на зиму не на что купить. Спасибо хоть, Калиниха да Малька сыновей своих уговорили, сена нам накосили для коров, а то бы или продать, или резать пришлось. В общем, если мы этих денег не возьмем, зиму нам не пережить, вот и весь сказ.
Нимве долго молчала. Потом, опустив голову, произнесла:
— Ладно, мам. Ясно. Раз так, пускай деньги у тебя останутся.
Кьолана долго не было, и с наступлением темноты Нимве места себе не находила. Иногда посещала ужасная мысль, что он просто взял да уехал навсегда, потому и отдал деньги Хелеа. И, ближе к полуночи заслышав во дворе собачий лай и стук колес, Нимве, будто сумасшедшая, метнулась к двери, распахнула ее... и остановилась. Пару раз глубоко вздохнула. Воротилась в сени и, накинув плащ, вышла на крыльцо.
Было холодно, накрапывал дождик. Нимве не увидела — угадала силуэт лошади в темноте, у ворот. Услыхала пыхтение собак.
— Кьолан! — окликнула она, спускаясь по ступенькам.
— Я здесь, — ответил он.
Когда Нимве подошла, он возился с чем-то у повозки.
— Ты долго, — она коснулась его плеча. Он обернулся.
— Так получилось. — Голос прозвучал устало.
— Голодный? Идем в дом.
— Только лошадь распрягу.
— Ладно, я зажгу фонарь в деннике...
Покуда сидели за столом, Кьолан почти не разговаривал, они обменялись от силы парой слов. Он даже не намекнул, где был, что делал целый день, а Нимве взяла себя в руки и не спрашивала. Раз не хочет говорить, его дело, думала она, собрав посуду и возясь у мойки, но в горле стоял ком, глаза щипали предательские слезы, и сердце так щемило, что было трудно дышать. На что я надеялась, думала Нимве, настоящая жизнь здесь, а не в лесу! А как он здесь жить будет? Ну, как? И разве это жизнь для такого человека...
Услышав, как отодвинулся стул, она не повернулась. Вздрогнула, когда он обнял ее сзади.
— Я соскучился, — тихо молвил он, щекоча губами ухо.
Закрыв глаза, Нимве прижала к себе его руки.
— Сердишься? — спросил Кьолан.
— На что?
— Из-за денег.
Нимве повернулась. Его глаза смутно поблескивали в темноте. Она ответила:
— Что ты, нет...
— Просто я подумал... Работник из меня так себе, — он усмехнулся. — А содержать лишний рот денег стоит.
— Никакой ты не лишний рот, — Нимве обняла его, прижалась щекой к груди. — Глупости какие. А за деньги спасибо. Правда. Из-за того, что нас обеих долго не было... В общем, мы на мели.
Его ладонь легла Нимве на волосы.
— Я сегодня в таком месте был, — тихо выговорил Кьолан, — сам бы не поверил.
— Где?
— В архивах Дома Таэнана.
Нимве отстранилась, заглянула ему лицо. Кьолан продолжал:
— Меня туда раньше и близко не подпускали. А сейчас все нараспашку, после того, как они уехали. На входах королевские гвардейцы, но внутрь до сих пор никто не заходил. Боятся.
— Ты вроде говорил, что маги разрешали тебе пользоваться библиотекой.
— Это не библиотека. Там хранятся документы. Пришлось полазить по подвалам. Я потому и задержался, просто о времени забыл.
— А что ты искал?
— Так, нужно было кое-что выяснить.
— И выяснил?
— Не всё. Часть документов я привез, посижу пару дней, разберусь. Не важно. А ты? Что ты делала?
— Как обычно, по хозяйству, и тебя ждала...
— Ждала?
— Конечно. А ты все не ехал, и я...
Наклонившись, он губами заглушил ее ответ. Нимве отозвалась на поцелуй, ощущая, как плавится, тает в груди сердце, и тревоги уходят, словно вода в песок.
Подхватив, Кьолан усадил ее на стол возле плиты. Зазвенела посуда. Нимве улыбнулась, притянула его к себе. Запустила руки в густую гриву, и, сомкнув глаза, так неистово припала к губам, словно человек, что перед ней, был источником, а она — умирающей от жажды.
Глава 12
Следующие дней пять Кьолан провел над документами. Он часами сидел в комнате, обложившись старыми пергаментами, какими-то книгами в дорогих, тисненых золотом кожаных обложках. Нимве временами заходила, садилась неподалеку, у стола, молча смотрела, как Кьолан читает, смотрела на его сдвинутые брови, на сосредоточенное лицо...
А когда не читал, он постоянно о чем-то размышлял, становился замкнутым и молчаливым, будто прежде, как тот человек, которого Нимве знала под именем Мафхор. Она совсем извелась, гадая, о чем он думает, когда вечером, при свете одинокой лампы, без движения сидит на подоконнике и смотрит, смотрит куда-то в темноту, заслонившую окна. А пристать к нему с расспросами... Нет, решила Нимве, я ему не тюремщик, и он свободный человек. Пусть сам решит, как жить. И если... если решит уехать... Но сама мысль вызывала такое отчаяние, что Нимве поспешно прекращала об этом думать.
