— Ты только продержись... Продержись...
Мечник добрался до ноги дракона и замахнулся на нее вполсилы. Удар отскочил с легким звоном. В нём просто не было силы. Исчезла прежняя изящная, грациозная форма. Владелец меча был слишком уставшим, слишком измученным, слишком искалеченным ранами, чтобы сделать что-то кроме как пытаться бестолку надрезать непроницаемую шкуру. Экскалибур в его руках стал не более чем грубой дубиной, окутанной смертельной энергией, от шедевра среди мечей сведённый к простому лому, которым Киба неоднократно и бесплодно колотил по тяжелой драконьей лапе.
Это было отвлечением, к которому Нидхегг отнёсся с полнейшим презрением. Атакованная нога взметнулась в сокрушительном пинке, отправившем парня в полет в обратном направлении. Киба отлетел в сторону, его истерзанное тело прокатилось по обломкам камня и мусора, прежде чем наконец проскользить до остановки. Огромные рваные раны протянулись на его теле от плеч до паха, глубокие разрывы, обнажившие кровоточащие мышцы. Его Экскалибур откатился от него слишком далеко, чтобы дотянуться до него.
Безоружный, смертельно раненый юноша тем не менее жалко пополз обратно в битву. Кровавая полоса тянулась за ним следом, отмечая на земле путь, которым он тащил себя.
— Я не брошу своих друзей снова... — каркающим голосом еле слышно прохрипел бредящий, наполовину обезумевший от боли мечник — Не брошу... своих друзей... снова...
Ксеновия появилась со стороны дракона. Когда Киба был отшвырнут в сторону, экзорцистка заняла его место. Ее боевой комбинезон был разорван в клочья. Некоторые его куски полностью исчезли, обнажая синяки и ободранную кожу. Половина ее лица была стесана до кости. Часть ее щеки отслоилась и свисала отвратительной кровавой тряпкой. Её собственный Экскалибур был поднят к лицу, навершием рукояти назад, острием вниз. Она с отчаянным криком вонзила его в бок Нидхегга, как кинжал. Струя промерзшей крови брызнула ей на лицо и руки, покрывая льдисто-синей жидкостью. Её холод был настолько нестерпимым, что жег как пламя, и Ксеновия закричала, когда он вгрызся в её плоть, обжигая и без того болезненные раны, он превратился в ножи агонии, терзающие тело. Тем не менее, она по-прежнему держала хватку на своем мече, проворачивая его, расширяя отверстие, созданное им в процессе, подставляя себя под новые потоки леденящей жидкости.
Нидхегг вытянул шею, чтобы рассмотреть маленькую фигуру, посмевшую навредить ему. Из раскрытых челюстей выстрелила струя мороза, охватившая девушку леденящими объятьями. То что начала кровь чудовища, закончило его дыхание, и когда внимание дракона снова обратилось на щит, всё что осталось от Ксеновии — это кристальная статуя, замороженная в момент атаки, с застывшим на лице выражением удивления и муки.
Послышался был глухой звук удара плоти, врезавшейся в землю. Какофония сражения сделала его трудноразличимым среди шума кричащих голосов, сталкивающихся клинков, гремящих ружей. Каким-то образом этот звук пробился через всё это, громкий звон набата в виде юноши, не способного больше стоять.
Иссей наконец упал на колени.
Лицо дьявола стало неузнаваемым, кровь стекала из его глаз и носа, превращая его в алую маску. Пронзающая его боль изрезала его черты неисчезающей гримасой. И когда колени парня соприкоснулись с землёй, гримаса треснула от шипящих слов, похороненных в агонии.
— Я не могу... Я не могу его больше сдерживать...
Его мучитель рассмеялся при виде того, как золотой щит снова замерцал.
— Наконец-то ты понял свое место. Быть раздавленным под сапогом высших видов. Погибнуть под тенью от драконьих крыльев, так же как и многие другие из твоего жалкого вида сотни лет назад.
Конеко подтянула себя к осевшему парню. Слезы окаймляли ее всегда бесстрастное лицо.
— Не умирай... Пожалуйста... не умирай...
