Тут бы Нику и Салли самое время впасть в депрессию, однако американцы 50-х еще не были особо в курсе, что это такое, если речь шла не об экономическом кризисе, да и жрать валиум килограммами тоже еще привычки не приобрели. Семейная экономика, впрочем, быстро пошла по швам. На некоторое время, весьма непродолжительное, хватало пенсии отца, да и дом был давно выкуплен, так что молодая семья безработных пребывала в условиях, куда лучших, чем множество им подобных. По крайней мере, на улицу никто не гнал. Но Ник не собирался сдаваться: отчаявшись найти работу головой, он начал работать руками. Взял в долг денег у знакомых, купил несколько старых, но еще вполне приличных станков, и открыл мастерскую по изготовлению спортивных винтовок для сверхдальней стрельбы, на основе затворной группы 70-го Винчестера, под самые различные патроны.
Особо больших денег эта тонкая, трудоемкая и непростая работа, увы, не приносила: большая часть такого «гаражного гансмитинга» относилось к разряду личного хобби и было уделом энтузиастов. Ни на какого «массового заказчика» рассчитывать не приходилось в принципе. Но в условиях роста популярности стрелового спорта и варминт-охоты (которую сам Ник считал придурью деревенщины, которой наплевать на спортивные результаты, но которая любит тушеных белок) клиенты, все-таки, находились. Ник размещал объявления в журналах «Американский стрелок» и «Оружие и Боеприпасы», заказы, также, высылал по почте. Работали над ними все втроем — и отец, и Салли, и Ник, благо все трое отлично знали множество тонкостей оружейного дела, малоизвестных даже искушенным любителям пострелять. Но это был, в лучшем случае, способ прокормить себя. Никаких сбережений накопить не удавалось, мало того, каждый случай, когда недобросовестный клиент не оплачивал выполненный заказ, или когда был чем-то недоволен, и винтовки приходили по почте обратно, бил по семейному бюджету не хуже Джека Джонсона хуком справа.
А, между тем, маленький Джозеф рос, и возникал вполне обоснованный вопрос: а какие перспективы у парня в жизни, если его родители, стоя за станками по 60 часов в неделю, не в состоянии скопить ему на колледж? И которого, кстати, во дворе сверстники, жестокие, как и все дети их возраста, уже обзывали «пинки» и «комми».
Поэтому, когда летом 1960-го ему позвонил знакомый по СРП, Джим Грин, рабочий-докер, Ник, в принципе, дозрел до того, чтобы принять практически любое предложение. Хотя, надо признать — конкретно это показалось ему странным. Когда они встретились с Джимом в Нью-Йорке, Ник прямо так и сказал:
— Слушай, я все понимаю, мир сложная штука. Я бы не удивился, если бы ты пригласил меня податься к русским, например. Но что, прости меня господь, скажи на милость, мне делать на Кубе? Там же ничерта нет, кроме сахара и бухла, которое гонят из этого сахара.
— На Кубе большие перемены. Сами Фаррел Доббс и Джеймс Кэннон туда съездили, их принимал лично Кастро. Там уже действует ячейка СРП, председателем тот здоровяк, Фред Холстед, может, ты его помнишь? Они там собираются строить социализм, если быть совсем кратким. Нужны, собственно, в первую очередь такие парни как ты — которые дружат с железками, с головой и, при этом, красные в душе. Ты же еще красный?
— Краснее не бывает. В последнее время даже начал слегка чернеть. С краю, пока не сильно. Но тенденция наметилась. Впрочем, Салли тоже, как мне кажется.
— Ну, собственно, наши на то и рассчитывают. Капиталисты нас турнули взашей. Глядишь, сможем быть чем полезны социалистам?
— А какие условия? Сам понимаешь, решать мне не за себя одного. У меня спиногрыз растет. К тому же, как бы отцу все эти наши авантюры не повредили. Он пожилой человек, и довольно аполитичный, но ты же знаешь, что жизнь можно кому угодно испортить…
— Нормальные. Дают подъемные, правда, по нашим меркам — не очень много, но там на них жить можно. Семейным — беспроцентная ссуда на строительство, и участок под застройку бесплатно, плюс скидки на все расходные. Домик ставят за три дня, их там делают промышленно по русской технологии. Кстати, очень симпатичные. Гарантированное трудоустройство по основной специальности. Детям — бесплатное образование, среднее, профессиональное и высшее, причем, учат там не столько кубинцы, сколько преподаватели-леваки из Европы. Кроме того, можно будет учиться в Европе по программе обмена — там десяток стран в списке, не меньше. Качество образования в некоторых ВУЗах очень хорошее. То же самое с медициной. Она там бесплатная, и этим тоже занимаются коммунисты из Европы, которые обучают кубинцев. Хороший климат, рыбалка, охота — ну, это обычное дело, кто же не слышал, как коротает досуг Хемингуэй?
