— Ты знаешь, — медленно произнес Ли, продолжая остановившимся взглядом разглядывать затвор карабина, временами поднося приклад к плечу и приноравливаясь к примитивному прицелу, — У меня странное чувство, когда держу эту штуку в руках. Будто … я даже не знаю, Ник. Будто что-то должно было случиться, очень плохое, связанное с этой винтовкой … должно было, но не случилось. Случайно, нет мыслей, что это могло бы быть?
— Разрыв ствола? — предположил Ник, — Итальянцы, вообще, отличные оружейники. Но эту модель, почему-то, делали очень небрежно. При бракованном патроне вполне можно забить канал первой пулей, и, в спешке, всадить туда же вторую, с патроном нормальным. А, поскольку винтовка сделана почти без запаса прочности…сам понимаешь.
— Нет, это что-то другое, — протянул Ли, — У тебя патронов к ней нет?
— Откуда? — пожал плечами Ник, — Это редкая штука в этих краях. Нет, и никогда не было. Нравится? Бери себе. Может, за границей найдешь патроны.
— Нее, — отмахнулся Ли, — Не в том дело. Она противная: толстая какая-то, пухлая, неуклюжая. Вот, вроде бы, приятный карабинчик. Короткий, легкий. Но — нет, как не бери, а в руках не лежит. Тот парень, который её проектировал, явно рассчитывал делать ложи из плохого дерева, вот и форма такая, наверное. Просто … ну какие-то странные чувства она вызывает.
— Наверное, из неё стрелял какой-нибудь итальянский фашист, — предположил Ник, — И убивал коммунистов. Я вот, кстати, оттого немецкие трофейные пушки не люблю. Назови это самовнушением, но полное ощущение, что в них храниться какой-то сгусток не вымещенной злобы, или вроде того.
— Тут другое, — проворчал Ли, а затем, без колебаний отложил Каркано обратно в шкафчик, — Вот же глупость — как выпустил из рук, так стало легче! Есть мысль, товарищ Фрезер. Раз уж встретились, пропустим по «дайкири» у Лессандро?!
Тогда Нику показалось странным поведение Ли, и, в сочетании с его обычной бесшабашностью, не на шутку обеспокоило. Уж не ищет ли приятель специально смерти? Мысленно он дал себе зарок впредь уделять Ли больше внимания — глядишь, удастся отговорить от откровенных глупостей, если тот их и вправду задумал.
…И вот, теперь, в начале апреля Ник приехал к зданию Национального Госпиталя Гаваны, чтобы проведать старого знакомца. К его удивлению, искать Освальда не пришлось: он встретил его возле самого входа.
Ли, одетый в голубую больничную пижаму советского образца и полиуретановые пляжные тапки, занимался тем, что толкал перед собой каталку, в которой сидел белобрысый парень лет 30, у которого были забинтованы обе ноги. Рука Ли тоже висела на перевязи. Насколько понял Ник, Ли был занят тем, что «прогуливал» парня с травмами ног, и возил его вокруг большой клумбы у входа, безостановочно болтая.
— Привет! — радостно выкрикнул он, едва увидав Ника.
Пожали руки, Ли забрал у Ник пакет с фруктами и домашней выпечкой, после чего (передав здоровому товарищу поручни каталки) представил ему нового знакомого.
— Это Робин Коннор! Он не так давно из Штатов, где ему прострелили обе ноги! А это — Ник Фрезер! Он тут — важная шишка, не смотри, что водиться с таким раздолбаем как я! Он работает по вопросам промышленности, короче, очень башковитый парень.
— Очень приятно, мистер Фрезер, — скромно улыбнулся Робин, пожимая Нику руку.
— Как вам на Кубе? — вежливо полюбопытствовал Ник.
— Да все отлично! — развел руками Робин, — Только очень скучно в больнице. Спасибо вот Ли, он меня тут целыми днями развлекает.
Судя по кислому выражению лица, Ли уже успел парня порядком достать, благо, деваться тому было, все равно, решительно некуда.
Чтобы не мешать персоналу и посетителям, приятели ушли в сквер поодаль, и Ли попросил Ника следить за временем, дабы никто не пропустил положенные процедуры. На скамеечках вокруг сидело немало пациентов клиники, пили лимонад (и не только), курили, играли в шахматы и побрякивали на гитарах, напевая песенки вполголоса. Найдя свободную скамеечку, друзья присели, и Ли, не утерпев, предложил немножко «принять» по поводу встречи. «Немножечко» было — Ник привез приятелю целую бутылку рому, и две банки апельсинового сока, нашлись и бумажные стаканчики. Ник, который был за рулем, отказался, Робин тоже наотрез отмахнулся от рома, пояснив, что он, строго говоря, алкоголик, и едва бросил это дело, поэтому Ли, без малейшего стеснения, с удовольствием намешал себе «коктейль» один. Ник и Робин лишь символически чокнулись бумажными «бокалами» с соком.
