Четвёртый Интернационал.
Гл. 1. Хайгейт.
Гл. 2 Лондон.
Гл. 3 Лондон, конгресс.
Гл. 4 Лондон.
Гл. 5 Илион-Гватемала-Куба.
Гл. 6 Куба-США.
Гл. 7 Лондон.
Гл. 8 Нью-Мексико.
Гл. 9 Цейлон-Лондон-Париж.
Гл. 10 Куба.
Ссылка на последнее обновление 31.08.2017
Гл. 1. Хайгейт.
К оглавлению
В марте 1958 года в Лондоне стояла хорошая погода, и царила обычная атмосфера огромного делового и промышленного центра. Однако, человек, сидящий в небольшом пабе на отшибе Кэмдена, на юго-западе Хайгейта, наслаждался тишиной и спокойствием этого «почти сельского» района Большого Лондона. Это был среднего роста мужчина, с приятным, но не запоминающимся лицом, в хорошем, но не роскошном шерстяном костюме, с заметной проседью на висках, но без других выраженных признаков возраста.
Он сидел с кружкой светлого эля в укромном уголке, и смотрел в окно, явно отдыхая.
Его собеседник, напротив, выглядел взвинченным. Это был высокий мужчина лет сорока с чем-то, с курносым носом, чуть торчащими ушами, — словом, внешность его можно было бы назвать «простонародной», если бы не высокий лоб, покрытый сетью морщин, и умные, проницательно глядящие на собеседника черные глаза. Одет он тоже был неброско, хотя и аккуратно, однако, при внимательно осмотре его черный костюм явно носил следы некоторой заношенности.
Народу в пабе, кроме этих двух персонажей, было немного: только двое мужиков, с внешностью рабочих, отдыхающих в выходной, неспешно играли в бильярд, время от времени отхлебывая из кружек и покуривая сигареты, дым которых плотным облачком висел над бильярдным столом.
— Хотелось бы полюбопытствовать, — нарушил, наконец, затянувшееся молчание «седой», — Почему вы выбрали Хайгейт? Мы легко могли бы встретиться и в более удобном, для вас, месте. Вы же живете на Собачьем Острове, если мне не изменяет память?
— Хотел лишний раз сходить на могилу Мавра, — пожал плечами «нервный», — А кроме того, тут можно гарантировать, что нас никто не увидит. Бармен — мой старый друг. Кто попало в этот паб не заходит… Однако, мистер… как вас…
— Зовите меня просто: Сергей.
— Хорошо, Сергей… Так вот, я лично ума не приложу, о чем нам разговаривать. Ваше приглашение было для меня форменной неожиданностью. Признаться, мне весьма любопытно, но… о чем беседовать врагам?
— Однако, вы согласились, мистер Грант. Кстати, я знаю, что вы неплохо говорите по-русски. Так вот, это совершенно необязательно, я хорошо вас понимаю.
(Тед Грант (англ. Ted Grant; урождённый Исаа́к Бланк (англ. Isaac Blank); 9 июля 1913, Джермистон, ЮАР — 20 июля 2006, Лондон) — британский троцкист и теоретик марксизма).
— Зовите меня просто Тедом, мы в пабе, чёрт возьми… Да, пришел. Я уже упомянул любопытство. Но не более того. Если на чистоту, — я не понимаю, на что вы рассчитываете.
— Рассчитываю, что вы меня выслушаете, Тед, — седой отпил пиво, — На самом деле, мое предложение предельно просто, и я не вижу причин длительное время ходить вокруг да около. Это не вербовка, Тед. Вы интересуете меня и людей, которых я представляю, не как информатор, или агент влияния. И мы далеки от мысли, что вы можете изменить своим взглядам в угоду конъюнктуре. Нет, мы вас неплохо изучили, и если бы нам понадобилось нечто такое, то обратились бы к … другим. Я думаю, мы оба понимаем, к кому именно.
Тед ухмыльнулся — было видно, что он и вправду понимал.
— Хорошо. Внимательно вас слушаю.
