— Я запомню выражения их лиц до конца жизни — злорадно заметила Райнаре.
Он вздохнул.
— Тебе так нравится смотреть, как кто-то страдает? Это очень недостойно с твоей стороны.
— Да, — ответила она без тени стыда — и это ещё один комплимент. Так что получается два мне, и ни одного им.
Он решил не спрашивать, в чём смысл считать. Что-то подсказывало, что ответ ему не понравится.
Он вновь переключил внимание на происходящие внизу события.
Лидеры трёх фракций были в своей стихии. Они основательно и решительно заставляли своих критиков умолкнуть благодаря смеси логичных доводов, разумных аргументов, и, в некоторых случаях, чистой харизмы. Ему потребовалось на это какое-то время, но он начал понимать, что они работали командой. Все трое использовали свои сильные стороны и прикрывали слабости друг друга, представляя собой объединённый фронт, который их оппоненты просто не могли превозмочь.
Азазель играл роль шута. Седой мужчина рассыпался в улыбках и шутках, создавая у тех, с кем общался, дружеское, товарищеское впечатление, делающее их более склонными принимать его доводы.
Михаэль был сочувствием и эмпатией трио. Негромкая речь, спокойная, но несущая тихую уравновешенность, говорящую о глубокой мудрости, позволяла серафиму завоёвывать сердца и разумы нежными словами и твёрдыми уверениями.
Сайзекс был шармом. Обаянием. Обладая острым умом и мочти магнетической уверенностью, Сайзекс использовал оба эти оружия против своих врагов, отсекая их возражения, пронзая сомнения, пока у них не заканчивались аргументы против альянса. Снова и снова кто-то восходил на трибуну, дабы высказаться против мира, и все они были немедленно повергнуты лордом-дьяволом.
Он ощущал, как настрой клонится в сторону принятия предложения. Всё больше голов кивали тому, что говорили три лидера. Ранее нейтральные лица демонстрировали осторожный оптимизм, а некоторые даже открытый энтузиазм. Были и те, кто провозглашали полную поддержку, и таковых становилось всё больше, а группы несогласных начинали рассыпаться.
И всё это — результат работающих вместе трёх разумов.
— Они хороши в своём деле — заметил он.
Райнаре фыркнула.
— Разумеется. Хоть они изначально и не были политиками, годы, которые они возглавляют свои фракции, сделали их таковыми.
Искуплённая ангел усмехнулась, когда Азазель заставил умолкнуть особо упрямого спорщика, воспользовавшись смесью хитрости и логики.
— Есть нечто доставляющее в том, какими они могут быть головорезами, когда речь идёт о продвижении их идей.
Он покачал головой, но всё же улыбнулся. Только она могла найти мстительное удовольствие в чём-то столь обычном. Тем не менее, он мог согласиться.
— И это работает — заметил он.
— Не думай, что дело только в их мастерстве — пробормотала она. — Эти трое, — ангел наклонила голову в сторону Михаэля, Азазеля и Сайзекса — должно быть, давно готовились к этому. Они давно продумали, как возразить любым аргументам против них. Это не дебаты. Это даже не конференция. Это предопределённый итог.
Огорчение в её голосе было несколько забавным.
— Непохоже, чтобы тебе это нравилось.
— Это слишком легко! — пожаловалась Райнаре. — В этом нет вызова! К тому же, как мне быть мстительной в качестве Архангела Возмездия, когда не останется врагов?! Я смогла воспользоваться им только однажды — она помахала перед собой Инаэрионом, словно игрушкой — а теперь мне придётся отставить его в сторону из-за мира? Это просто нечестно!
Он считал, что это хорошо.
— Эх, ну, ладно — она громко вздохнула, затем проказливо улыбнулась и начала постепенно приближаться. — По крайней мере это означает, что у меня будет больше времени, которое можно провести с тобой.
Он считал, что это нехорошо.
— Ты так уверена в результате? — спросил он, частично поскольку хотел уклониться от вопроса, частично поскольку ему действительно было интересно. — Что угодно может случиться.