Поскольку все понимали, что ни Ли, ни Робин не могут (да и не хотят) рассказывать про обстоятельства своих ранений, болтали о всем подряд, и ни о чем конкретном. Ли расспрашивал про общих знакомых, Ник рассказывал. Робин сосредоточенно поедал манго и папайю, которыми Ли его старательно снабжал, и предпочитал помалкивать.
— Чем планируете у нас заняться после выздоровления, кстати? — полюбопытствовал, наконец, Ник, искреннее надеясь, что парень не планирует ничего особо секретного, и он не вынуждает человека врать.
— Да как сказать, — пожал плечами Коннор, явно стесняясь.
— Так и скажи! — весело подсказал Ли, — Робин у нас будет настоящей звездой, вот кем он планирует стать!
— Неужели? — удивленно приподнял бровь Ник.
Оказалось, что дело обстоит если не прямо вот так, то очень схожим образом. Дело в том, что еще в прошлом году в странах ВЭС произошли интересные события. Советский «Мосфильм», восточногерманская DEFA, югославская AVALA Film, и несколько ведущих студий индийского «Болливуда» образовали международный концерн Interfilm, с целью налаживания полноценного сотрудничества. Результатом стало как улучшение качества выпускаемых кинокартин, так и количественный их рост, причем, особый упор был сделан на международных проектах, с участием актеров, режиссеров и съемочных групп из разных стран. В настоящий момент таких картин в работе было уже несколько десятков. Так вышло, что зимой на Кубу прилетели специалисты по кастингу нового концерна, которые осуществляли подбор актеров среди кубинских юношей и девушек. Их ожидало обучение в одном из нескольких известнейших художественных училищ, а затем — блистательная карьера в международных кинопроектах. Всего, они отобрали на Кубе больше трех десятков актеров всех рас и обоего полу, причем, среди них была и случайная знакомая Ника, британская актриса Ванесса Редгрейв. Она, в то время, пока её возлюбленный, тот самый долговязый Иан Миллер, тренировался в специальном отряде ВДВ РВС Кубы, подвизалась играть в Gran Teatro de La Habanа, и уже снискала немалый успех (и несколько десятков предложений руки и сердца от влюбчивых кубинцев). Несмотря на членство в троцкистской партии и соответствующие взгляды, представители концерна буквально уболтали девушку принять участие в кастинге, и естественно, что она его с блеском прошла.
(Так выглядела Ванесса в 1966 году: http://www.kino-teatr.ru/acter/album/59542/286119.jpg)
— Теперь Миллер все свободное время ходит грустный, — печально поведал Ли, — Он и так уже замучался отпихивать ухажеров от своего белобрысого сокровища, а тут — такой удар… Теперь она будет сниматься в советских фильмах! Они, кстати, и самого Миллера звали. Говорили, он очень… как это они так сказали, смешно… А, вот: «фактурный»! Но он-то на службе, ему такое нельзя, только если руководство разрешит, а он в ихней партии кадр очень ценный.
(желающие взглянуть на то, как выглядел Иан Миллер, могут не мудрствовать, и взглянуть на фото молодого Джейсона Стэтхема; очень типичная английская будка:))
А далее, как выяснилось, кто-то из кубинского руководства рекомендовал киношникам обратить внимание на Робина Коннора, лежащего в настоящий момент в больнице. Поначалу это не восприняли всерьез: Робин был уже не так молод, внешность имел вполне симпатичную, но отнюдь не смазливую, рост — чуть выше среднего, а здоровье — чуть хуже, сказывались годы тяжелой работы то там, то тут. Но кто-то очень настоятельно попросил, чтобы киношники приняли во внимание те факты, что Робин — отличный наездник и стрелок, работал самым настоящим ковбоем на самом настоящем ранчо, и, в сущности, может с равным успехом работать и актером, и консультантом в фильмах в жанре «Вестерн». Поскольку восточные немцы, в сотрудничестве с югославами и «Мосфильмом», как раз, планировали несколько таких картин в самое ближайшее время, после собеседования Коннора зачислили на обучение, что называется, авансом. И сейчас он ждал только момента, когда его ноги полностью выздоровеют, под присмотром советских и кубинских врачей, опытных в лечении огнестрельных ран.
