Кажется, наступил этот самый момент. По уму, следовало стрелять сразу, как он кого-то увидел — из глубины ущелья раненого бы не смогли ни безопасно оттащить, ни толком прикрыть. Но тут сработал вполне естественный внутренний тормоз Коннора — бить на поражение по людям он привычки не имел. Хотя и имел такой печальный опыт. Будучи хорошим охотником и стрелком, Коннор не служил в армии, и, разглядывая противника с дистанции в триста пятьдесят ярдов, совершенно не мог вызвать в сердце хоть как-то приличного случаю ожесточения к нему. Но теперь тянуть время было уже некуда: совсем скоро наемники выберутся из ущелья, и он потеряет свое единственное преимущество.
«Что ж, буду стрелять без ожесточения. Мирно, спокойно, по-домашнему…»
Коннор выплеснул на камень воду из лежащей под рукой фляжки, чтобы выстрелами поднимать меньше пыли. Сдвинул большим пальцем флажок предохранителя. На этой дистанции траектория снижалась уже довольно прилично, около 12 дюймов. Но, естественно, что все настройки прицела он выполнил задолго до появления целей. Снаружи ущелья ветер дул слабо, и больше в спину Коннора, чем куда-либо еще. С одной стороны, не очень хорошо — дымок от его выстрелов будет мгновенно выносить наружу из его укрытия, демаскируя позицию. С другой стороны: отсутствовал боковой снос. С секунду Коннор выбирал цель. Наиболее опасным из четверых человек, имевшихся на виду, был, по мнению Коннора, первый. Он выглядел самым матерым, и, кроме всего, властные манеры выдавали в нем кого-то вроде тамошнего сержанта. Коннор поймал наемника в перекрестье прицела, и секунду, все же, промедлил, решая, куда стрелять. «По идее, ранить выгоднее, чем убивать. Даже если запереть их тут не получиться, раненый замедлит их движение. К тому же, если рана будет болезненной и тяжелой, он начнет орать, и, быть может, несколько деморализует остальных. Хотя они, пожалуй, слишком опытные для этого…» В итоге Коннор прицелился мужику в левое бедро, так, чтобы пуля прошла сквозь толстые мышечные ткани голени, и, уже отключив сомнения, утопил спусковой крючок. Звук и отдача показались уже привычными: резкий, но не сильный толчок в плечо, звонкий хлопок. Не совершая ошибки неопытных охотников, Коннор не стал пытаться разглядеть результаты выстрела, и, мгновенно перезарядив винтовку, перенес прицел на следующую цель. Ею оказался «конфедерат». Мужик уже дернулся, перенес тяжесть тела на правую ногу, вскинул оружие в положение с колена, и почти довернул ствол в сторону Коннора. Снова выстрел, снова перенос прицела, перезарядка, перекрестье на правое плечо «латиноса». Мгновенно забыв о намерении стрелять не «на убой», Коннор положил пулю туда, куда было удобнее целиться…
В ущелье гулко захлопали ответные выстрелы и послышалось ржание испуганных и оглушенных лошадей. Коннор успел даже разглядеть несколько вспышек дульных выхлопов в полумраке среди зелени, прежде чем втянул голову за камень. Пули щелкали по камням где-то далеко, причем, и справа, и слева, и сверху, и снизу. Никто, кажется, не понял, откуда Коннор стрелял — из глубины расщелины вспышку выстрела рассмотреть снизу и с такой дистанции нереально, а облачка дыма они, кажется, в горячке проморгали.
Но, теперь, все равно, надо менять позицию. Она слишком хороша, и очень быстро обратит на себя чье-то внимание. Будто в подтверждение этой мысли, две пули, одна за другой, выбили крошку из камня в том самом месте, напротив которого только что была голова Коннора. Правда, потом пули вновь полетели, куда попало, но все же.
Запасная позиция была недалеко. Коннор, пригнувшись, пробежал несколько ярдов под прикрытием камней, затем залег, и ползком выбрался на плоский валун. Отдышался, поднес прицел к глазам.
