В абсолютной неподвижности окружения синеволосый парень брёл среди мертвецов, сунув руки в карманы. Защитники, поднявшиеся из окопов, ошарашенно смотрели, раскрыв рты, на его состояние, потрясённо моргали, глядя на то, в каком виде он был. Некоторых даже стало подташнивать.
Парень игнорировал направленные на него взгляды, и продолжал двигаться к своей цели. Он остановился, добравшись до территории академии, и впитал зрелище дракона, всё ещё ревущего над телом своего убитого сородича. Он повернулся к стоящему поблизости, и просто произнёс два слова похвалы.
— Хорошая работа.
На лице Иссея ещё оставался румянец адреналина, и по мере того, как возбуждение затихало, дьявол устало переступал с ноги на ногу.
— Спасибо — извращенец широко улыбнулся и обернулся. Его лицо немедленно стало озабоченным, когда он увидел, насколько покалеченной выглядит фигура рядом с ним.
— Эм, Арисато-кун... — медленно и осторожно, чтобы не встревожить, произнёс он. — У тебя в груди здоровенная дыра.
Источник его нервозности слегка наклонил голову на бок и взглянул на него единственным оставшимся глазом.
— Да — кивнул парень, в то время как к ним сбегались остальные, с одинаковыми выражениями тревоги на лицах. — Она болит.
А затем он немедленно упал в их ждущие руки.
* * *
Как всегда происходит в подобных битвах, гражданские были спасены ценой обычных солдат. Некомбатанты, смесь представителей и зрителей, избежали худшего в штурме только благодаря крови и жертвам своей охраны. Сейчас эти некомбатанты собрались в руинах Академии Куо, молча стоя возле развалин здания, в котором были недавно, или тихо переговариваясь меж собой. За ними из связанных с Преисподней порталов река целителей и медиков текла туда и обратно, ухаживая за ранеными и перенося тех их них, чьи раны были слишком серьёзными, в сооружённые на скорую руку госпитали, где их состояние можно было стабилизировать. Доносящиеся из поспешно сооружённых палаток стоны делали и без того мрачную атмосферу ещё более гнетущей. Труп дракона на заднем фоне тоже вносил свой вклад.
Азазель махнул рукой в его сторону, в сторону горы неподвижной плоти, что чуть раньше терроризировала всё поле боя.
— Теперь видите? Вот почему мы должны объединиться. Вот почему нужен альянс. Подобные существа — Падший мотнул головой в сторону огромного трупа — угроза нам всем.
Согласное бормотание прошлось по толпе. Сайзекс воспользовался им, чтобы вогнать гвоздь в крышку.
— Не говоря уж о восстании фракции Старых Сатан и их альянсе с Бригадой Хаоса — голос мужчины был явно сердитым, однако на его лице была лишь умеренная неприязнь. — Они всегда сохраняли секретность, дьяволы, сохранявшие верность предыдущим Великим Сатанам, и то, что они вдруг решили открыться, выглядит скверно. Мы считали их просто агитаторами на дне общества, но они придали новое значение слову "предательство".
— Однако в то же время эта атака — знак — утомлённое мирскими делами лицо Михаэля выглядело ещё более усталым, чем прежде, когда он кивнул, поддерживая своего коллегу-дьявола. — Сигнал, что мы делаем что-то правильно. Эти новые враги не открылись бы, если бы считали, что они в безопасности. Они решили атаковать сейчас, поскольку почувствовали угрозу. Они боятся, что мир между нами сделает нас сильнее, сделает нас непобедимыми, так что выбрали момент перед завершением конференции, чтобы нанести удар.
Серафим повернул голову к мерцающей фигуре, одиноко стоящей поодаль от собравшейся толпы.
— Если враг боится того, что мы делаем, то это означает, что то, что мы делаем, правильно. Это разумный тактический совет. Что скажешь, брат?
Зеруил отверг любые попытки исцелить его, и все видели нанесённые драконьими шипами раны. Жуткие рваные дыры на его груди, свидетельство пронзивших его зазубренных шипов. Уже одно то, что ангел мог стоять, свидетельствовало о его силе воли.