— Поверьте, Ник, я даже и не думал о чем-то в этом роде, — сознался Коннор, — Да, я люблю лошадей, но это вполне обычная работа, ничего такого в ней нет. Если бы мне просто разрешили работать на каком-нибудь конном заводе, я бы был вполне доволен. Но кино… Нет, конечно, я очень люблю кино, но о подобном и помыслить не мог.
— Ну, а кто из нас еще недавно мог помыслить, что мы окажемся тут, например? — задумчиво возразил Ник, — Мир сложная штука. В конце концов, каждый делает то, что может. А кино — это важная работа. Верно, Ли?
— Конечно! — горячо поддержал Освальд Ника, — Я уверен, что из тебя выйдет актер всяко не хуже чем тот парень, ну герой войны, который потом получил Оскара.
(Оди Мерфи (англ. Audie Leon Murphy; 20 июня 1925 — 28 мая 1971) — американский военный и киноактёр, участник Второй мировой войны, американский военнослужащий, удостоенный наибольшего количества наград за личное мужество. За действия во время войны награждён многими боевыми наградами США, включая высшую награду за воинскую доблесть — Медаль почёта, а также иностранными орденами, в том числе французским Орденом почётного легиона. После войны начал карьеру киноактёра и за два десятилетия снялся в 44 фильмах, главным образом в вестернах.)
— Да какой я герой, — отмахнулся Коннор, — И куда мне до Оди Мерфи? Скорее всего, эта затея кончится тем, что я буду ухаживать за лошадями на съемочных площадках, и объяснять настоящим звездам, как просовывать ногу в стремя. И, по правде сказать, мне была бы вполне по душе такая работенка.
— Вот и замечательно, хотя, я уверен, что вас ждет большое будущее! — Ник посмотрел на часы, и покачал головой, — А, между прочим, кое-кому уже пора на капельницу.
— Давайте поднимем еще по бокалу, перед тем как разойтись! — предложил Ли, наливая сок в стаканчики, — За наше большое будущее!
— За будущее! — не сговариваясь, в унисон ответили Ник и Коннор.
И немедленно выпили.
#Обновление 31.08.2017
Но до будущего еще следовало дожить, а в процессе — сделать много важных и нужных дел. Ник, вообще, имел очень мало свободного времени, и лишь изредка позволял себе расслабиться в компании приятелей, как 1-го числа. Обычно же, водоворот событий, захлестывающий всю Кубу, не оставлял ему иного выбора, кроме как носиться, будто белка в колесе. Основных направлений деятельности было два: винтовки для интербригады, которые надо было доделать как можно быстрее, и зенитные установки. Последним приходилось уделять существенно больше внимания. Следовало изготовить станки для оставшихся 20 «Браунингов», потом пристрелять их и сразу отправить в подразделения войсковой ПВО, которые базировались по всему острову. Краем уха Ник слышал про новые зенитные пушки, которые прислали из СССР, и которые должны были в будущем заменить все пулеметные установки, принятые в кубинской армии. Но пока видеть их не доводилось: и расконсервацией из транспортных упаковок, и обучением местного персонала занимались советские специалисты.
Вообще, у Ника, имеющего отношение к зачаточному островному «ВПК», складывалось довольно острое ощущение, что на деле кубинцы и советская сторона реализуют некий не понятный, но точно весьма непростой «хитрый план». Вся эта кустарщина: наспех закупаемое по всему миру оружие, сформированные на «живую нитку» части, что регулярные, что милиционные, вечная нехватка различных пустяков — короче, эти обычные, в сущности, черты бедной армии «бананового» островного государства мало вязались с другими событиями, происходящими как бы, параллельно. В первую очередь, с количеством пребывающих на остров грузов в закрытых контейнерах, которые из портов и с разгрузочных площадок дирижаблей убывали во все стороны. По разумению Ника, на фоне этих поставок его возня со стрелковым оружием РВС выглядела дешевым гаражным рукодельем, и, будь у русских желание, они уже могли бы снабдить кубинцев советским оружием в необходимом количестве. Пару раз Ник краем глаза сумел увидеть новейшие орудия для революционной армии, которые передавали советские артиллеристы. Это были здоровенные дуры, с длиннющими стволами и калибром не менее шести дюймов, но при этом они вполне шустро ездили сами собой, даже без помощи буксировочных грузовиков. Выглядело это так, что не оставалось сомнений — технологически советская сторона на голову превосходит все, что Ник и его коллеги могут произвести из местных материалов и своими руками. Равно, эти пушки своим грозным видом убедили его в том, что тут началась по-настоящему большая игра.
