То, что РСЛ станет принимающей стороной конгресса, как-то даже не обсуждалось. Самая массовая троцкистская организация в странах Запада, равно как и самая «богатая» ресурсами — этот статус накладывал не только ярлыки «торгашей» и «предателей рабочего класса», которые щедро навешивали на них оппоненты из левого лагеря, но и определенные обязательства. Кроме того, что РСЛ могли себе позволить, элементарно, снять удобное помещение и расселить делегатов в хороших условиях, многих иностранных товарищей, и не очень «товарищей», привлекала возможность воочию убедиться в эффективности выбранной Грантом организационной формы, её плюсах и, если таковые найдутся, минусах.
Основные мероприятия конгресса, доклады, прения и голосования, было решено осуществлять в Лондоне, в здании CMC (Cooperative Meeting Сenter), построенном в Ист-Энде на месте бывшего района трущоб. Некоторые выступали за использование Кооперативного Колледжа и его удобных аудиторий в качестве площадки, но решено было не втягивать учебное заведение в политику лишний раз. К тому же, в Колледже работало и училось немало коммунистов из CPGB, поэтому проведение конгресса там было чревато недоразумениями самого различного рода. Но часть делегатов, особенно, молодых, решено было поселить в общежитиях Кампуса. На проведенных в конце 1959-го внеплановых собраниях ячеек РСЛ было принято решение взять на себя транспортные и иные расходы коммунистов из развивающихся стран, которые пошлют делегатов на конгресс.
Это, в значительной степени, снизило настороженность по отношению к мероприятию посадистов и других коммунистов из бедных стран, например, с Цейлона, где их партия была весьма многочисленна и влиятельна. Кроме того, для обслуживания конгресса были привлечены добровольцы из числа кооперативных дольщиков, студентов и партийцев, заранее был сформирован печатный орган конгресса, который должен был освещать его деятельность, а также, выпустить и осуществить распространение его докладов и решений.
Вопрос даты согласовывался очень долго и муторно. У всех троцкистов во всем мире была масса неотложных дел. И если кубинские, никарагуанские и гватемальские товарищи были, действительно, заняты по самые уши, всем остальным определиться с самой возможностью приехать и желаемыми сроками этого действа мешали самые разнообразные причины: от отсутствия единой позиции по тем или иным вопросам (разумеется, ключевым и чрезвычайно важным, вроде отношения к запрету игорного бизнеса на Кубе), до беременностей, болезней и тривиального пофигизма. В конечном итоге, с 1 февраля дату перенесли на март, а потом и вовсе на апрель 1960-го года. Информация про эти переносы каким-то образом просочилась в CPGB, и породила со стороны «сталинистов» уйму шуток на тему того, сколько требуется троцкистов для того, чтобы вкрутить лампочку.
Джеймс Кэннон и Фаррел Доббс приехали немного раньше, в середине марта. От размещения в общежитии они вежливо отказались, предпочитая кооперативную, но все же, гостиницу, и за все платили сами. В течении короткого времени оба американца с огромным интересом объездили половину Англии, осуществив уйму встреч и своими глазами взглянув на детище трудов РСЛ.
— Сложно поверить, что такое возможно, — сознался Доббс, когда, уже в конце месяца, они встретились с Грантом в Лондоне, в «заветном пабе» в Кэмдоне.
— Однако, то, что я видал у соцдеков и коммунистов Тореза на материке, впечатляет намного больше, — развел руками Грант, — Конечно, я понимаю, что мы и начали позже, и ситуация у нас другая, но их успехи просто ошеломительные. В принципе, лет за 10-15 они вполне могут создать ситуацию, когда экономика станет социалистической сама собой.
— Я так понимаю, успех зиждиться на сотрудничестве с русскими, — заметил наблюдательный Доббс, — Стабильный спрос, невзирая на кризисы и перепады, твердые заработки, гарантии роста… Русским тоже одна выгода: теперь, когда создан ОПЕК, у них полно валюты, и они заинтересованы в наполнении своего потребительского рынка, на котором, говорят, у них еще недавно были крупные проблемы с предложением, из-за слабости легкой промышленности.
— Ну, не только на этом, — покачал головой Тед, — На Западе тоже много незанятых ниш, куда можно пристроиться, и проносить деньги мимо носа буржуев. Но вы правы, Фаррел. Советский спрос важен, и для континента, и для нас.
— С самими русскими доводилось общаться, раз сотрудничаете?
— Да, с представителями. Они и вправду, весьма довольны.
— И как они видят будущее коммунистического движения на Западе, Тед? Неужели отбросили мысль извести нас, как тараканов?
Тед задумался. Он и сам много думал на эту тему. Да и не мог всего рассказывать, но не мог и промолчать.
— Понимаете, Фаррел, СССР очень сильно меняется. И тактика Коминтерна сильно скорректирована с тех пор, как он возродился. Подробными планами со мной никто не делился, разумеется, у нас больше деловые отношения. Мы им велосипеды, костюмы и туфли. Они нам — денежки по твердым ценам, некоторые технологии и, порой, добрые советы.