Искуплённая ангел издала недовольный звук, заметив, что он продолжает отступать из её зоны досягаемости. Тем не менее, она ответила на вопрос, хоть и слегка надувшись.
— Если только три лидера не допустят эпичного ляпа, я не вижу причины, по которой это может провалиться. Я бы сказала, что всё это бесцельно. Даже если бы тут присутствовал только один из троих, результат всё равно был бы тот же. Единственный вызов их власти мог бы быть от кого-то, кто наравне с ними, кто обладает такой же властью и влиянием, как они, от кого-то, кто... — он вдруг увидел, как глаза женщины расширились. — О.
Он нахмурился при неожиданном изменении её тона, повернул голову, чтобы взглянуть, что она увидела, и немедленно понял почтительность в её выдохе.
Герольд тоже это увидел. Фигуру, величественно вставшую со своего места, и медленно зашагавшую по ступенькам. В последовавшем магически усиленном голосе была дрожь, которой прежде не было.
Совет признаёт Зеруила, Бронированную Длань Господню.
Рядом с ним Райнаре наконец выпустила задерживаемое с момента, когда фигура встала, дыхание.
— Архангел Мощи.
* * *
На нём были старые, старые латы. Серебряный доспех, столь потёртый и потемневший от времени, что больше не выглядел серебряным. По металлической поверхности разбегались тысячи вмятин и царапин, свидетельствующих о жизни, проведённой на поле боя в верной, недрогнущей службе. Над широкими плечами находился столь же потрёпанный, столь же старый шлем. Изумрудный свет сиял из прорези визора в форме стилизованной маски рыцаря.
Фигура двигалась с изумительной осанкой, с бесконечной грацией. Латные ноги вели его по ступенькам в круг трибуны ровными широкими шагами. Древняя, почти антикварная броня, что он носил, лишь подчёркивала его достоинство. Сочленения не скрипели, когда хозяин двигался; они рычали. Ворчали с едва сдерживаемой яростью.
Воплощение гнева. Вот что маршировало по ступенькам, чтобы обратиться к ним. Праведный гнев в облике почтенного воина. И с августейшей личностью было равно величественное оружие.
В латных руках фигуры находился клинок столь уважаемый, столь почитаемый, что один его вид вызывал взгляды и вздохи. Некогда ровные и гладкие края были так же исцарапаны и покрыты шрамами, как его владелец, но на то были все основания. Это была реликвия ушедшей эпохи, артефакт, выкованный руками бога, и выданный его величайшему чемпиону.
Беллум. Клинок Ангелов. Меч Высоких Небес.
Сейчас он, этот красивый, почтенный клинок, вонзился в пол, войдя в камень с захватывающе дух лёгкостью. Зеруил положил руки в латных перчатках на его рукоять и взглянул на аудиенцию взглядом, в коем было само определение осуждения.
— Две тысячи лет.
Эго голос был низким, бронзово-грохочущим.
— Столь долго мы сражались в Вечной Войне. Две тысячи лет.
Рыцарский шлем повернулся, бросая взгляд на лидеров трёх фракций, сидящих вместе в демонстрации единства.
— А теперь вы говорите нам, что это должно закончиться — безрадостный смешок вырвался из-под угрожающей личины шлема. — Вопрос — почему?
— Ты слышал причины почему, брат — тихо произнёс Михаэль. — Ты не согласен с ними?
— Я слышал слова предателей и дьяволов. Они ничего не стоят. Единственные слова, сказанные сегодня, которые достойны того, чтобы их выслушать, твои, Михаэль, но и с ними я не согласен.
— Ты не согласен со здравым смыслом? — улыбнулся Азазель. — Небеса нуждаются в нашей помощи, и мы готовы её протянуть.
— Чья вина, что мы нуждаемся в помощи? — с рычанием парировал Зеруил. — Чьи клинки запятнаны кровью ангелов?
Григори собирался ответить, когда Михаэль сделал это за него.