В ущелье явственно поскучнели: один из тех, в кого он стрелял, «латинос», лежал без движения, перевалившись всем телом через камень, за которым планировал прятаться. Его винтовка торчала прикладом вверх испод локтя, удерживаясь лишь на натянутом ремне. «Сержант», несмотря на ранение (даже отсюда была видно обильно разбрызганную кровь), как-то подтянулся, съежился, и сделался совершенно невидимым для Коннора. «Конфедерат» лежал со своей стороны, и вот его-то Коннор видел неплохо. Он получил пулю куда-то в правую сторону груди, куртка на этом месте уже пропиталась темным, дергался и стонал, судя по разеваемому рту, звуков Коннор не слышал.
«Мда, наделал ты делов».
«Да уж чего, теперь-то?»
Стрельба из ущелья прекратилась, скорее всего, по приказу главаря. Коннор догадывался, что теперь, поняв, в какую угодили ловушку, наемники шарят глазами и прицелами по близлежащим скалам, пытаясь угадать, где он. Есть шанс сделать еще один или два выстрела. Если удастся ранить еще пару, преследовать уходящего Коннора станет, попросту, некому. Да и незачем: ведь это наемники, а не идейные нацисты какие-нибудь. Хотя, если подумать, с чего одно должно мешать другому?
— …ггом! — донесся до него выкрик из ущелья. Кто-то, скорее всего, Шафф, надрывается. Вероятнее всего, просто приложив ладони ко рту.
— Диггом!!!
Коннор прислушался. Понятное дело, они сейчас просто выигрывают время, чтобы отвлечь его, и попытаться утащить раненых. Ну что ж…
— Эй!!! Слушай сюда! Ты нам не нужен!!! Мы пришли за парнем! За парнем! И больше ничего нам не надо!!! За него дают сто тысяч хрустов!!! Сто!!! Прекрати палить! Отдай парня и пленки! Получишь половину! Половину!!! И проваливай в Мексику! Расходов не окупишь! Зато останешься цел!!! У нас рация, скоро будет подкрепление! На вертолете! Тогда — сам понимаешь! Не дури, Диггом!!!
Коннор попытался определить, откуда главарь орет, и не преуспел в этом. Видимо, из-за какого-то скального выступа, потому что голос многократно отзывался эхом от стен ущелья и доносился до Коннора в искаженном виде. Ха, а ведь старается, явно не только затем, чтобы отвлечь его от раненых. Ой, не только…
Да, и насчет возможного наличия у наемников рации он тоже, как-то, не подумал. Хотя, что касается вертолета и подкрепления — это, прямо скажем, вряд ли. Иначе они с самого начала бы полетели на вертолете, и высадились бы где-нибудь на их пути, а не преследовали бы по пятам верхом, как в кино про Билли Кида.
Коннор приподнял из-под ног увесистую каменюку, как следует, размахнулся, после чего метнул её куда-то вверх и в сторону. Камень гулко стукнулся о камень, вниз посыпалась крошка известняка. В глубине ущелья разом полыхнуло две вспышки, пули с щелчком разбились о скалы, довольно близко. В то мгновение, когда до Коннора донеслись звуки выстрелов, он уже дожимал крючок, посылая пулю куда-то чуть ниже одной из вспышек. О результатах выстрела приходилось лишь гадать, но уже через секунду Коннор убедился в том, что недооценил противника. Из ущелья открыли беглый огонь из нескольких стволов, целясь прямо в него, и первые же пули выбили острую резучую крошку прямо ему в лицо. Он скатился со своего камня, с трудом восстановил дыхание, и, стараясь пригибаться как можно ниже, метнулся на третью позицию. Она располагалась слева, существенно дальше двух первых, и там он секунду приходил в себя, восстанавливая сердцебиение. Параллельно дозарядил магазин. Да, четыре патрона в магазине — это вовсе не то, что двадцать. Но Коннор не жалел о том, что у него в руках — обычная болтовка, а не полуавтомат. В конце концов, счет уже в его пользу. Вот пусть и видят, что он американец, и сражается на своей земле, как было принято у предков, с простой винтовкой и револьвером, а не с хреновым пулеметом, или еще какой адской железкой. Совершенно неуместные мысли, спору нет. Но они, почему-то, успокаивали и внушали, какую ни есть, а все же, уверенность в себе.