— Насколько я знаю, преимущественно пьянством.
— Ну, если кто-то любитель — с этим там тоже, все хорошо. После введения блокады, рома там существенно больше, чем сами кубинцы смогут выпить до скончания века. Ну как, интересно?
Ник задумался. С одной стороны — терять ему было, в сущности, нечего. И перспективы на изменение ситуации, с каждым новым годом, добавляющимся к его биологическому возрасту, становились все более и более призрачными. С другой же стороны — уезжать, да еще и на Кубу?! Дикость какая-то… Хотя — переезжают же некоторые, например, в Мексику? Вряд ли на Кубе существенно хуже.
— Что сомневаешься — это нормально, — заверил Джим, — Можешь съездить туда один и осмотреться. Партия оплатит, ты кадр ценный.
— Когда можно дать ответ? — Ник, разумеется, прибывал в раздумьях. Заказов было мало, всего три винтовки, и их понемногу доводили они с отцом попеременно. В принципе, старик не обидится, если попросить его докончить одному. Время летнее. Ник любил свою мастерскую, станки, запах смазки, горячего металла, да и сам процесс работы, но… Хотелось слегка развеется, что и говорить. Тем паче, что за последние годы он ничего, кроме выходящей из под резца токарного станка стружки, и не видел. Может быть, действительно, съездить на эту Кубу, чем черт не шутит?
Вернувшись домой, он поделился новостями с Салли. За семейным советом решение было, с горем пополам, принято. Как ни странно, отец, которого сложно было назвать коммунистом, или хотя бы сочувствующим (ну, разве что, в сугубо личном смысле), прямо поддержал идею.
— Езжай, сынок, отдохни и приглядись. Хотя бы, посмотришь хоть на что-то, кроме чертового Илиона, и не помрешь как твой дед, носа за всю жизнь от станка не подымая. А если тебе там глянется — так я сам с тобой уеду. А что? Продадим дом, да и все дела, ничего нас тут больше не держит. Я, хоть и старый, но кое на что еще сгожусь. С какой стороны в трубку развертку совать, еще не совсем подзабыл…
Это, несколько двусмысленное по содержанию, резюме, в итоге оказалось решающим. В помощь отцу была найдена приходящая няня, которой за 15 баксов в неделю согласилась работать шестнадцатилетняя соседка, уже имеющая подобный опыт и внушающая некоторое доверие в этом качестве. Для семейного бюджета это была самая затратная часть мероприятия.
В середине августа Ник и Салли приехали в Нью-Йорк, рассчитывая, что далее их путь лежит в Майами, и далее — на теплоходе, в Гавану. Но — не тут-то было. Для начала, им пришлось ехать в Ногалес, штат Аризона, и долго трястись в автобусе через всю Мексику, до Гватемальской границы. Ночевали в мотелях. Мексиканские мотели Нику потом даже вспоминать не хотелось.
Контроль за границей был, на удивление серьезным. Подтянутые, одетые в новенькие форменки гватемальские пограничники производили крайне приятное впечатление, особенно по сравнению с равнодушно-скучающими американскими, и мексиканскими, которые выглядели особенно толстыми, неопрятными, явно напрашивались на взятку, и, вдобавок, почти все поголовно пребывали под мухой. В руках у гватемальцев Ник опытным взглядом отметил пистолеты-пулеметы Судаева PPS и полуавтоматические карабины Симонова. КПП супруги миновали на удивление быстро — пограничник лишь сверился с каким-то своим списком, и тут же сделался из равнодушно-вежливого подлинно доброжелательным, улыбчивым и обходительным. Он лично проводил Ника и Салли до пограничной зоны, где их, оказывается, уже ждал встречающий. Это был среднего роста, немного нескладный улыбчивый парень в гватемальской военной форме, коротко стриженный, по виду — американец.