— Добрые советы? Вы шутите?
— Отнюдь. Иногда они важнее и денег, и технологий. Так вот, Фаррел. Мне кажется, в будущем они видят следующую перспективу. Сейчас экономика Запада на подъеме, это верно. Из-за американских кредитных денег, модернизации промышленности, строительства, словом, из-за больших вложений. Но этот рост имеет пределы. Со временем, скорее всего, буржуи, как всегда, заиграются, и учинят нам новый 1929-й…
— Я слышал, некоторые экономисты уже сейчас усматривают предпосылки.
— Я тоже слышал, но эти, скорее всего, дуют на воду… Так вот, если мы и сталинисты продолжим нынешний характер развития, будем расти количественно и качественно, через некоторое время, думаю, лет через 15, нам перестанут нужны быть лейбористы. Фактически, рабочий класс в своих симпатиях разделится между нами и парнями Поллита. И, в случае серьезного кризиса, мы просто возьмем власть. Причин для гражданской войны со сталинистами у нас нет, мы, по сути, не конкурируем. Таким образом, в переходный период установится вполне привычная и традиционная для Англии двухпартийная система. Сменится не форма управления, а правящий класс, причем, не все это сразу поймут. Это может даже дать нам фору по времени для радикальных внутренних реформ. В принципе, даже королеву с престола гнать не обязательно. Хотя я, лично, за то, чтобы отправить всю эту семейку работать.
— А что на сей счет думают в CPGB?
— Точно не скажу. Но мы с ними, по факту, развиваемся очень похожим образом. Кооперативы создаем в несколько разных отраслях промышленности, но имеем примерно равный объем прибавочного продукта и количество задействованных дольщиков. Численно партии растут тоже похожим образом. У них были лучше стартовые условия. У нас лучше темп. У них больше опытных активистов в возрасте, заставших еще 30-е в молодёжках. У нас — больше рабочей молодежи, вообще, больше рабочих. Они имеют романтический флер из-за «руки Москвы» за спиной. Но то же самое многих и отталкивает от них к нам. С другой стороны, мы с русскими, как бы, не дружим — это, признаюсь, для некоторых проблема, и работает обратное. Словом, в случае, если возникнет … оказия, мы вполне сможем сыграть с ними в ту же игру, в какую играют консервы и лейбористы сейчас. И всех это только устроит, потому что все делаться-то будет для общего блага… Я это представляю примерно так.
— А что на континенте?
— На континенте в нашем брате, если честно, нет особой нужды. Там такая же структура выстраивается из компартий и традиционных социал-демократических партий.
— Мне казалось, Москва довольно нетерпима к социал-демократам, и, чёрт меня подери, у них есть на то немало резонов.
— Ну, как я и говорил, многое изменилось. И в Москве, и среде соцдеков. Хрущёв двигает установку на сотрудничество со всеми левыми силами. Даже с анархистами, чтоб им пусто было, лишь бы толк выходил. Социал-демократы, в свою очередь, левеют, там берут верх те, кто призывает к более радикальным общественным переменам, это с одной стороны. А, с другой стороны, — коммунисты Коминтерна делают, практически ту же работу, строят эти вот самые кооперативы, охватывающие широкие слои населения. Их не боятся, к ним тянутся, и это порождает здоровую конкуренцию с соцдеками.
— Т.е. в Москве предпочитают мирный путь?
Тед развел руками.
— Они передо мной не отчитываются, Фаррел, — улыбнулся он, — Могу предполагать, что нет, в мирный уход буржуазии от власти они, как нормальные люди, не верят. Но они там решили не дразнить гусей раньше времени и не позволять буржуазным правительствам давить нас тут совсем уж без всякого повода.
Фаррел задумался и покачал головой.
— Возможно, вы и правы. Я не могу вам рассказать всего до конгресса, но то, что нам передает Сэм, говорит примерно о том же. Завидую я. И вам, и французам. В Америке сейчас, по сути вопроса, настоящий фашистский режим. Мы столько кооперативов там открыть точно не сможем, хотя несколько уже работает, как вы знаете.
— И как у вас идут дела?
— Неблестяще, увы, но небольшой рост есть. Впрочем, и это я бы тоже попридержал до конгресса. А что у вас с властями, Тед? Много проблем?
Тед лишь покачал головой.
— Они сильно придержали коней с тех пор, как у нас появились депутаты в Парламенте. «Консервы» страшно боятся обвинений в организации политических преследований, поэтому сейчас ходят вокруг и вынюхивают. Все время пытаются наладить контакты с банковскими работниками, бухгалтерами, партийными организаторами, журналистами. Норовят внедрить агентов, по пять-шесть человек в месяц. Наша служба собственной безопасности с ног сбивается. Еще у них пропал агент, который работал с социалистами, некий Хоскинс. Они ищут его, и, судя по тому, как стараются, он знает много интересного.
— А что с ним действительно стало?
