Новый этап борьбы за гражданские права начался в 1960 г., когда 1 февраля четверо чернокожих студентов сели на места для белых в сегрегированной закусочной в одном из универмагов компании Woolworth в Гринсборо (штат Северная Каролина). Их заставили уйти, но на следующий день их примеру последовали десятки и сотни других негритянских студентов. Так началась волна сидячих забастовок-демонстраций (sit-in), когда активисты входили в заведения «только для белых» или садились на места для белых и требовали обслужить себя, отказываясь уходить. К концу марта 1960 г. они проводились уже более чем в 50 городах. Они подкреплялись «лежачими», «коленопреклоненными» и «купальными» демонстрациями в библиотеках, театрах, церквях и плавательных бассейнах. К протестующим неграм присоединялись и белые студенты. Вначале эти акции проводились стихийно, но уже в апреле 1960 г. был сформирован «Студенческий координационный комитет ненасильственных действий» (The Student Nonviolent Coordinating Committee). Протестующие студенты символически избрали Кинга лидером своего движения. Многие из них носили с собой памятку со словами: «Помни об учении Иисуса Христа, Махатмы Ганди и Мартина Лютера Кинга. Помни о любви и ненасилии». Были выработаны специальные правила поведения для участников демонстраций в закусочных, которые призывали не отвечать насилием на насилие, воздерживаться и не отвечать на оскорбления, вести себя вежливо и дружелюбно, сидеть прямо и всегда лицом к стойке. Благодаря таким протестам в течение 1960 г. были десегрегированы закусочные более чем в 150 городах южных штатов. Активисты СРП и члены «сталинистской» компартии активным образом принимали в этом участие.
В марте 1960 г. «Конгресс расового равенства» призвал «перенести сидячие забастовки-демонстрации на дороги» страны. Так было положено начало «рейдам свободы» (freedom rides), целью которых была проверка реальности пользования общественным транспортом и общественными местами в соответствии с федеральным законом и привлечение внимания общественности к фактам сегрегации. Черные и белые активисты на междугородных автобусах приезжали в южные штаты, группами врывались на автобусные станции, в кафетерии, магазины, мотели, садились или бросались на пол, добиваясь равного с белыми обслуживания. Над ними глумились, их избивали, автобусы поджигались. Многие участники «рейдов» были арестованы и отданы под суд. Но в результате владельцы многих предприятий торговли и сферы услуг были вынуждены отказаться от практики сегрегации в своих заведениях. Федеральная комиссия по регулированию торговли между штатами со своей стороны также была вынуждена запретить сегрегацию в автобусах дальнего следования и поездах.
Проблема сегрегации цветного населения США была гораздо шире, чем вопросы, кто какие места занимает в автобусах, в какие учебные заведения поступает или в каких закусочных обедает. «Линия разграничения» проходила гораздо глубже, и затрагивала сами основы американского общества. Принципиальным был простой, в сущности, вопрос — согласится ли белое большинство считать цветное меньшинство такими же людьми, как и они сами, без всяких оговорок, по типу «да, конечно, но…».
Читая старые американские публикации на эту тему, можно сформировать несколько превратное впечатление, что сегрегацию отстаивали до последнего только самые реакционные и невежественные слои общества: расисты из южных штатов и выбираемые ими политики всех уровней. Однако, это не совсем так. Южане, действительно, придерживались принципов сегрегации крайне упорно, поскольку она, со времен Реконструкции, стала, по существу, частью местной национальной культуры. На юге негры и белые жили в разных измерениях — посещали различные церкви, культурные учреждения, учебные заведения, и ездили разным транспортом. «Южный взгляд» на вопрос был, действительно, наиболее людоедским: есть люди, а есть ниггеры, и это совершенно разные вещи, требующие разного подхода. Уже впоследствии, в 90-е годы, когда американское общество, после всех пережитых потрясений, испытывало огромную жажду в рефлексии причин, эти потрясения породивших, множество писателей и публицистов «вспоминали» о том, как кто-то (нередко, они сами) на Юге заступался за обиженных и оскорбленных черных, поддерживал движение против сегрегации, и тому подобные вещи, служащие делу самооправдания. Увы: действительность была более сурова и прозаична. Правда заключалась в том, что в 50-е и 60-е негры на Юге были не только юридически отделены от белых, но и фактически вообще не имели никаких прав, а вот желающих заступаться за них, практически, не имелось. Образования, медицинской помощи и иного социального обеспечения, им, по сути, не полагалось вовсе. Промышленный бум послевоенной экономики требовал наличия большой армии дешевой рабочей силы, и черным отводилась роль её резерва. Естественно, что речь шла только о самой тяжелой, вредной и тупой работе, на которую даже последние белые бедняки считали зазорным наниматься. Введение санкций против Кубы и Гватемалы