землями, — продолжал Лу Су, — и все же он дал войско вашему брату, когда
тот потерпел поражение. И думал он только о том, как бы облегчить ваше
положение. А ваш брат, захватив округа Ичжоу и Цзинчжоу, скупится отдать
моему господину какие-то три жалкие области! Вернее, вы помешали ему это
сделать, воспротивившись его воле. Разве это великодушно с вашей стороны?
— В битве с Цао Цао при Улине мой брат рисковал жизнью, — отвечал Гуань
Юй. — Стоило ли ему тратить свои силы, если бы в награду он не получил ни
пяди земли? И вы еще требуете эти области!
— Что вы, что вы! — воскликнул Лу Су. — Я просто хотел сказать, что вы
не совсем правы. Ведь когда ваш брат Лю Бэй потерпел поражение на
Чанфаньском склоне, мой господин дал ему приют. Лю Бэю следовало бы подумать
о том, как отблагодарить моего господина! Но он, видимо, совсем об этом
забыл! И Сычуань, и Цзинчжоу он держит в своих руках! Не алчность ли
заставила его позабыть о долге? Подумайте! Ведь вся Поднебесная будет
смеяться над ним!
— Это дело моего брата, и не мне его решать — отрезал Гуань Юй.
— Всем известно, что вы вступили в братский союз и в Персиковом саду дали
клятву жить и умереть вместе, — возразил Лу Су. — Не значит ли это, что вы
и он — одно целое? Почему вы уклоняетесь от прямого ответа на мой вопрос?
Гуань Юй не успел ничего сказать, как в разговор вмешался стоявший рядом
военачальник Чжоу Цан:
— Землями Поднебесной достойны управлять лишь добродетельные. А вы,
кажется, думаете, что только ваш Сунь Цюань может властвовать?
Гуань Юй, изменившись в лице, встал и взял меч, который подал ему Чжоу Цан.
— А ты помалкивай! — в то же время прикрикнул он на телохранителя. — Это
дело государственное и тебя не касается. Ну-ка, живо уходи отсюда!
Чжоу Цан прекрасно понял Гуань Юя и быстро вышел. Он побежал на берег и
поднял красный флаг. Гуань Пин, дожидавшийся отца, увидел сигнал, и в ту же
минуту его суда, как стрелы, понеслись к Лукоу.
Тем временем Гуань Юй, притворяясь пьяным, но не выпуская меча, пожимал руку
Лу Су и говорил:
— Раз уж вы пригласили меня на пир, то не стоило затевать разговор о
цзинчжоуских делах. Я совершенно пьян и боюсь, как бы такие разговоры не
испортили наших дружеских отношений. Лучше приезжайте ко мне в Цзинчжоу, и
там мы с вами что-нибудь решим.
Лу Су так волновался, что его душа едва не рассталась с телом. А Гуань Юй,
делая вид, что ничего не замечает, встал и повел его к берегу. Люй Мын и
Гань Нин, следившие за каждым движением Гуань Юя, не посмели напасть на
него. Они боялись, как бы во время схватки не пострадал Лу Су, которого
Гуань Юй ни на миг не отпускал от себя.
Перед тем как войти в лодку, Гуань Юй отпустил Лу Су, поклонился ему и
приказал гребцам отчаливать. Опешивший Лу Су стоял на берегу и безмолвно
смотрел вслед удалявшейся лодке.
Потомки сложили стихи, в которых восхваляют доблесть Гуань Юя:
Снисходительно, как на ребенка, смотрел на сановника он
И свободно, не ведая страха, взял свой меч и на пир пошел.
В этот год Гуань Юй героизмом, беспримерной отвагой своей
И своими победами в битвах Линь Сян-жу из Миньчи превзошел.
Когда Гуань Юй был уже далеко, Лу Су сказал Люй Мыну:
— Наш план ни к чему не привел. Как же нам теперь быть?
— Пошлите гонца к Сунь Цюаню и попросите немедленно поднять войска, —
предложил Люй Мын.