Тем временем всех взбудоражил слух: королева отреклась от престола. Мамины подруги, регулярно наведывающиеся на ферму, только об этом и говорили. Проверить новость было невозможно, поэтому не утихали споры, народ поделился на верящих и не верящих, и драки в кабаках участились. Говорили, будто герцог Кендарн заставил жену отречься, и что это как-то связано с путешествием принцев.
Нимве понимала: скорее всего, это не просто слухи, а правда, но делала удивленное лицо, когда соседи пробовали обращаться к ней за разъяснениями.
Через неделю Кьолан снова уехал в город, снова пропадал там целый день, даже не объяснив, где был, а вскоре после этого ферму посетил гвардейский офицер, посланник принцев. Он привез письмо, в котором близнецы приглашали Нимве и Кьолана прибыть на церемонию. Что за церемония, не уточнялось, да в этом и не было нужды: раз королева отреклась, кого-то обязаны объявить наследником. Нимве лишь молилась, чтобы им оказался один из принцев. А то, поди знай, может, они решили настоять на своем и отказаться от престола!
По прошествии семи дней, вечером, к воротам подъехала карета, а еще через пару часов Нимве об руку с Кьоланом поднималась по ступеням Малого дворца, резиденции королевской семьи. Огонь, что горел в каменных чашах по краям, отражался в мраморе, и Нимве вдруг почудилось, будто они всходят на костер. Она сжала ладонь спутника, кутаясь в плащ и пугливо озираясь.
— Не бойся, — тихо молвил Кьолан. — Все будет хорошо.
У огромных, окованных бронзой створчатых дверей стояли гвардейцы. Когда гости подошли, офицеры взяли на караул, и Нимве отшатнулась.
А внутри у нее совсем закружилась голова от яркого света и роскоши. Замок графа Атлана показался бы лачугой рядом с этим. Мрамор, золото и красное дерево, огромные картины, живые цветы и хрусталь на люстрах, восковые свечи в огромных канделябрах...
Пока Нимве ошеломленно оглядывалась, к ним подошли слуги. Нимве не сразу поняла, что нужно куда-то идти, заставила себя выпустить руку Кьолана, ушла, сцепив зубы, чтобы не оглядываться.
Ее разместили в огромной спальне, где она провела ужасную ночь почти без сна, а утром опять пришли служанки. Принесли платье, которое повергло Нимве в трепет: такое в пору принцессам надевать, с полчаса причесывали, и так ухитрились уложить короткие волосы, что казалось, будто у Нимве косы длиной в руку.
Оставшись одна, она долго гляделась в зеркало. Совсем чужая женщина, молодая аристократка в серебристом платье, смотрела оттуда на нее, очень бледная, с растерянным взглядом. Нимве присела в глубоком реверансе, с удовлетворением отметив, что не разучилась, не потеряла равновесие, хотя на ногах такие узкие и неудобные туфли.
— Пора, сударыня, — окликнул тихий голос, и Нимве, вздрогнув, обернулась. Служанка повторила:
— Пора. Пожалуйте за мной.
В огромной зале было полно народу. От многоцветия костюмов рябило в глазах, голова кружилась от терпких запахов духов. Нимве отошла, спряталась за колонной, обхватила себя руками... Ее трясло, но не от холода, меховая накидка из диковинного серебряного меха вгоняла в жар.
Сколько аристократов, и лица всё гордые, холодные, будто и не люди вовсе. Такие, наверное, и не заплачут никогда. Так вот где Кьолан научился...
Подумав о нем, Нимве выступила из тени. Начала лихорадочно озираться в надежде, что, может, он уже пришел. Но разве можно было здесь хоть что-то рассмотреть, в этом фейерверке роскоши! У Нимве сразу потемнело в глазах, и она бессильно прислонилась плечом к стене.
Прошло много времени, и зычный голос возгласил:
— Их высочества наследники престола!
Толпа забурлила, как водоворот, люди расступились, дамы присели в глубоком реверансе, а мужчины низко склонили головы.
Принцев Нимве не сразу узнала. Высокие, в зелено-золотых костюмах, они показались совсем чужими, далекими, как прежде. Небожители с заоблачных высот...
А потом они увидела Кьолана. Он шел следом за близнецами, в ультрамариновом камзоле, невозмутимый и спокойный. "Мафхор... Мафхор..." — пронеслось по залу.
На ступенях, ведущих на балкон, принцы остановились в сопровождении большой свиты. Инис поманил к себе какого-то мужчину, что-то тихо ему сказал. Тот, кивнув, нырнул в толпу.
Нимве гадала, что происходит, когда перед ней возник человек, одетый в коричневый бархатный кафтан. Нимве отшатнулась, а он проговорил:
— Ну, привет. Тебя и не узнать.
У Нимве округлились глаза:
— Ларра? Ты?!
— А то кто ж. Ну, давай, пошли, — он потянул ее за руку.
— Куда?
— На кудыкину гору. Идем, что ли, их высочества ждут.
Бесцеремонно расталкивая придворных, Ларра подвел Нимве к возвышению.