Сергей чуть наклонил голову, и мерным, спокойным голосом отчеканил:
— Мы хотели бы, чтобы вы собрали Четвертый Интернационал из кучки независимых друг от друга и враждебных друг другу сект, в единую, влиятельную и сильную организацию. Прошу, не перебивайте, — жестом он остановил Теда, по выражению лица которого без труда читалось желание возразить, отточенное во множестве политических дискуссий, — Да! Мы знаем, что это будет непросто. Но, считаем, что это возможно… Далее, мы хотели бы устранить раскол в мировом коммунистическом движении. Именно так. То, что произошло в конце 30-х, — катастрофа. Сделанного обратно не вернешь, мертвых не оживить, но мы хотели бы максимально устранить последствия. Кроме того. Мы хотели бы, чтобы в развитых капиталистических странах, особенно, в Англии и США, существовал сильный и единый коммунистический фронт. Понимаем, что без фракций в нем не обойтись, но твердо считаем, что необходима общая политика в борьбе с империализмом. Коминтерн набирает силу и влияние. Но уже сейчас, хотя с его воссоздания прошло совсем немного времени, данное противоречие подтачивает наши позиции. Поэтому, Тед, мы считаем, что нам, коммунистам, надо это противоречие снять. Согласно диалектической логике.
— Вот так взять и «снять»? — ухмыльнулся Тед, — После всего, что вы натворили?
— Не просто, — кивнул Сергей, — Мы согласны, что это не «просто так». И мы готовы пойти на многое ради этого.
— Например? Оживите наших товарищей, которых вы убили, освободите тех, которых похитили и очистите репутацию тех, которых оболгали? — Тед покраснел от волнения и даже слегка ослабил галстук, — Простите, Сергей, — но вы требуете странного. С какой стати нам верить тем, кто без малого двадцать лет только и делал, что уничтожал нас и уничижал? Причем, практически всегда и везде. Вы думаете, мы уже забыли то, что вы устроили во Вьетнаме?
Двое мужчин, игравших на бильярде, отвлеклись от своего занятия и подошли ближе.
— Этот парень к тебе докапывается, Тед? — спросил один из них, среднего роста, седой, но явно крепкий и очень широкий в плечах. Второй, высокий, под два метра, крепыш с характерным, очень «английским» лицом (маленькие широко расстеленные глаза, низкий тяжелый лоб, массивная упрямая челюсть), не сказал ничего, только красноречиво похлопал по ладони рукоятью кия.
Сергей демонстративно поднял ладони вверх, демонстрируя мирный характер своих намерений.
— Все в порядке, Фред, — Тед мгновенно взял себя в руки, — Мы просто обсуждаем серьезные вещи.
— Ну, смотри, — протянул Фред, — Если что, только дай знать.
— Сознательный пролетариат? — без малейшей иронии в голосе спросил Сергей, глядя на удаляющиеся спины мужиков.
— Фреда я знаю еще с «Битвы на Кабельной улице». Докер. Старый коммунист, антифашист, был подпольщиком в Норвегии во время войны, организовал несколько громких диверсий против бошей, очень упрямый мужик. А Иан, — из новых, ветеран войны, тоже серьезный парень. Служил в «Личной армии Попски». Сейчас, — сварщик на судоремонтном заводе.
(Битва на Кейбл-Стрит (англ. Battle of Cable Street или Cable Street Riot) — стычка между английскими чернорубашечниками из Британского союза фашистов и охранявшими их марш полицейскими, с одной стороны, и антифашистскими демонстрантами с другой.)
— Внушает, — хмыкнул Сергей, — Знавал я в свое время бойцов-разведчиков. Настоящие разбойники.
— А вы были на войне?
— Да, разумеется.
— И где, если не секрет?
— В Рабоче-крестьянской Красной Армии, где же еще… Но, нас отвлекли. Что касается Вьетнама, и того, что случилось с Та Тху Тхау и его товарищами. Во Вьетнаме все устроил Хо, — пожал плечами Сергей, — Он, — самостоятельная фигура, не статист. И зря вы думаете, что в 45-м мы могли, прямо таки, отдать ему приказ, с уверенностью, что он его выполнит. Точнее, можно было быть уверенным, что он пошлет подальше практически любого, кто попытается им командовать. Янки вот, например, попробовали. Теперь имеют кучу проблем с ним.