— Привет! — парень сердечно пожал руку Нику и Салли, при этом склонившись в поклоне, выдающим явную привычку к южной галантности, — Меня зовут Ли, я провожу вас до самолета на Кубу. Вот, там стоит мой джип… У вас нет багажа? Замечательно, потому что в машине почти нет места! Вы не представляете, товарищи, сколько барахла некоторые грин… тьфу, американцы тащат с собой даже в короткую поездку. Присаживайтесь, мэм. Товарищ … эээ... — Ли полез в нагрудный карман, явно за бумажкой с именами пассажиров.
— Фрезер. Николас и Салли Фрезер, — помог ему Ник, усаживаясь на пассажирское место потертого вида «виллиса», — Не переживай так, мы народ простой. Куда едем?
— Тут неподалеку аэродром, миль пятнадцать, не больше. Прокатимся с ветерком.
По дороге Ли болтал почти без умолку — было видно, что он немного соскучился по общению с соотечественниками.
— Я живу на Кубе уже давно… Ну как, то есть, давно: с осени 1959-го, всего год, на самом-то деле. Вообще-то, я хотел переехать в СССР. Но русские меня отговорили: сказали, у нас холодно, согреваемся тем, что спим пьяными и в обнимку с ручными медведями, тоже вечно пьяными, не очень с жильем, русского я, толком, и не знаю. Да и не умел я ничерта, если по честному, — Ли с подкупающей откровенностью улыбнулся, на секунду отвернувшись от дороги, — Ну, решил я, раз одни коммунисты отказали, пойду к другим, на Кубу. Там со мной побеседовали как следует, но в итоге пустили, и вот — я там сейчас живу. Да, тут я только в командировке! И форма эта — только для вида. Вообще-то, я служу в кубинской армии.
— А у нас кем был?
— Да никем! Закончил школу, взяли служить в Корпус. Семпер Фай! Там я изрядно горя хлебнул, и даже руку себе прострелил, нечаянно, — Ли снова улыбнулся, обернувшись к пассажиру, и Ник подумал, что подобная манера вождения его несколько напрягает, даже несмотря на отличную дорогу, по которой они ехали.
(Semper fidelis (от лат. Всегда верен) — фраза, служащая девизом и названием некоторых структур, в частности, Корпуса Морской Пехоты США)
Вообще, Гватемала удивляла. Ник и Салли, естественно, никогда раньше тут не были, но на Мексику-то из окна автобуса поглазели достаточно, чтобы контраст был сильнейшим. В мексиканском штате Чьяпос, граничащем с Гватемалой, преобладали нищие деревни, состоящие из полуразвалившихся домов. Люди, пыльные и одетые в вылинявшие спецовки, мрачно бросали на проезжающий автобус недобрые взгляды из под полы сомбреро. Женщины — в длинных юбках, волочащихся в пыли, задрапированные в черные платки, наподобие набожных мусульманок. В каждой деревушке, где автобус останавливался заправится, на туристов, выходящих размять ноги, набрасывались стаи деревенских детишек — грязных, растрепанных, одетых в какие-то вовсе уж бесформенные лохмотья, и клянчили сентаво-другой ради Христа и Девы Марии. Поля, на которых выращивали маис, фасоль и халапеньо, выглядели скудными и каменистыми, скотина — тощей, а чиновники, проезжающие, время от времени, на блестящих американских авто через площади деревень, — как один, вороватыми и жадными. Мексиканские дороги, по изначальной задумке, судя по всему, были орудием пытки, особенно для транспорта с относительно жесткой подвеской.