Лу Су тут же отправил гонца. Получив такое известие, Сунь Цюань пришел в
ярость и решил двинуть огромную армию на Цзинчжоу. Однако осуществлению
этого замысла помешал слух, что Цао Цао во главе стотысячного войска идет в
поход против Восточного У. Встревоженный Сунь Цюань приказал Лу Су не
предпринимать никаких действий против Гуань Юя и все войска перебросить в
крепости Хэфэй и Жусюй, которым грозил новый враг.
Но когда Цао Цао собирался в поход против Сунь Цюаня, военный советник Фу
Гань подал ему доклад:
"Насколько мне известно, для того чтобы воевать, прежде всего необходимо
иметь закаленное войско, а для того чтобы прослыть человеком мудрым, прежде
всего необходимо быть добродетельным. И лишь в том случае, когда сила и
знания взаимно дополняют друг друга, можно успешно управлять страной. Вы
почти полностью устранили смуту, охватившую Поднебесную; только княжества У
и Шу еще не покорились вам. Путь в княжество У вам преграждает великая река
Янцзы, а в княжество Шу — высокие горы. Я полагаю, что силой здесь победить
невозможно. Сейчас следовало бы дать воинам отдых и заняться
распространением наук и укреплением добродетелей. Если вы поведете войска к
берегам Янцзы, то враг сразу же затаится в своем логове. Тогда ни ваши
воины, ни ученые не будут иметь возможности в полном блеске проявить свои
силы и знания, а сами вы не сможете показать свои таланты полководца и
правителя. Прошу вас, прежде чем начинать войну, подумать над моими
словами".
Цао Цао долго размышлял и, наконец, отказался от похода на юг. Он стал
учреждать школы и приближать к себе ученых. Слава о его благодеяниях
облетела всю страну. Чиновники Ван Цань, Ду Си, Вэй Кай и Хэ Ся выразили
пожелание, чтобы Цао Цао принял титул Вэйского вана. Один чжун-шу-лин Сюнь Ю
был против.
— Это недопустимо! — сказал он. — Титул Вэйского гуна и девять
высочайших даров и без того вознесли чэн-сяна; пожалование титулом Вэйского
вана будет противно всем законам!
— Уж не хочет ли этот человек пойти по стопам Сюнь Юя? — в гневе
воскликнул Цао Цао, узнав об этом.
Сюнь Ю, огорченный немилостью Цао Цао, вскоре заболел и умер. Ему было в то
время пятьдесят восемь лет. Цао Цао велел похоронить Сюнь Ю с большими
почестями и отказался от титула Вэйского вана.
Однажды Цао Цао вошел в императорский дворец при мече. В зале Сын неба
беседовал с императрицей Фу. Заметив меч, императрица в испуге вскочила с
места, а государь задрожал от страха. Цао Цао обратился к императору:
— Скажите, что делать? Сунь Цюань и Лю Бэй захватили обширные владения и
не повинуются императорской власти!
— Это должны решать только вы, Вэйский гун, — уклончиво ответил
император.
— Как вы можете так говорить, государь! — возмутился Цао Цао. — Ведь
если со стороны кто-нибудь услышит ваши слова, могут подумать, что я вас
притесняю!
— Если вы искренне желаете нам помочь, для нас это будет счастьем, —
сказал император, — если же нет, будьте хоть милостивы, не покидайте нас.
Цао Цао гневно сверкнул глазами и вышел. Кто-то из приближенных сказал
императору:
— Говорят, что Цао Цао собирается присвоить себе титул Вэйского вана. Он
помышляет о троне!
Сянь-ди и императрица горько заплакали.
— Мой отец Фу Вань давно ждет случая убить Цао Цао, — сквозь слезы
сказала императрица. — Я напишу ему, чтобы он поскорее разделался с этим
злодеем.
— Дун Чэн тоже хотел убить Цао Цао, — промолвил император. — Но он не
сумел сохранить тайну и погиб. Если и на этот раз тайна раскроется, нам с
тобой не сдобровать!
— Все равно! — воскликнула императрица. — Лучше смерть, чем с утра до
вечера заниматься вышиванием, как делают простолюдины! Я отправлю батюшке
письмо через Му Шуня. Мне кажется, из всех придворных можно положиться
только на него.