— Не пытайся выдать это за стратегический совет, брат. Альянс, который ты столь упорно поддерживаешь, всё ещё пронизан грузом ереси. Я не буду участвовать в нём.
Михаэль взмахнул рукой в сторону безжизненного тела Нидхёгга, как сделал до него Азазель.
— Это альянс ангелов, дьяволов, и людей сразил дракона. Альянс, в котором ты участвовал.
Пылающие зрачки Зеруила вспыхнули.
— Временный расклад при сложной ситуации. Он не мог продлиться долго. Как мир, что ты столь еретично поддерживаешь.
— Но мы можем заставить его длиться долго — возразил Михаэль. — Мы можем сделать его чем-то большим, нежели временная мера. Всё это лишь отговорки. Ты это знаешь, брат. Так какова реальная причина упрямства в твоём неодобрении?
Архангел Мощи сжал руку на ангельском клинке, когда на нём сошлось море взглядов.
— Мы — существа, созданные Богом. Мы — праведность во плоти. Чистота, обретшая форму. Мы Его ангелы. Наши души лишены эгоизма. Храбрость бьётся в наших сердцах. Мы не задумываясь готовы пожертвовать собой ради других, в то время как смертные будут мяться и мешкать целую вечность. Мы отличаемся от них.
Михаэль улыбнулся.
— Так ли? — мягко произнёс серафим и наклонил голову в сторону группы фигур поодаль. — Они едва не погибли, пытаясь спасти тебя. Это — отсутствие эгоизма. Они не вздрогнув противостояли врагу, что многократно сильнее их. Это — храбрость. И когда конец был близок, когда поражение было практически гарантировано, они были готовы жертвовать жизнями ради друг друга. Это — жертва. Ты станешь отрицать всё это, даже когда видел собственными глазами?
Взгляд Зеруила мелькнул к ним, особенно к рыжеволосой девушке, хлопочущей над синеволосым парнем, а затем остановился на своём терпеливо ожидающем вышестоящем.
— Легионы Небес. Ветераны Долгой Войны. Я ими командую.
Михаэль кивнул.
— С этим никто не спорит.
Судя по выражению его подчинённого, он не слышал.
— Что до альянса — медленно произнёс Зеруил, прекрасно осознавая, как вслушивается в каждое его слово аудитория, и не обращая на это никакого внимания — ...я снимаю свои возражения.
Волна облегчения, словно вольный ветерок, пронеслась над собравшейся толпой. Азазель широко улыбнулся и широко развёл руки.
— В таком случае, полагаю, конференция закончена. Или кто-то ещё хочет что-то сказать? — Падший ангел оставил свои последние слова висеть, ожидая, что никто не бросит вызова властности в его тоне. Он был неприятно удивлён, когда из толпы выступила фигура, шлем свисает с цепи на шее, рука сжата на рукояти вложенного в ножны меча.
— У меня осталась пара слов, которые хочу сказать.
Герольд, сообщавший об очереди говорить каждого члена, выпрямил спину. Шея дьявола в какой-то момент во время битвы оказалась рассечена святым мечом, и сейчас была замотана толстым слоем перевязок. Тем не менее, он старательно выполнял назначенную ему обязанность, хотя донёсшиеся из его горла слова звучали лишь грубым шёпотом.
— Этот совет признаёт Лорда Максимуса Лудольфуса, Гранмастера Рыцарей Храмовников.
Мужчина мог бы быть привлекательным. В прежние времена, в другом месте, линии вокруг его рта и глаз могли бы придавать ему благородный, статный вид. Делать его лицо исполненным достоинства вместо просто усталого. Но сейчас лицо, глядящее на аудиторию, было каким угодно, только не привлекательным. Это было лицо, повидавшее слишком много битв и слишком много насилия. Лицо, что видело слишком много смертей собратьев, и слишком много грехов, совершённых во имя войны. Усталость на лице мужчины заставляла его выглядеть даже не старым, а древним. Цинизм растягивал его губы, пока они не растянулись навечно в выражении презрительной усмешки, сочетающейся с холодной яростью в льдисто-голубых глазах. Он полностью соответствовал определению измотанного воина, идеально подходил под определение уставшего от войны ветерана. И образ завершала, подчёркивая глубину его веры, выжженная и врезанная чёрными чернилами в коже татуировка на его лице в безошибочной форме рыцарского креста.