Вдали другая фигура делала то же самое, с болезненной медлительностью ползя обратно в бой.
— УБЕЙТЕ ЕГО! — Киба кричал, забыв об обширных ранах, кровавым следом отмечающие на мостовой истекающую из него жизнь. — УБЕЙТЕ ЕГО УБЕЙТЕ ЕГО УБЕЙТЕ ЕГО ! ! !
В отчаянии Рыцари Храмовники бросили свои алебарды как копья. Они прочно воткнулись в конечности создания, и их рунные лезвия тут же окутались огнём, поджигая шкуру существа. Ответом им был презрительный взмах громадного хвоста, от скорости размывшийся в воздухе черным пятном. Все десять рыцарей были отброшены в сторону, нагрудники прогнулись, кровь брызнула из щелей в их шлемах.
— Сделайте что-нибудь... — взмолилась Риас, всё ещё замороженная на месте рядом с телом Акено, бессильная сделать что либо кроме как наблюдать за гибелью её свиты вокруг нее. Прекрасные черты девушки были сморщены неописуемым страданием.
— Сделайте что-нибудь...
Райнаре спикировала на драконью спину. Инаэрион ярко пылал в ее руке. Она вбила прославленное копье Метатрона в позвоночник Нидхегга, вклинивая его в зазор между пластинами панциря и пронзая плоть под ним. Дракон взвыл. Он начал дёргаться, золотой щит всё еще удерживал его когти, не давая сдвинуться, оставляя ему возможность только трястись и корчиться, стараясь стряхнуть одинокую фигуру, вонзившую копьё в его тело. Райнаре смогла продержаться несколько секунд, прежде чем трясущийся круп отправил ее в полёт. На краткий миг её потерявшее опору тело зависло в воздухе, медленно взмахивая руками.
В следующую секунду плечо дракона врезалось в неё в воздухе, отправив обмякшую, изломанную фигуру в сторону. Бесчувственное тело женщины столкнулось с ближайшей стеной и сползло рядом с Асией. Её голова упала на колени к бывшей монахине, и если бы не лужи крови, вытекающей из тел, то могло показаться, что они прилегли отдохнуть и насладиться мирными картинами.
Три члена её группы попытались отвлечь зверя. Калаварнер метала копья света, которые отскакивали как зубочистки. Мительт взрывала шкуру Нидхёгга своей силой и не сделала абсолютно ничего, кроме как подпалила жёсткую шкуру. Донасек метнулся к ногам существа с клинками наперевес, пытаясь повредить их, пытаясь подрезать их, пытаясь сделать хоть что-то, кроме как умереть перед ним.
Новая струя льда, посланная из открытой драконьей пасти, заставила всех троих отпрянуть назад. Донасек был ближайшим к метущемуся зверю, и потому пострадал от атаки сильнее остальных. Рука, направляющая меч света, покрылась инеем, и когда Падший Ангел отскочил с остальными назад, она отвалилась от его плеча и раскололась об землю.
Этого было недостаточно. Просто недостаточно. Слишком много из них пало. Слишком много из них было ранено, травмы, полученные в битве, были слишком тяжелы. Их осталось здесь слишком мало, и это число могло только сокращаться. Они больше не сражались ради победы. Эта мысль давно покинула их умы. Они сражались, чтобы выжить, ради жизни, и в некоторых случаях, боролись только для того, чтобы оттянуть неизбежное.
Нидхёгг знал это. Он боролся именно для достижения этой цели. Он мог быть жестоким, ненасытным зверем, но тупым и легковерным он не был. Звериная хитрость и жестокий ум — куда более опасное комбо, если смешиваются вместе. Дракон выбрал цели, которые считал наиболее вредными для него, начиная с Асии, и устранил каждую с чрезвычайной жестокостью. Как опытный хищник, он воспользовался хаосом, созданным его появлением, и разметал сопротивление с хладнокровной жестокостью. Сомнения никогда не приведут к победе. Бой был за ним уже в тот момент, когда он сломал Аскалон напополам прямо на их глазах. Единственный оставшийся вопрос был в сопротивлении. Сопротивлении, которое должно будет рухнуть под последним движением когтей.