Император отпустил приближенных и, призвав Му Шуня, увел его за ширму, где
со слезами сказал:
— Злодей Цао Цао желает получить титул Вэйского вана, чтобы потом
захватить наш трон! Повелеваем тебе передать отцу императрицы Фу Ваню, чтобы
он немедля расправился с Цао Цао. Эту великую тайну мы доверяем только тебе,
ибо все окружающие нас придворные — ставленники Цао Цао. Вот возьми и
доставь Фу Ваню письмо государыни.
— Я глубоко тронут вашим доверием, государь, — взволнованно ответил Му
Шунь, — и готов умереть за вас — приказывайте!
Вскоре Му Шунь благополучно доставил письмо Фу Ваню. Тот узнал руку дочери и
сказал:
— Такое дело требует большой осторожности: у разбойника Цао Цао слишком
много приспешников. Но сейчас он собирается в поход против Сунь Цюаня и Лю
Бэя, надо дождаться, пока он уйдет из столицы, и потом с помощью преданных
государю чиновников совершить переворот.
— А вы испросите у императора секретный указ, — предложил Му Шунь, — и
договоритесь с княжествами У и Шу о совместных действиях против врага
династии Цао Цао.
Фу Вань написал императору, а Му Шунь спрятал письмо в волосах и отправился
во дворец. Но кто-то успел предупредить Цао Цао, чтобы он не доверял Му
Шуню, и он сам поджидал его у ворот. Когда Му Шунь подошел, Цао Цао спросил,
почему он долго отсутствовал.
— Императрица занемогла и велела позвать лекаря, — сказал Му Шунь.
— Какого же лекаря вы позвали? — заинтересовался Цао Цао.
— Пока никакого, — ответил Му Шунь.
Цао Цао велел своим телохранителям обыскать Му Шуня. Найти ничего не
удалось, и Цао Цао велел его отпустить. Но когда Му Шунь отошел, внезапно
налетевший ветер сорвал с него шляпу. Цао Цао снова подозвал его и тщательно
осмотрел шляпу. Там тоже ничего не оказалось. Тогда Цао Цао, чтобы успокоить
свои подозрения, велел проверить, не спрятано ли что-нибудь в волосах Му
Шуня. Телохранители обнаружили письмо Фу Ваня. Цао Цао приказал допросить
задержанного, но тот упорно молчал.
Тогда Цао Цао послал отряд воинов окружить дом Фу Ваня и взять под стражу
всех, кто там был. При обыске было найдено письмо императрицы Фу.
Рано утром в императорский дворец явился Ци Люй в сопровождении трехсот
воинов. На вопрос Сянь-ди, зачем он пришел, Ци Люй ответил:
— Вэйский гун повелел отобрать печать императрицы Фу.
Император понял, что тайна открыта, и пал духом. Ци Люй вошел в покои
императрицы, взял печать и вышел. Императрица почувствовала, что все ее
планы рухнули, и поспешила спрятаться в тайнике между двойными стенами.
Вскоре пришел шан-шу-лин Хуа Синь с пятьюстами воинами, чтобы арестовать
императрицу, но никто не знал, где она. Обыскали весь дворец — императрицу
найти не удалось. Наконец Хуа Синь догадался, что она могла спрятаться между
двойными стенами. Он приказал ломать стены в ее покоях, и вскоре воины за
волосы вытащили из тайника императрицу.
— Пощадите! — молила она.
— Проси об этом Вэйского гуна! — крикнул Хуа Синь.
Босая, с распущенными волосами, под охраной воинов в латах, императрица
вышла из дворца.
Хуа Синь, которому Цао Цао поручил выполнение этого черного дела, был
человеком, известным своими талантами. Его ближайшими друзьями в юности были
Бин Юань и Гуань Нин. В то время говорили, что втроем они стоят одного
дракона, и называли Хуа Синя головой, Бин Юаня — туловищем, а Гуань Нина —
хвостом дракона.