Выглянув, Коннор убедился, что едва не опоздал: двое мужиков под прикрытием третьего, как раз, оттаскивали вглубь ущелья раненного «конфедерата». Находясь в состоянии, близком к «боевому исступлению», Коннор выстрелил сначала в того, который вертел во все стороны стволом винтовки, явно ожидая появления снайпера. Тот споткнулся, оступился, и начал падать, после чего Коннор успел еще выстрелить в одного из «санитаров». Третий бросил раненого, и перекатом исчез где-то среди зелени. Терять было, особенно, нечего, и Коннор добавил по одному выстрелу в лежащих, так, чтобы не возникало сомнений в их выходе из строя.
«Как подло! Они спасали товарища, а ты их убил».
«Ну да. Я-то тут не товарищей спасаю, а трех арабских скакунов зарабатываю. Сейчас провалюсь под землю от стыда».
«Маловероятно. Грунт слишком твердый».
Итак, было семеро. Минус трое из числа авангарда. Минус двое сейчас. Все лежат на виду, и относительно живым выглядит только «конфедерат», вон как корчиться. Ни один из них, вроде, не Шафф. Значит, в активе главарь и проводник. Черт. В принципе, выходит, что этих двух за глаза хватит, чтобы достать убегающих Диггома и Майка. То есть, необходимо и дальше караулить это ущелье, пока с ними что-то не будет понятно.
Поскольку же пока было ничего не понятно, Коннор дозарядил магазин и поискал цели среди кустарника с поломанными ветками, закрывающего ему обзор между станками ущелья. Разглядел двоих лошадей, которых наемники успели вывести из глубины. По идее, следовало их тоже пристрелить, но тут у Коннора не поднялась рука. К тому же, Шафф, скорее всего, сейчас тоже лежит с винтовкой среди скал, и внимательно ищет взглядом предполагаемую позицию Коннора. Он может сделать выстрелов пять за то время, пока Коннор делает один, и надеяться на то, что тот промажет, было бы весьма оптимистично. Парень, который служил военным советником, наверняка хороший стрелок.
Значит — что? Значит — ждать. Коннор, не моргая, следил за тем местом, куда скрылся Шафф, так, что глаза вскоре начали уставать, и пришлось оторваться от прицела. Да, глупая ситуация. Ни ему, ни Шаффу, при таких раскладах с места не сдвинутся. Проводник, надо думать, сейчас в глубине ущелья, присматривает за напуганными лошадями. Это правильно — ему-то в такой ситуации «воевать» совсем никакого смысла нет. Коннор тоже пожил жизнью неприкаянного одиночки в Приграничье, хотя и недолго, всего несколько месяцев. Сам характер существования приучает таких людей держаться подальше, на всякий случай, от всех и от всего: в равной мере, от пограничной службы, контрабандистов, бандитов или мирных геологоразведчиков. Когда живешь с охоты и редкого подбору того, «что с воза упало», лучше всего ни с кем не конфликтовать. Да, предложи ему тогда кто-нибудь хотя бы пару сотен за участие в поисках беглых, он и думать бы не стал — черта с два! С другой стороны, если в словах Шаффа была хотя бы толика правды, с деньгами у наемников все было в порядке. Могли предложить доходяге и больше, и тогда алчность легко перевесила бы осторожность…
От мыслей Коннора оторвало престранное событие: небо вдруг поменялось со скалами местами, потом вернулось на место, потом вновь поменялось. Сильнейший удар по голове разом встряхнул её содержимое, и, казалось, вышиб наружу. После этого глаза, кажется, лопнули: вокруг потемнело, да и звуки куда-то исчезли.