(Та Тху Тхау (вьетн. Tạ Thu Thâu; 5 мая 1906, д. Тан Бинь; Лонгсюен — сентябрь 1945, Куангнгай) — деятель вьетнамского троцкистского движения. Участник движения за национальное освобождение Вьетнама от французского владычества.)
— Уж не хотите ли вы сказать, что хотели бы его отдать тогда? Приказ оставить в покое Тху Тхау? — ухмыльнулся Тед.
— Нет, не хотим. С нашей стороны тогда решения принимались … скажем так, весьма авторитарно. А у Сталина причин любить троцкистов, пусть и вьетнамских, не было. Кроме того, если уж говорить конкретно про Вьетнам, — там многое решала позиция Мао и других китайских товарищей, и не очень товарищей… А они там, у себя, все дела делали только так. Тху Тхау расстрелял вьетнамец-прокурор, потому что конвоиры отказались убивать коммуниста, это достоверно известно. А вот многих других на проволоке вешали непосредственно китайцы. Их и сейчас не особо-то волнует то, как они выглядят в глазах всего прочего мира. А тогда и подавно. Да и понять их можно, на самом деле, — у них война шла, и весь мир делился на друзей и врагов. Без полутонов и оттенков. Но сейчас Мао мертв, большая часть его людей отошло на задний план. На их место пришли разумные люди. Вы, должно быть, наслышаны, что те из товарищей Тхау по РРП (Революционной Рабочей Партии Вьетнама), которые остались живы, — освобождены, им разрешено выпускать газету, и речь идет о воссоздании Единого Фронта в борьбе на Юге?
— Да, до нас доходят смутные слухи.
— Так вот, это — целенаправленная политика. Наша, наших китайских товарищей и Коминтерна. Хо, Зиапу и другим, возможно, это и не по нраву. Ничего. Привыкнут. Сами они не справятся, им нужна помощь. Мы считаем, что коммунистам нельзя резать друг друга. Нас и так не особо много…
— Вы знаете тех, кто организовал убийство Льва? — вдруг спросил Тед.
Сергей лишь коротко кивнул головой.
— Даже лично, надо думать?
— Да, — коротко ответил Сергей, — Я довольно длительное время служил под их командованием.
-А сейчас, — не служите?
— Нет. Они, скажем так, узкие специалисты. Сейчас я в смежной структуре.
— И как они… В личном общении, я имею в виду, оценивали это? Ведь они-то знали, что Лев был коммунист, что он был герой революции, и в своей критике был прав.
— Тед, — мягко ответил Сергей, — Мы мало беседовали на эту тему. Но, из того, что я слышал тогда, — они отлично знали все. Да, Лев был не идеален, да, он часто передергивал факты. «Преданная революция» содержит много прямой лжи и еще больше подтасовок, я думаю, даже вы не будете с этим спорить…
— Он писал из-за границы, не знал всех фактов про жизнь в СССР, информацию получал от людей предвзятых, — горячо возразил Тед, — Я имею в виду, — вопросы авторитарного управления страной и партией, нарушение ленинских принципов, репрессии против инакомыслящих… Все то, за что Льва и убили. Не за то же его убили, что он неправильно оценивал количество аварийных тракторов в СССР!
— …так вот, несмотря на все недостатки Троцкого, они отлично понимали, что все это чистая правда, — спокойно продолжил Сергей, — Как понимаю это и я. Я тоже все это читал. И многое видел. Я тогда был молод, но знаю даже побольше, чем знал про все это Троцкий. Но, Тед. Тогда не стоял вопрос о марксистской теории. Вопрос стоял о власти в мировом коммунистическом движении.
(Желающие могут обратится к воспоминаниям Павла Судоплатова)
— Значит, вы убили его и остальных, зная, что все это правда?!
— Да. Тогда, перед войной, мы все были согласны, что раскол в партии и Коминтерне будет для нас губителен. Троцкий не только создал предпосылки для такого раскола, он их активно усиливал. Мы считали, что у нас нет никакого особого выбора. Поэтому мы принимали ту линию, которая была. Война уже скалила зубы из-за границы. Поверьте, это не метафора. У вас тут, на Острове, это чувствовалось совсем не так остро, как у нас.
— Вы же не ждете, что я вас оправдаю? Поступать так было не менее подло, чем сделали ирландцы, предавшие Коннолли и его товарищей, чтобы замирится с империалистами.