Глаза Иссея закатывались в глазницах. Напряжение от поднятого щита удерживало его на грани потери сознания. Часть его молила об этом. Частицей своего сознания он желал забвения, и предательские мысли, всплывающие из его подсознания, искушали его совесть блаженным чувством облегчения. Парень сражался с ними со всем своим мужеством, и в то время как новые волны агонии плескались вокруг него, единственная вещь, предотвращающая его капитуляцию, был базовый, животный инстинкт просто держаться.
Он убивал себя этим. Направлял слишком много своей силы на поддерживание барьера. Тратил свою жизненную силу на то, чтобы щит продолжал держать. Он убивал сам себя, но если щит падёт, они все равно будут уже мертвы, так что какая разница?
Это была последняя чёткая мысль, промелькнувшая в его сознании.
В воздухе над ним золотой щит треснул.
И все просто замерло.
— Иссей... — Конеко зарыдала — Нет...
Проломы появились на безупречной поверхности. Они пролегли по центру барьера; уродливые, кривые линии на гладких пробежали на полях золота, прежде чем расколоть его как лист стекла.
Без чего-либо, удерживающего их на месте, огромные режущие когти опустились, как смертельный вес гильотины.
— Не отчаивайтесь — голос Нидхёгга расцвел с победой, это звучало почти как воркование — Пусть ваш последняя мысль будет о мире, ибо нет ничего постыдного в падении перед богом."
Но это было не так.
Последняя мысль была не о мире или даже стыде. Это было далёким воспоминанием, туманным размытым изображением, пришедшим к границам его разума и вспыхнувшим там. Иссей потянулся к ней, почувствовал присутствие царапающее сзади, тянущуюся линию, что-то отвечало, и тепло омыло его медленно падающее тело.
И все заволокла милосердная тьма.
* * *
За ним снова гнались. На этот раз, надо думать, он откусил больше, чем был способен проглотить. Брошенный башмак просвистел мимо его головы, запущенный какой-то девицей из приближающейся орды.
Рука метнулась и схватила его собственную. Она тут же втащила его в ближайшую комнату, с такой скоростью, что те, кто преследовал его, полностью упустили его неожиданное исчезновение.
— Ты... — начал он.
Юноша поднял палец к губам, призывая к молчанию. Он повиновался инстинктивно и вздрогнул от звука удаляющейся в ярости толпы. Когда шум в коридоре наконец затих, он взглянул в лицо своему спасителю. Вопрос был груб в своей невоспитанности, но он не мог не спросить его.
— Почему?
Юноша пожал плечами. Вместо ответа он снял с шеи наушники и одел на уши. Он сунул руки в карманы, ссутулившись, и вышел из комнаты, не сказав ни слова.
* * *
На не столь уж далёком поле боя, втянутый в свою собственную битву синеволосый парень почувствовал зов в своем разуме, и Море Душ взбурлило в ответ. Он начал смеяться, открыто смеяться в пустые лица своих врагов, потому что всплеск силы был там, и он был не от него.
Цао Цао поднял взгляд, когда огромная, подавляющая тень поднялась над ними и затмила солнце ударами своих крыльев.
— Ох — вздохнул он.
Копье Лонгиниуса вздрогнуло, когда такие разные клинки снова врезались в его древко.
— Такая зверюга пригодилась бы при Осаде Трои — заметил Ахилес. — Взломала бы стены, как яичную скорлупу, и нам бы не потребовалась эта дурацкая лошадь, что бы пробраться внутрь.
— Выражение на твоем лице, — сказал Гуань Ю — точно такое же, как и выражение лица Цао Цао, когда мы сожгли его флот в Чи Би
— Но пожалуйста, продолжай держать его — просияла Жанна — Ты сможешь быть примером для Жанны, твоей Жанны, разумеется, в том как показывать что-то кроме гримас и глумления.
— Да Цао Цао, — Мордред рассмеялся, обрушивая Кларет на голову героя — тебя, действительно, поимели.
* * *
Чешуйчатая лапа опустилась, когти сжимались вокруг ладони, чтобы рвать и калечить.