— Откуда мне знать? Думаю, перебежал к русским. После этой истории из CPGB выгнали уйму народу, несколько десятков человек. Есть мнение, что Хоскинс был обижен за начальство, которое отказывало ему в повышении. Тогда все логично. В таком случае, Коминтерн будет его прикрывать до конца жизни…
Тед «забыл» упомянуть, что несколько человек было изгнано и из РСЛ тоже, хотя и намного меньше. В остальном, он ни капли не врал американскому товарищу: он действительно не имел ни малейшего представления о том, куда делся Хоскинс, и мог лишь строить предположения.
Как обычно, в ходе подготовки все настолько издергались, что к моменту начала конгресса впали, практически, в состояние апатии. Тед, как бы со стороны, наблюдал, что все идет хорошо, точнее, так, как и планировалось. Все приехали вовремя, никто не потерялся, никто не был арестован с оружием или взрывчаткой в багаже (в случае с некоторыми делегатами, Тед бы не очень удивился), все расселились по общежитиям, гостиницам и хостелам. И утром, 1 апреля 1960-го года все собрались в большом современном здании СМС, загодя проверенном CASA на предмет «жучков», камер и других средств несанкционированной слежки. Некоторых делегатов возмутило, что на входе был установлен металлоискатель, а сумки, папки и портфели тщательно проверялись на наличие опасных предметов, но большинство, напротив, были впечатлены уровнем компетентности и дисциплины безопасников.
— В кои-то веки я могу сказать, что слово «троцкист», кажется, перестает быть синонимом слова «раздолбай», — проворчал Джеймс Кэннон, принимая от симпатичной улыбчивой сотрудницы CASA свой портфель, — Работают, как персонал хорошего аэропорта, честное слово.
В президиум был избран Тед, Пабло, Кэннон, Ламбер и Посадас. Подобный состав Гранта, в целом, устраивал: Кэннон занимал средневзвешенную позицию, Пабло скорее, тяготел влево, Ламбер поддерживал Гранта, а Посадас свысока смотрел на всех, но, как ни странно, выражал готовность к диалогу. Тоже, со всеми.
Первая часть, посвященная докладам делегаций, прошла вполне предсказуемо. Французы отчитались о весьма скромных собственных успехах, но дали на удивление объективную, развернутую и грамотную оценку деятельности других левых партий во Франции и странах Бенилюкса. Итальянцы, в лице Ливио Майтана из Ассоциации «Bandiera Rossa» смотрелись куда бодрее: у них в национальном кооперативном движении дела шли лучше, чем у соседей, они смогли создать несколько процветающих ныне предприятий, результатом чего стал весьма интенсивный партийный рост. Кроме того, BR сумела осуществить «глубокий энтризм» в национальную Итальянскую Социалистическую Партию, и даже провести своих депутатов на ряде местных выборов. В целом, положение в BR сильно напоминало положение РСЛ в Британии, с той разницей, что итальянские троцкисты были численно несколько меньше, несмотря на тенденцию к росту, и национальные особенности кооперативной организации требовали от них специфических навыков. Например, в кулуарах Ливио честно признавался, что ему дико непривычно расхаживать без пистолета в подмышечной кобуре.
(Ливио Майтан (итал. Livio Maitan; 1 апреля 1923, Венеция — 16 сентября 2004, Рим) — итальянский политик, троцкист, лидер Ассоциации «Bandiera Rossa» (Associazione «Bandiera Rossa»), входящей в Воссоединенный Четвёртый интернационал.)
«Посадисты» рассказали про первый год становления народной демократии на Кубе, про то, как Гватемала берет курс на социалистическое строительство, про свой опыт войны в Никарагуа. Их доклад был чертовски интересным, но большинство делегатов съезда, кажется, очень слабо представляло себе, где происходят большая часть описанных событий, и это выливалось в зевания, выходы в туалет, и прочие проявления рассеянности в зале. Впрочем, когда Хуан довел свое повествование до конца, его поблагодарили громкими, и, судя по всему, совершенно искренними аплодисментами.
Американцы рассказали о маккартизме, о давлении, оказываемом на них местными властями, о ряде провокаций и неудач последнего времени. Картинка, в целом, вырисовывалась не самая радужная. СРП, которая, и так, численно сильно потеряла во время войны (поскольку выступала против вступления США в неё) вдобавок подвергалась, как и «сталинистская» компартия, серьезному давлению. Многие члены СРП были арестованы, некоторые оказались в тюрьме, другие бежали в Мексику, Канаду и на Кубу. В большинстве случаев, дела были сфабрикованы ФБР, причем аляповато и бездарно, но, ни один судья даже не подумал обратить внимание на бросающиеся в глаза несоответствия. Основным фронтом борьбы СРП видели поддержку антирасистских выступлений, причем, и «Нации Ислама», и движения Мартина Лютера Кинга, антивоенную борьбу, поддержку революции на Кубе, в Гватемале и, в перспективе, в Сальвадоре и Никарагуа. В целом, последние несколько лет прошли для всего левого движения США крайне болезненно, — численность партий падала, напор властей становился все агрессивнее и активнее.