Гватемала в этом смысле являла почти полностью противоположенное зрелище. Во-первых, конечно, дороги. Это были, черт возьми, настоящие, правильные асфальтированные дороги — кое-где в Америке бывают и много хуже. Ли проехал через несколько деревень и небольшой городок. Улицы везде были чистыми, засажены деревьями, явно недавно, вдоль тротуаров — невиданное дело! — тянулись свежеразбитые газоны. Везде шло строительство — от нечего делать, по обеим сторонам дороги Ник насчитал больше 40 строек, как жилых зданий, так и явно индустриальных по назначению. Народу на улицах было немного, просто потому, что день был рабочий, и взрослое население было занято. Однако, те немногие прохожие, которых цеплял внимательный взгляд Ника, производили совсем не такое, как Мексике, впечатление. Вроде бы, те же самые смуглые люди, метисы и индейцы, но одеты чисто и прилично, дети все — в новенькой школьной форме, явно спешат в школу или из неё, скотины и бездомных животных на улицах не видно. Походка, осанка, взгляд — даже это отличало гватемальцев от мексиканцев. Мексиканцы, откровенно говоря, выглядели … какими-то забитыми, сгорбленными и подавленными. Гватемальцы же держались со спокойным достоинством, без малейших признаков страха перед кем-либо и судьбой, их часто можно было увидеть улыбающимися. Чувствовалось, что еще совсем недавно это была очень бедная страна — он также чувствовались и большие перемены, которые тут произошли. Магазины блестели чисто вымытыми и ярко украшенными витринами, на улицах и на трассе попадалось множество грузовиков и легковушек непривычных марок — видимо, русских, гэдээровских, чешских или, там, китайских.
Ли чувствовал интерес Фрезеров, и всячески старался рассказать сразу обо всем, что им доводилось увидеть, из-за чего рассказ у него получался сбивчивым и путанным, но все равно, интересным.
— После революции тут все по-другому! Устроили школы, больницы. Для стариков — пенсии. Всех, от мало до велика, заставили учить грамоту. Вы не поверите, товарищи — сколько народу сразу записалось, так многие хотели научиться читать! В городах строят заводы, кое-какие уже запустили. Там трактора собирают, уборочные комбайны, прочую хрень… Сами видите — вот это тут типовое народное коллективное хозяйство. Ну, вроде сельской коммуны. Видите: там парники, а это хлебное дерево. Вкусно? Ну, как. На хлеб, на самом деле, совсем не похоже, но есть можно… А это — свиноферма, очень современная, там все автоматическое, ну, я в этом мало понимаю, конечно… Чем откармливают? Так бананами же. Тут бананов — видимо-невидимо. А это — крахмальный завод, на нем еще искусственный рис делают. Его китайцы любят… Много народу из молодых уезжают учиться, а здесь много иностранцев работает, Корпус Мира, слыхали? Нет, я-то не из этих. Я от кубинской армии, консультирую местных по поводу их границы. В Морской Пехоте я был спец по радарным установкам. Но они тут совсем не такие, как у нас. Поэтому меня переучили на бойца коммандос. Я еще думал — какой из меня, к черту, «коммандос»?! В Корпусе у меня вечно были проблемы — то винтовка на посту сама собой выстрелит, то еще что. Нет, в Ливан я не попал, хвала господу! Служил на Тихом Океане. А тут, вроде, ничего, получается. На севере-то, с мексиканцами, еще, куда ни шло, довольно тихо. Вы же проезжали Чьяпас? Там живут одни бедняки, а они по убеждениям сапатисты. Кто это такие, «сапатисты»? Да я и сам толком не знаю, какие-то мексиканские вроде как коммунисты, только повернутые на ихних индейских штучках… Они нас предупреждают, каждый раз, когда ЦРУ какую-то гадость планирует. А вот на юге — там сливай воду, наемники чуть ли не каждый день вылазки устраивают. Собственно, мы им и помогаем там, у наших барбудос большой опыт… Сами были партизанами. Что делаем? Да все! Местным оружие раздали, посчитай всем. Но они — не солдаты, только числом и берут. Ну, вот мы их и учим. А, что? Да, сюда езжу и в Никарагуа еще. Но это военная тайна! — Ли снова жизнерадостно рассмеялся, — На границе все просто. Ставим на тропах сейсмические датчики. Как мигнет у нас лампочка — мы выдвигаемся на позиции. У нас винтовки с ночными прицелами. Подпускаем наемников поближе — и валим. Как на складе, рутина! Только позиции меняй почаще, потому что дульная вспышка выдает. На какую дистанцию? Ну, это как когда, но вообще, в прицел примерно ярдов до трехсот вполне сносно видно. Кстати, не ярдов, а метров. Вы, вообще, привыкайте, на Кубе ни дюймов, ни футов, ни ярдов не осталось — только метрическая система. И американского языка почти никто не знает: учите испанский и русский, хоть немножко. Кубинцы в ВЭС еще не входят, но уже готовятся, все стандарты принимают, а там технический язык — русский… Так, а вот мы и приехали…