— Наконец-то, — выдыхнул Нидхегг — Багровый Император — мой.
Нет.
Дыхание концентрированного льда врезалось в опускающуюся конечность, сбивая ее в сторону ураганом силы. Изогнутые когти вонзились в тротуар, на волосок от того чтобы сокрушить неподвижное тело Иссея.
Ты ошибаешься.
Дракон вытянул шею, чтобы взглянуть на вмешавшегося, каждый сантиметр его морды была разукрашен злобой.
— Кто посмел?
Затем тень накрыла его, накрыла всех, огромной маячащей чудовищностью, несомая невысоко над землёй титаническими кожистыми крыльями.
Багровый Император.
Оно врезалось в Нидхёгга с достаточной силой, чтобы свернуть гору, отшвырнув его от Иссея и Конеко с колоссальной, брутальной силой. Зверь взревел, когда почувствовал, как его когти оторвались от земли. Он ревел, когда его необъятное тело было отброшено в сторону, поднятое прямо в воздух, и влетело в стены Академии Куо.
Он Мой.
Нидхегг выбрался из проделанной им дыры, плюясь яростью. Алые зрачки сузились при виде его противника, а затем медленно расшились в ошеломлённом неверии.
— Ты...
Кроваво-красные зрачки уставились в ответ, издеваясь своим сводящим с ума сходством. Черные крылья из натянутой кожи разрезали воздух, каждое — возвышающаяся конструкция из чешуйчатой шкуры. Изогнутые острые когти согнуты под дубовыми стволами ног, вонзаясь в покорёженую землю. Рассекающий со свистом воздух хвост, украшенный шипами, хлестал, как кнут.
Зеркало. Отражение. Идеальный копия, до мельчайших деталей.
И, когда бело-пятнистая морда встретилась с бело-пятнистой мордой, покрытые инеем челюсти разошлись в насмешливой ухмылке.
Привет, братец.
Глава 18
Азазель очнулся, когда чьи-то руки подняли его, помогая встать на ноги. Он открыл глаза, и затуманенным взглядом сумел разобрать расплывчатые образы своих телохранителей, слоняющихся вокруг. Однако ему помог не кто-то из них. И, неуверенно встав на всё ещё дрожащие ноги, он повернулся к своему спасителю, благодарно кивнув.
— Шем.
Нахмуренное лицо Шемхазая не выдавало ничего, кроме атмосферы тихого неодобрения.
— Не лучшее место ты выбрал, чтобы подремать, Азазель.
Григори хмыкнул и потёр виски.
— У меня такое чувство, словно череп вот-вот расколется.
Уголки рта его друга едва заметно дрогнули.
— Возможно, это как-то связано — Падший ангел наклонил голову в сторону камней и обломков, на которых лежал Азазель — с твоим выбором лежанки.
Азазель слабо улыбнулся.
— Смешно.
А затем его в полную силу ударило осознание произошедшего, и мужчина едва не упал снова.
— О боги, Вали... Что ты наделал?
— Предал того, кто относился к нему, как к сыну, — нейтрально произнёс Шемхазай — позволил врагам проникнуть на мирную конференцию, зная, что мы будем уязвимы, и работал с ними рука об руку, пытаясь уничтожить эту мирную конференцию.
Азазель покачал головой.
— Я знаю, что ты думаешь, друг, но это не может быть всё. Я отказываюсь верить, что Вали совершил это деяние просто ради того, чтобы предать нас. У него должна быть некая причина, почему он это делает. Некий мотив, ведущий его.
Мужчина собрался и высвободился из рук товарища-Григори.
— И не вся вина на нём.
Его компаньон вздохнул.
— Полагаю, я знаю, к чему ты ведёшь.
— Я должен был предвидеть это — продолжил Азазель. На его потрёпаном лице была безнадёжность. — Как лидер Григори, как лидер всей фракции, я должен был с самого начала заметить признаки предательства. Сперва Кокабиэль, а теперь Вали. По невнимательности, или из-за самоуверенности, но я не справился со своими обязанностями. Последние события очевидно показывают, что Падшие ангелы заслуживают лучшего лидера, нежели я.