— Наша численность сокращается, брат. Наше население не долго сможет поддерживать себя. Ты знаешь это. Ты видел это. Аджука Вельзевул изобрёл способ решения этой проблемы.
— Теперь мы принимаем помощь тех, кто столь рьяно истреблял нас в Великой Войне? — тон Зеруила был кусач в своей неискренности. — Теперь мы подставляем шеи дьяволам и своим предателям? Теперь мы возвышаем людей в свои ряды? Любое из этих деяний было бы святотатством в прежние времена.
— Мы больше не в той эпохе — вздохнул Михаэль. — Мы далеко пали с тех времён.
— Мы здесь не для того, чтобы плакать о прошлом — вставил Сайзекс. — Всем трём фракциям выгоден этот альянс. Мы можем вместе противостоять угрозам, единые в обороне против наших врагов. Мы можем спасти жизни.
Ангел внизу фыркнул.
— С каких пор Багровому Сатане есть дело до спасения жизней? Где были эти достойные сантименты, когда ты прорубался через наши ряды?
Дьявол выглядел чрезвычайно опечаленным этими словами.
— Мы все сожалеем о наших действиях во время Великой Войны.
Зеруил рассмеялся. Этот звук был насыщен отвращением, пропитан презрением.
— Твои слова будут иметь значение, Люцифер, когда твои сожаления вернут моих собратьев.
— Сейчас не время скорбеть о прошлых событиях — произнёс Азазель. — Что сделано, то сделано. Мы не можем отменить наши деяния. Однако мы можем их искупить. Объединившись сегодня, мы можем придать смысл смертям всех членов наших родов.
Лицо мужчины, когда он взглянул на находящегося в центре помещения, было задумчиво-изучающим.
— Скажи нам, Зеруил, раз ты так уверен в своей позиции, как ты планируешь решить проблемы Небес?
Архангел Мощи не сдвинулся с места. Он казался недвижимой статуей непокорности.
— Небеса выдержат, как выдерживали всегда.
— К тому времени, как вы закончите выдерживать, — улыбнулся Григори — в ваших залах не останется ангелов.
В ответ Беллум поднялся, направившись в грудь мужчины.
— Умолкни, предатель, или я заставлю тебя умолкнуть.
Волна беспокойства прошла по палате при такой неприкрытой угрозе.
— Ты готов достать меч в этом мирном месте? — глаза Азазеля опасно блеснули.
— Брат, — нахмурился Михаэль — воздержись от этого безумия.
— Безумия? — прошептал Зеруил. — Мы ведём переговоры с этими еретиками, этими святотатцами, и ты обвиняешь меня в безумии? Ты забыл, Михаэль, что один из их племени убил Отца? Ты упустил, что это один из них вонзил клинок в спину Бога?
— Ты станешь ненавидеть нас всех за деяние, совершённое одним?
Рыцарский шлем повернулся к говорившему, прорезь засияла жутким зелёным светом.
— Я стану ненавидеть тебя, Азазель, за всех ангелов, что ты убил. Я стану ненавидеть тебя, предатель, за всех соратников, что увёл ты из рук Небес. Я стану ненавидеть тебя, еретик, за все порочные эксперименты, что ты проводил на павших телах наших почитаемых мертвецов. Я стану ненавидеть тебя, Азазель, поскольку в итоге ты достоин ненависти.
— Это было очень давно — произнёс Григори. Была в его тоне мягкость, которой не было прежде.
— Масштабы преступлений не уменьшаются с ходом времени — снова, безрадостный смешок. — Они лишь накапливаются.
— Ты сам виновен в этом — тихо указал Сайзекс. — Сколь многие из нашего племени пали от твоего клинка? Как много нас ты убил, служа своему богу?
— Может, и так, — согласился Зеруил — но Небеса не начинали эту войну. Ны не наносили первого удара.
Ангел повернулся, окинув всех непрощающим взглядом.
— Великая Война началась, когда дьяволы и Падшие убили Сына Божьего. Всё началось, когда ваш род совершил убийство Мессии.