— Понимаем. И, разумеется, не ждем. К тому же, раскол и так произошел, — терпеливо ответил Сергей, будто не замечая горячности собеседника, — Сейчас многое изменилось, и мы правда хотим исправить то, что еще можно исправить.
— Вы реабилитируете троцкизм в Союзе? — с недоверием спросил Грант.
— Поймите нашу ситуацию, Тед, — "седой" с усилием потёр виски, подбирая нужные слова. — У нас сейчас слишком сильны позиции соратников Сталина, для которых троцкизм и сам Троцкий — всё равно, что красная тряпка для быка. Кроме всего прочего, весьма часто, люди это действительно заслуженные перед нашей родиной. Ими нельзя пренебрегать. Непорядочно. В такой ситуации мы не можем объявить о реабилитации троцкизма и троцкистов. Во всяком случае — сразу и прямо. Пока мы можем лишь честно признать их заслуги и роль в период революции, и, вместе с тем, так же честно сказать об их и наших ошибках, о неизбежности борьбы за власть, её причинах, и последствиях.
Сталина поддержали, во многом, из-за ошибок его оппонентов, а также из-за усталости рядовых партийцев от бесконечной внутренней борьбы. К тому же, в середине 30-х за границей вовсю поднял голову фашизм. И мы знали, что он нам готовит, никто ничего не скрывал… Путь к Победе над нацизмом был долог, извилист, и кровав. И он ещё далеко не окончен. На этом пути и мы, и вы совершили множество ошибок. Признавать и исправлять их надо постепенно, но делать это — необходимо.
В то же время мы не можем игнорировать тот факт, что империализм, вынужденный сейчас отступать по всем фронтам, защищается отчаянно, действует гибко, меняя свою тактику на ходу. В борьбе с ним все левые силы мира должны сплотиться и выступить единым фронтом. Для нас всех это, — вопрос выживания, а не идеологического принципа. Делить «шкуру мёртвого Льва» имеет смысл после победы, стоя на трупе гиены империализма, уж простите за эти зоологические метафоры.
Уже сейчас большая часть ваших товарищей, которые были репрессированы не по криминальным статьям, на свободе и пользуется всеми правами. Когда вы сами, или кто-то из ваших товарищей соберетесь в СССР в гости, увидите, никто не будет препятствовать личным встречам, да и закрытым мероприятиям тоже, в сущности. Это не моя выдумка и не блеф. Уже сейчас у нас, в Институте марксизма-ленинизма, пишут новую «Краткую историю ВКП(б)». Прежняя, конечно, смехотворно выглядит для любого человека, хотя бы косвенно знакомого с событиями Революции… Это будет серьезная, объективная и научная работа. Не сборник идеологических мифов. Товарищи постараются воздать всем по заслугам. Из соображения объективности, в первую очередь. Я тоже считаю, что очернение героев нашей революции было постыдно.
— Еще скажите, что «Преданную революцию» издадите! — криво улыбнулся Тед.
— Нет, её сейчас издать не сможем, конечно. Это, — лет через 20, в лучшем случае. И то, больше как академическое издание. Но «Историю русской революции», «Нашу первую революцию» и еще кое-что издадим обязательно, к 60-летию революции 1905 года. Уже это, кстати, наделает большого шума, требуется максимальная тактичность. Возможно, и «Мою жизнь», но это чуть попозже. У нас предполагается большая общественная дискуссия к 50-летию Октября. Дело не ближнее, но масштабное. В рамках подготовки будут и общественные дебаты, научные конференции, и издания, выставки, и много чего еще. Активно привлекается молодежь от науки. Это будут не просто праздничные мероприятия. Мы планируем закрыть большую часть вопросов с «партийной дискуссией» 20-х и 30-х. То, что эти темы сейчас умалчиваются, создает в стране определенную шизофрению и раздвоенность. Ведь люди-то все помнят. Учитывая, что у нас открыто признали «перегибы», странно было бы не сделать следующий шаг, в тех случаях, когда речь идет о несомненных коммунистах, пострадавших исключительно за убеждения. От Сталина мы «открещиваться» не собираемся, это был, как ни крути, великий государственный деятель. Да и революционер, что ни говори, не из последних. Но такого как раньше больше не будет точно.