В себя он пришел практически мгновенно, да вот толку от этого было мало. Первое, что он понял — он лежит на той же скале, что и за секунду до этого. Зрение вернулось, но показывало, к сожалению, лишь неровный камень, на котором он лежал щекой. Только откатился вниз, за камни, на пару футов, да крепко приложился головой о жесткий известняк. Ноги, обе, будто отнялись — он чувствовал их, но как-то очень странно, будто отлежал их, чего еще мгновение назад не было. С трудом скосил взгляд вниз, и тут же отвел: то, что предстало взгляду, разглядывать пристально не хотелось. Обе ноги, прямо над коленом, были пробиты пулей, кровь уже брызнула на штанины. Входное отверстие в левом бедре, напротив — выходное, и еще одно входное на втором… Здорово… Тут Коннора настигла боль, такая адская, что он и вообразить не мог, в глазах снова потемнело, однако, именно эта боль подвигла его на действие: он приподнялся на локтях, перехватил винтовку обоими руками, и бросил взгляд поверх прицела туда, где, по его разумению, было единственное место, откуда его могли достать. Это был спуск с той самой, «тайной» тропы, которую, как видно, противник все же отыскал…
Он не ошибся: на тропе стоял человек. Тот самый проводник, в старой шляпе с провисшими полями. Полусидел за камнем, вытянув шею и оттопырив пегую реденькую бородку, пытался высмотреть результат своей стрельбы. Облачко дыма еще не успело рассеяться вокруг ствола его старой однозарядной винтовки, которую он нервно пытался перезарядить, дергая скобу туда-сюда.
«А моя — заряжена», — с каким-то странным злобным торжеством подумал Коннор. На мгновение он забыл и про боль, и про Шаффа, и вообще, про все на свете, перехватывая оружие так, чтобы вернее опереть приклад в плечо. Дистанция до старика была явно меньше, но он не забыл внести поправку по вертикали, благо, тот высунулся из-за камня довольно сильно. Проводник заметил это движение. Он шустро справился с перезарядкой, вскидывая винтовку к плечу, и припадая щекой к старому, вытертому до блеска прикладу, чтобы, прищурив левый глаз, поймать Коннора в откинутый диоптр своего лаймоновского прицела. Но Коннор успел раньше. Отдача показалась сильной, как удар лошадиного копыта, но он успел увидеть, как пуля попала в мужичка — не туда, куда он рассчитывал, но тоже хорошо. Он целился в грудь, а прилетело тому в лоб, от чего лицо его тут же превратилось в какую-то влажную красную мешанину, после чего проводник опрокинулся назад и исчез из вида.
После этого Коннор упал обратно в свою нишу, образованную двумя каменными глыбами, и выронил оружие из рук. Боль, пульсирующая и нарастающая, отошла на задний план перед ватной, болезненной слабостью. Казалось, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
«А ведь скоро придет Шафф».
«Да и черт с ним, нет?»
«Ты убил и ранил пять его друзей. Наверное, он не в духе».
«Я истеку кровью минут за двадцать, какое мне дело до его настроения?»
«Может быть, тебе стоило бы застрелиться? Этот Шафф — не из тех парней, которых тебе хотелось бы расстраивать. Он и двадцать последних минут твоей жизни способен окрасить в яркие краски».
Повинуясь внутреннему голосу, который, в сущности, был не в большем сознании, чем «внешний», Коннор потянулся, и пошевелил рукой. Револьвер был заткнут за пояс, и сейчас больно впивался в поясницу рукоятью, хотя боль эта, конечно, по сравнению с той, что приносили перебитые ноги, была совершенно незначительной. Он потянулся рукой, одновременно приподнимая тело, и оно послушно отозвалось такой вспышкой боли, что в глазах снова потемнело. Через силу, почти бессознательно, Коннор дотянулся до изогнутой рукоятки с щечками из коровьего рога. Это был древний «Кольт», шерифской модели одинарного действия, не армейский .45-й, а куда более прозаичный .38-й, под короткий патрон. Коннор и купил-то его, в сущности, не из соображений ковбойской романтики, а как раз на такой случай, просто потому, что в ломбарде не было ничего дешевле. Тогда он всерьез считал, что если его, таки, найдут копы, то лучше будет пустить себе пулю в висок. Смешно, в конечном счете, почти так и вышло.