вызвали очередной всплеск промышленного роста на юге США — огромные деньги были вложены в сахарные заводы и банановые плантации в Луизиане, Южной Каролине и Алабаме, для восполнения внезапно возникшего дефицита этого сырья (АИ частично, в РеИ это коснулось только сахарной промышленности). Для черных южан это обернулось еще большим закабалением: в рамках «маневра трудовыми ресурсами» черное население целенаправленно вталкивали в нищету, разоряли их небольшие семейные предприятия, массово увольняли с производств, имеющих более низкую рентабельность (например, с судостроительных верфей Пасагулы, штат Миссисипи). Начиная с 1959-го года обыденностью стали «частные тюрьмы»: частные фирмы, бравшие подряд на организацию заключения преступников вместо окружных тюрем. Там практиковалась, практически, рабский труд — как на территории самих тюрем, так и на иных предприятиях, куда заключенных «сдавали в аренду», как самых обычных рабов (АИ, в РеИ подобная практика началась в 80-х, в период «рейгановского» промышленного роста). За убийство, изнасилование или ограбление, совершенные белыми в отношение черных, практически не осуждали. Гибель черного, что на свободе, что в тюрьме, чаще всего не заслуживала даже формального расследования. В 90-е годы, во время мелиорационных работ по осушению болот в окрестностях Нового Орлеана, штат Луизиана, направленных на предотвращение затопления исторического города, в донном торфе было обнаружены сотни скелетов с цепями и бетонными грузами, принадлежащих чернокожим, и относящихся как раз к эпохе 50-х. Расправы над «обнаглевшими ниггерами» были самым обычным делом (АИ, в РеИ эти скелеты находили во время работ по ликвидации последствий наводнения и разрушений от урагана «Катрина»). Для этого расистская организация «Ку-клукс-клан» создавала полулегальные отряды «милиции», на базе стрелковых клубов и ячеек NRA, в которых традиционно заправляли крайне правые республиканцы. Однако, нередко подобные акции осуществляла непосредственно местная полиция. Противопоставить неграм было нечего: черные были разрозненны, забиты, неграмотны, одурманены религиозной пропагандой, которая активно навязывала им смирение и поддерживалась консервативными кругами, любые их организации находились в плотном фокусе полиции, им крайне сложно было легально вооружаться. Белые на Юге, напротив, в большинстве своем с детства обучались владению оружием, именно Юг и Средний Запад были главными поставщиками рекрутов в вооруженные силы, поэтому и выучка, и боевой дух у них тоже были несравнимо выше. Черные призывники и в армии, и в ВВС и на флоте служили в обеих мировых войнах и локальных конфликтах, но преимущественно выполняли роль вспомогательного персонала. На постепенную десегрегацию вооруженных сил в США решились лишь тогда, когда столкнулись с чрезвычайно низким престижем воинской службы, уровень которого стал стремительно падать после войны в Ливане (АИ) и последующей войны в Индокитае.
Однако, и Северо-Восточные штаты США в отношении равенства рас ушли от Юга не так уж далеко, как это сейчас пытаются представить некоторые американские публицисты. Промышленный капитал «просвещенных» северных штатов рассматривал негров точно так же, как и южный — как резерв низкооплачиваемой и фактически бесправной рабочей силы. Несмотря на отсутствие законодательной сегрегации, на практике она процветала везде — черные жили отдельно, работали отдельно, передвигались на «своем» транспорте, словом, варились в собственном соку (Один мой друг, как-то, в 2004-м году был вынужден сесть на автобус, идущий от г. Берлин, штат Мэриленд, в Вашингтон, округ Колумбия. Он оказался единственным белым в переполненном автобусе, и пассажиры с водителем встретили его дружными аплодисментами, полагая, что он борец против расовой дискриминации). Среди черных Севера имелись и свои богачи-капиталисты, однако в этом случае мы имеем ярчайший пример того, как классовый интерес походя оставлял позади расовую солидарность: именно богатые и респектабельные цветные, зачастую, были главным источником идеологии «обособленности» чернокожих, под предлогом сохранения религии и культурного своеобразия. То, что это «культурное своеобразие» отрезало черную молодежь от культурного обмена, нормального образования и карьерных перспектив, обычно умалчивалось: ведь именно на бедности большинства черного населения и строилось, обычно, богатство их «выбившихся в люди» собратьев. В результате черные бедняки жили скученно, образуя, в силу бедности и безграмотности, обширные гетто, ставшие уже к началу 60-х непременным атрибутом американской городской культуры. В них процветала преступность и наркомания, а выбраться оттуда было неимоверно сложно: из-за бедности районов муниципальные школы, существующие там, давали лишь такой уровень образования, который позволял окончившим их подросткам едва-едва читать по слогам и поставить корявую роспись в документах. Естественно, что белые расисты объявляли причинами «природную дикость» негров, неспособных к нормальной жизни.