— Мы много сказали о мире и альянсе — в голосе воина было отработанное жизнью, наполненной выкрикиванием приказов и команд, рычание. — О договорах и соглашениях. Но мы не говорили о самом важном. О слоне в комнате.
Его суровый немигающий взгляд прошёлся по лицам его коллег-представителей. Ни у кого из них не нашлось храбрости ответить на взгляд.
— Бог мёртв — простая фраза вызвала шёпоты и больше чем несколько лиц скривилось. — Однако, по какой-то причине, нам не сообщили о Его преждевременной кончине.
Взгляд Храмовника остановился на представителях Церкви, затянутых в просторные чёрные робы. Они беспокойно переступили на месте, прежде чем один из них выступил вперёд, чтобы ответить.
— Смерть Бога была шоком для всех нас, Гранмастер — мягко и с подчёркнутой печалью произнёс церковник. — Мы все скорбим о Нём, и мы приняли меры относительно этого вопроса.
— Вот как? — в тоне Лудольфуса были заметны слабые следы сарказма. — Странно, что я не заметил этих мер. Вместо того, чтобы потребовать ответственности, духовенство выслало дипломатов на мирную конференцию. Вместо того, чтобы призвать к ответу, Церковь отправила послов, чтобы договариваться и вести переговоры с существами, которых мы всегда считали врагами. Эти действия не укладываются в описываемую тобой картину шока и скорби, священник. Они говорят о том, что вы уже знали об этом.
Михаэль был тем, кто решил ответить на это обвинение.
— Это мы решили сохранить смерть Бога в секрете. По взаимному договору между главами двух фракций. После Великой Войны мы не могли рисковать, чтобы новый хаос поглотил мир, так что Его кончину сохранили в тайне от ушей и людей, и нашего рода. Но в то время как мои товарищи лидеры сохранили смерть моего Отца в тайне от всех своих последователей — серафим бросил взгляд на Сайзекса и Азазеля — я не мог лгать тем, кто посвятили свои жизни поклонению Ему. Когда мы, ангелы, впервые вступили в контакт с тем, чем сейчас является Церковь, мы сказали им правду. Всю правду. Что стало с той правдой — Михаэль вздохнул — я не знаю.
Всё это время взгляд рыцаря не покидал послов Церкви.
— Ну, сейчас это выплыло на свет.
Один из них не смог выдержать осуждения во взгляде рыцаря.
— Возможно, Бог мёртв, но его идеалы остаются.
Татуированное лицо Храмовника автоматически повернулось к говорившему.
— То есть миллионы душ, что молятся Ему по ночам, молятся не Ему, а Его идеалам.
Старший церковник занял место младшего товарища, золотая вышивка на его рукавах показывала и ранг, и возраст.
— Нет разницы, Гранмастер.
— Не могу согласиться — он больше не мог сдерживаться, и насмешка свободно появилась в голосе и на лице рыцаря. — Есть разница. И очень большая.
Воин зашагал, двигаясь по кругу, словно зверь в клетке. Те, кто оказались на его пути, поспешили посторониться.
— Рыцари Храмовники всегда были последним оружием Церкви. Нас бросали в битву, когда не оставалось других альтернатив. Нас посылали в бой, когда ваши ручные экзорцисты не справлялись. И это мы платили величайшую цену — людьми, материалами и репутацией.
Бронированая фигура ткнула пальцем в сторону клериков среди собравшейся толпы.