— Ваши высочества! — громко позвал он. — Она здесь.
Принцы обернулись.
Опустив глаза, Нимве присела в реверансе. Стук каблуков. Она едва не упала, когда перед ней возник принц Инис. Подхватил ее, сказал, улыбаясь:
— Нимве... Какая красавица. Я очень рад тебя видеть. Пожалуйте руку, сударыня, пора начинать.
Опираясь на руку принца, не смея глядеть по сторонам, Нимве взошла по ступеням. Пока слуги открывали огромные створчатые двери на балкон, свита расступилась, и Нимве оказалась одна среди придворных.
Рев толпы снаружи, звуки труб, перезвон колоколов, будто шквальный ветер, ударили в лицо. Нимве непроизвольно откачнулась, спиной уперлась, как показалось, в стену. Вскинула голову...
На нее смотрел Кьолан.
— Ничего не бойся, — тихо молвил он. Под меховой накидкой его рука нашла и сжала ее руку. И, прислонясь к его плечу, Нимве немного успокоилась.
* * *
* *
На площади, казалось, собралась вся страна. Когда они ступили на балкон, рев сотряс дворец, и Нимве так вцепилась в ладонь спутника, что онемели пальцы.
К перилам, убранным государственными флагами, подошел глашатай. Шум постепенно смолк.
— Граждане Алавинги! — раздался его голос, зычный и чистый, будто звук горна. — В печальный и радостный день собрались мы здесь! Печальный оттого, что великая наша монархиня покинула престол...
Ему пришлось прерваться: площадь взревела, раздались возгласы изумления. Вопли не утихали несколько минут, даже когда глашатай поднял руку.
Дождавшись тишины, он продолжил:
— Да, королева Алавинги подписала отречение. Но мы должны радоваться тому, что не останется королевство без наследника! Их высочества, принцы Сэтнар и Инис, здесь, перед вами — и сейчас они объявят нам свою августейшую волю!
Крики и рукоплескания, быстро сошедшие на нет. Прошла минута, и сделалось так тихо, что слышен был чей-то кашель на краю огромной площади.
Сэтнар выступил вперед, прямой и строгий. Принял свиток из рук придворного. Развернув, стал читать:
— Жители Алавинги, наши верные подданные! В этот день... — он внезапно смолк, опустил свиток. Сотни лиц снизу смотрели на него. Принц вернул бумагу, положил ладони на перила. Секунду помолчал — и заговорил.
— Советники написали все очень красиво, — его голос разнесся над толпой. — Мне, наверное, так не сказать. Но я все-таки попробую своими словами.
Принц мгновение помешкал. С места, где стояла, Нимве видела его профиль, холодный ветер шевелил светлые пряди на лбу.
— Как вы уже слышали, наша мать, королева, отреклась от престола, — выговорил Сэтнар. — Мы с братом долго думали, и вот что решили. Все здесь знают про наше путешествие, и про Пророчество. Так вот, мы вернулись с пустыми руками.
По площади пронесся вздох, но только на мгновение. Потом снова наступила тишина.
— Да, с пустыми, — продолжил принц, — и, кроме того, вернулись одновременно. Но это вы и без меня знаете. Так вот. Наш народ и наша семья так долго полагались на чужие подсказки, что теперь мы не знаем, что и делать. Но разве мы не можем жить своим умом? Я спрашиваю вас, зачем нам вообще слушать предсказания, исходящие от Дома Таэнана? Глава этого Дома пытался нас убить! И убил бы, если бы не... — Пальцы Сэтнара стиснули перила. В толпе прокатился ропот. — Все знают, что эти люди пекутся только о себе, о собственных интересах! Разве хоть кому-нибудь из вас они когда-то помогли? Кого-то вылечили? Сделали хоть что-то бескорыстно? Пусть выйдет тот, кто может свидетельствовать в их защиту, и я возьму свои слова назад!
Люди зашумели, словно живое море пришло в движение. "Верно!" — крикнул кто-то.
— Вот я и говорю: хватит нам быть марионеткой в чужих руках, рабами чужих предсказаний! Разве вы уверены, что в Пророчестве говорится именно то, о чем мы всегда думали? Разве его нельзя и по-другому толковать? Пророчество только крючок, на который нас подцепили маги Дома Таэнана, а потом пришли, чтобы убить и захватить королевство в свои руки!
— А-а-а!!! — откликнулась толпа. Поднялся такой шум, что Нимве зажмурилась.
Когда вопли стихли, Сэтнар произнес:
— Поэтому мы с братом решили: Дом Таэнана отныне не будет нам указывать, что делать, как наследовать престол. Мы не будем биться насмерть в угоду чужим интересам! Мы — братья, и разница между нами в несколько минут. Ни у одного из нас нет права большего, чем у второго, стать королем.
Принц остановился, перевел дыхание... Тишина висела над площадью, осязаемая, напряженная. Облизав губы, принц закончил:
— Поэтому я говорю вам, здесь и сейчас: мы вдвоем взойдем на трон. Будем править вместе. Однажды такое получилось у королей Кирвана — должно получиться и у нас. И да помогут нам в этом Великие Владыки!