Примерно такое же впечатление произвела на него просьба Сьенфуэгоса проконсультировать представителей ВВС РВС Кубы по вопросу вооружения двух самолетов огневой поддержки, в которые переоборудовались два кубинских С-47. Подобные машины использовались некими «наемниками» еще во время гражданской войны, когда одну или две (точнее ему, почему-то, никто не мог объяснить) «Дакоты», причем, с опознавательными знаками армии Батисты, вооружили несколькими пушками, приспособленными для стрельбы вбок, дабы обстреливать цель на вираже. Сколько было на этих самодельных штурмовиках пушек, что это были за пушки, какова была их реальная эффективность — никто внятно сказать не мог, поскольку, кажется, никто, кроме лично Кастро, и не знал, откуда эти наемники взялись, но общее мнение было единодушным: эти «летающие батареи» косили войска диктатора весьма лихо. Сама идея установки оружия перпендикулярно продольной оси самолета кубинцам очень понравилась. И теперь, опираясь на этот опыт, представители ВВС в лице Орестеса Дель Рио, хотели получить такие же самолеты, дабы кубинские пилоты могли получать необходимую подготовку и выработать тактические приемы. По некоторым оговоркам было понятно, что тактику применения «бокострельного самолета» они представляют себе довольно смутно, но жаждут срочно наверстать упущенное.
Ник, по правде говоря, мало что понимал в авиационном оружии. Материальную часть авиационных пулеметов и пушек он, конечно, изучал, а вот в установках для них разбирался поверхностно. После общения с оружейниками ВВС, они познакомились, нашли друг друга вполне компетентными, и вместе набросали схемы вооружения двух «Дакот». Пушек им не дали, весь запас орудий Hispano Mk. V и запчастей к ним использовался состоящими на вооружении истребителями Hawker Sea Fury. Основным стал наиболее простой: 6 12,7 мм пулеметов AN/M3. Ничего более подходящего просто не нашлось, причем, новыми, в заводской смазке, были только два. Оставшиеся четыре штуки сняли с одного из истребителей F-47D Thunderbolt, которые имелись на аэродроме Сан-Антонио-де-лос-Баньос в безнадежно нелетном состоянии. Пулеметы поставили попарно, в двух иллюминаторах левого борта, и еще два — в фиксированной установке в десантной двери. Установки были простейшими, изготовили их прямо в ремонтной мастерской аэродрома, из подручных материалов, вроде алюминиевых конструкций списанных самолетов. Заново пришлось изготавливать лишь короба под патроны, направляющие лент взяли «родные», от крыльевых установок «Тандерболта». Прицел, снятый с другого «Тандерболта», поставили слева от пилота в кабине. Две спусковые кнопки от всех шести электроспусков с простейшим переключателем вывели на штурвал пилота, так, чтобы можно было стрелять как из всех стволов разом, так и по отдельности, из каждой пары. Все это хозяйство было пристреляно на земле, так, чтобы точка попадания всех стволов лежала в 500 метрах. Грохот и вибрация от полного залпа выходили впечатляющими, но разваливаться самолет, вроде, не планировал. В минуту пулеметы выбрасывали к цели примерно 5000 пуль, что было весьма серьезно. Экипаж "Batería de vuelo" (летающей батареи) состоял из командира (он же — первый пилот), второго пилота, штурмана, трех человек, обслуживающих пулеметные установки (их главной задачей было следить, чтобы не кончились патроны, вовремя перезаряжать пулеметы и устранять их задержки), и радиста, имеющего дополнительную рацию. Хотели, также, пристроить в самолет 60-мм миномет, для отстрела осветительных мин на ослабленном заряде, но, по трезвому размышлению, отказались от этой идеи, поскольку стрелять из него, через иллюминатор, было очень неудобно. Ник пообещал подумать, как решить эту проблему: напрашивалось изготовление специальной облегченной мортиры, заряжаемой с казны. Пока ограничились подфюзеляжной бомбовой кассетой для осветительных бомб, переделанных наскоро из артиллерийских снарядов разного калибра, путем установки оперения из кровельной жести и модифицированной трубки. Также пришлось отказаться от первоначальной идеи оснастить самолет мощным прожектором. Имеющиеся, американские прожектора катерного образца, не подходили ни по габаритам, ни по напряжению бортовой сети. Летные испытания показали неплохие результаты, и первый самолет начал учебные вылеты, а благодарные Нику кубинские техники начали сооружать по его подобию второй. Между делом, Ник хотел, было, предложить оснастить самолеты кубинских ВВС простым и дешевым оружием: кассетами для рассеивания флешетт, по типу американских «Lazy Dog», но потом передумал: разрабатывать такие кассеты было некому, да и некогда. Счет времени явственно пошел уже на дни, если не на часы.