— Вы называете нас мясниками, в то время как мы убиваем только по приказу Церкви. Вы объявляете нас фанатиками, в то время как мы просто единственные, кто может выполнить работу. Мы выносим это незаслуженное презрение с достоинством, с прощением, никогда не жалуясь, не произнося ни слова протеста, полагая, что наша роль — быть палачами, которых боятся и не любят. А теперь вы говорите нам, что всё это было спектаклем. Что деяния, что мы делали ради Него, ничего не стоят. Что битвы, где мы сражались во имя Его — пустые стычки. Что победы, которые мы завоевали ценой сражённых братьев — не больше чем прах во рту. Вот что вы сейчас решили нам сказать.
Многие, носящие церковные робы, выглядели явно некомфортабельно. Некоторые даже сделали шаг назад, когда люди в серебряных латах с рунными алебардами в руках уставились на них теми же обвиняющими взглядами. Единственным церковником, на которого не повлияла быстро меняющаяся атмосфера, был тот, кто встал между рыцарем и своим молодым коллегой, и он встречал взгляды взглядом.
— Как вы хотите, чтобы мы продемонстрировали, что это не так?
— Я бы хотел, чтобы вы сказали нам правду, когда правда ещё имела значение.
— Вы знаете, что это невозможно — вздохнул священник. — В этом мире есть миллионы тех, кто следует нашей вере. Подумайте о хаосе, который это вызовет, о последующих волнениях, если секрет станет известен. Подумайте обо всех жизнях, что будут потеряны в последующем насилии. Мы сохранили смерть Бога в секрете не ради себя, но во имя безопасности и процветания человечества.
Храмовник горько усмехнулся.
— И подумайте обо всех толстых священниках, которые вдруг окажутся голодными. Подумайте обо всех храмах и соборах, чьи сундуки вдруг опустеют. Подумайте обо всех стариках, чья власть над массами внезапно исчезнет.
Представитель Церкви сжал губы, пока они не сложились в тонкую прямую линию.
— На что вы намекаете, сэр рыцарь?
— Ты прекрасно понимаешь, о чём я, священник, так же как прекрасно знаешь, что я прав.
— Это не дискуссия о политике Церкви, Гранмастер.
— Нет, — с улыбкой, слишком уж похожей на оскал, ответил Храмовник — это обсуждение, должен ли орден, построенный на фундаменте доверия и братства оставаться связан с организацией, скармливающей своим товарищам ложь.
Повисла ожидающая тишина, в которой все взгляды были прикованы к идущему словесному противостоянию. К его чести, церковник сохранил спокойствие даже перед лицом этих угроз.
— Вы вольны покинуть обьятья Церкви вместе со своим орденом — просто произнёс мужчина. — Но мне любопытно, как вы будете жить, и что скажет ваша честь, если вы решите бросить своих товарищей из-за такой крошечной разницы в идеологии.
Лудольфус ответил на спокойный ответ священника холодным весельем, разгоревшимся в его глазах.
— Так же, как я задаюсь вопросом, как вы будете смотреть в глаза своих экзорцистов и спать по ночам, зная, что вы превратили их в живое оружие Церкви, но лишили их той правды, что имела значение.
Его собеседник напрягся.
— Вы считаете это обманом?
Рыцарь криво усмехнулся, искривляя татуировку на лице.
— Я считаю это предательством.
— И что же, Гранмастер, — тихо произнёс священник — вы намерены делать перед лицом этого предательства?
Максимиллиан Лудольфус извлёк свой меч из ножен.
— Я покажу, что я намерен делать.
В наблюдающей за происходящем толпе послышались голоса смятения. Некоторые принялись пятиться от происходящей эскалации. Представитель церкви покачал головой перед обнажённым мечом.
— Ты обезумел, достав меч в таком месте — он повернулся к фигурам в униформах за его спиной. — Охрана. Арестуйте этого человека.
Экзорцисты за его спиной переглянулись. Их руки протянулись к своим клинкам в ножнах, пальцы охватили посеребрённые рукояти... и остались на месте. Впервые с того момента, как рыцарь шагнул в круг, на лице церковника проявилось беспокойство.