Однажды был такой случай: Хуа Синь и Гуань Нин вскапывали огород. Под
лопатой сверкнуло золото. Гуань Нин не обратил на него никакого внимания, а
Хуа Синь поднял находку, повертел в руках и снова бросил в землю. В другой
раз Гуань Нин и Хуа Синь сидели и читали книги. Вдруг на улице послышался
крик. Гуань Нин не сдвинулся с места, а Хуа Синь отложил книгу и пошел
посмотреть, что случилось. За это Гуань Нин назвал его невежественным и
прекратил с ним знакомство, а сам бросил службу и уехал в Ляодун. Он стал
вести замкнутую жизнь, носил белую шляпу и никогда не ступал ногой за ворота
дома. Хуа Синь сначала служил Сунь Цюаню и от него перешел к Цао Цао. И вот
теперь Цао Цао поручил ему схватить императрицу Фу.
Потомки сложили стихи, в которых сожалеют о поступке Хуа Синя:
Злое дело в тот день Хуа Синю исполнить поручено было.
Он разрушил в убежище стену и императрицу схватил.
Крылья дал он свирепому тигру, помогая династию свергнуть.
Будь же проклято имя злодея, что правителя честь оскорбил.
Кроме того, есть еще стихи, восхваляющие Гуань Нина:
В Ляодуне доныне есть дом, где некогда жил Гуань Нин.
Мир покинув, ушел человек, стихнул кров его, тронутый тленьем,
Как смешон был ему Хуа Синь, что гонялся за славой пустой,
Ибо лучше на свете прожить, предаваясь одним развлеченьям.
Хуа Синь ввел императрицу в зал, где находился император. Сянь-ди поднялся
навстречу, обнял ее и заплакал.
— Вэйский гун повелел мне немедленно привести приговор в исполнение, —
предупредил Хуа Синь,
— Не придется нам больше жить друг для друга! — горестно воскликнула
императрица, обращаясь к императору.
— Неужели в Поднебесной могут твориться такие дела! — воскликнул
император, ударив себя в грудь.
Ци Люй велел под руки увести императора во внутренние покои.
Когда Хуа Синь привел императрицу к Цао Цао, тот встретил ее бранью:
— Я относился к тебе с открытой душой, а ты хотела меня погубить! Казнить
тебя мало!
И он приказал своим телохранителям до смерти забить императрицу палками.
После этого были схвачены отец и два сына императрицы Фу, а также Му Шунь и
все их родные. Они были казнены на базарной площади. Случилось это в
одиннадцатом месяце девятнадцатого года периода Цзянь-ань [214 г.]. Потомки
сложили об этом такие стихи:
Жесток был и лют Цао Цао, таких больше в мире не сыщешь.
А честный и храбрый Фу Вань поступил, как все верные слуги.
Как жаль, что рассталась чета не как муж и жена расстаются,
Ведь даже средь бедных людей не так расстаются супруги.
Лишившись своей супруги, Сянь-ди с горя несколько дней не пил и не ел. Потом
к нему пришел Цао Цао и сказал:
— Не печальтесь государь! Я желаю вам только добра и готов отдать вам в
жены свою дочь. Она умна, послушна и вполне достойна жить рядом с вами во
дворце!
Сянь-ди не посмел отказаться, и в первый день первого месяца двадцатого года
периода Цзянь-ань [215 г.] дочь Цао Цао, по имени Цао Гу-жэнь, стала
законной императрицей. Никто не решился против этого возражать, так как сила
и власть были в руках Цао Цао.
Вскоре он вернулся к своим мыслям о войне против княжеств У и Шу и созвал
военный совет.
— Прежде чем что-либо решать, следовало бы поговорить с полководцами Сяхоу
Дунем и Цао Жэнем, — сказал советник Цзя Сюй.
Цао Цао послал за ними гонцов. Первым приехал Цао Жэнь и хотел пройти прямо
к Цао Цао. А тот в это время был пьян и спал; у входа на страже стоял Сюй Чу
и не пропустил Цао Жэня.
— Как ты смеешь меня останавливать? — вскипел Цао Жэнь. — Я сам
принадлежу к роду Цао!
— Вы родственник моего господина, это правда, — согласился Сюй Чу, — но