* * *
Одним признанием Архангел Мощи зарубил идею альянса перед собравшимися. Это был мастерский удар, нанесённый в ключевой момент, и он сомневался, что возможно нанести больше урона одной фразой. И, досыпая соли на рану, Зеруил провозгласил своё истинное намерение, ещё подливая масла в огонь раздора.
— Ты Страж Небес — сказал Архангел Мощи Михаэлю. — Ты принял у Бога бразды правления. За это тебе моё величайшее уважение и нерушимая верность. Но я не стану опускаться до того, чтобы объединяться с теми, кто убил Отца. Ты можешь возглавлять ангелов Небес, как пожелаешь. Но Власти, Владычества, воины, сражавшиеся в Вечной Войне, они подчиняются мне, и не присоединятся к этому святотатству.
Когда Зеруил вернулся на своё место на стороне ангелов, в палате была буря. Те, кого Сайзекс, Азазель и Михаэль столь тяжело завоёвывали на свою сторону, вновь стали нерешительны. Те, чьи возражения были сбиты холодной логикой и разумными доводами, снова начали их озвучивать. Лидеры трёх фракций теряли контроль над ситуацией, это было болезненно очевидно. Всё больше их последователей вставали со своих мест и спорили с соперниками с других сторон, или даже между собой. Их обвинения достигали его ушей даже там, где он сидел, заставив сидящих рядом с ним пробормотать нечто подобное.
— Ну, это всё — пробормотала Райнаре. — Гвоздь в крышку гроба. После этого они не смогут объединить силы. С альянсом покончено. — Он не был удивлён, что она нашла в этом некое извращённое удовлетворение. — Он умер, прежде чем смог начаться.
Она увидела выражение на его лице, и помедлила.
— Возможно, это и к лучшему — заметила искуплённая ангел. — Ангелы. Дьяволы. Мы слишком отличаемся друг от друга. Разделение слишком широко, раны слишком глубоки. Возможно, лучше оставить эту идею Это всё равно не привело бы к миру.
Он смотрел, как палата собрания продолжает погружаться в хаос, как фигуры из всех трёх фракций перекрикивают друг друга, требуя выслушать их. Он нахмурился, увидев, как Риас пытается успокоить нескольких дьяволов, оскорблённых Падшим, и Сона спорит с сияющим ангелом. Осталось недолго. Ещё намного, и конференцию распустят в связи с возникшими разногласиями. Семена раздора, посеянные речью Зеруила, прорастали лозами восстания, грозившими удушить хрупкую концепцию мира в любую секунду.
Он повернулся к ней.
— Ты слишком легко сдаёшься.
Райнаре надулась и облокотилась о Инаэрион.
— Ты действительно считаешь, что это возможно? Альянс между существами, которые так долго пытались убить друг друга? — в её голосе была доля того презрения, к которому он привык. — Не смеши. Ангелы ненавидят дьяволов и Падших целую вечность. Дьяволы и Падшие так же ненавидят нас. Просить, чтобы это просто отставили в сторону, невозможно.
— Нет ничего невозможного — ответил он. — Может быть сложно. Могут требоваться значительные усилия, но нет ничего невозможного.
Искуплённая ангел закатила глаза.
— У тебя есть пример? — поддразнила она. — Пример того, как невозможное становится возможным?
Он кивнул.
— Ты.
Райнаре удивлённо уставилась на него, а затем отвернулась. Когда она заговорила вновь, её тон был более тихим, более спокойным.
— Возможно, это к лучшему — повторила она, поскольку ей было больше нечего сказать. — Возможно, этому просто не дано свершиться. Мир меж трёх фракций. Это всё равно не сработало бы.
Он продолжал хмуриться, наблюдая за разворачивающимися внизу событиями. Несогласные выбрали представителя, чтобы озвучить свои жалобы; это бы человек, одетый в наряд священника, с золотым шитьём на рукавах. Это, и почти комически большая шапка с орнаментом, говорило о том, что он обладал определённым рангом.