Таким образом, раздельный транспорт, общественное питание и образование были, скорее, внешними проявлениями проблемы.
«Нация Ислама», как организация борьбы чернокожих за свои права, возникла еще в 30-е годы, но лишь стремительные перемены в мире второй половины 50-х подстегнули её количественный и качественный рост, и популярность её идеологии среди черных бедняков. Почва для агитации НИ была создана на тот момент богатейшая, пропитанная кровью и потом многих поколений чернокожих, поэтому неудивительно, что популярность её лидеров, Элайджи Муххамеда и Малькольма Икса, очень скоро стала зашкаливающей. Малькольм Икс не был однозначным персонажем: он умел уважительно относится к тем, кто не соглашался с его позицией, находить общий язык с потенциальными союзниками, и, пропагандируя идею вооруженного сопротивления белому большинству, избегал призывов к тотальной войне. Его собственные взгляды, до определенного момента, постоянно менялись «влево». Даже расизм его был избирательным, и был направлен исключительно на белых расистов США, а также их пособников и соглашателей. Например, встретившись в 1960-м году с Фиделем Кастро в Гарлеме, Икс ничуть не переживал из-за того, что кубинский лидер — белый. Встреча прошла очень хорошо, в конце неё Икс даже обнялся с Кастро. Оба деятеля остались весьма положительного мнения друг о друге — Икс вспоминал Кастро, как крайне душевного и понимающего человека, великого прогрессивного лидера, а Кастро счел Икса весьма многообещающим молодым человеком, искренним, но вдумчивым и внимательным слушателем (РеИ, так все и было). Аналогично обстояло дело с коммунистами из СРП. В 1957-59 гг. Малькольм Икс участвовал в ряде публичных мероприятий СРП и давал интервью партийной прессе, сумев произвести весьма благоприятное впечатление на Фаррела Доббса и Гарри Браверманна.
С другой стороны, на Икса, человека вообще, судя по всему, весьма впечатлительного, произвел сильнейшее влияние опыт африканских движений за независимость, которые в то время становились все шире, и все чаще достигали определенных успехов. «Год Африки», по всей видимости, окончательно сменил его взгляды, толкнув на убеждение в бесперспективности мирных и легальных методов борьбы. Большое количество активистов Нации Ислама уехали в то время в Африку, где смогли получить боевую подготовку, участвуя в антиколониальных войнах в Анголе, Родезии и Конго, в том числе, с помощью инструкторов ЧВК «Южный Крест». Каких-то выдающихся боевых успехов они, в отличие от кубинских или гватемальских интернационалистов, не имели, но полученный опыт, объективно, сделал их куда более опасным противником, чем любые негритянские группировки, ранее действующие на территории США. Особенное значение имело то, что они усвоили и передали американским соратникам навыки подпольной организации, координации действий и боевого управления. Научиться стрелять и бегать можно было и в Америке…
К Движению за гражданские права и Национальной ассоциации прогресса цветного населения, в которых был лидером Мартин Лютер Кинг, большая часть активистов Нации Ислама относились скептически. Элайджа Муххамед и Малькольм Икс неоднократно высказывались, что идея ненасильственного сопротивления бесперспективна, и приводит лишь к растрате сил в тщетных попытках вписаться в заведомо порочную систему, сложившуюся в рамках легального поля США. Малькольм даже называл Кинга «болваном», а его последователей — «доверчивыми простаками» и «марионетками». В некотором смысле, у него были на то основания — в 1950-е движение Кинга действительно, чаще терпело поражение, нежели одерживало локальные победы.
Милитаризация НИ в конце 50-х привела к тому, что движение очень быстро стало доминирующим среди всех массовых организаций чернокожих. С одной стороны, стремясь обеспечить себя средствами, НИ активно захватывало все доступные ниши бизнеса, как легального, так и криминального, в местах компактных поселений чернокожих. Закаленные в боях, тренированные и дисциплинированные бойцы НИ быстро покончили с чернокожими гангстерами Нью-Йорка, Чикаго, крупных городов Калифорнии, отхватили изрядный куш в Лас-Вегасе, стали полностью доминировать в преступном мире Нового Орлеана, Атланты и Чарльстона. Идеология НИ препятствовала организации наркоторговли, игорного бизнеса и проституции, и формально, НИ преследовали эти направления преступного бизнеса. Но фактически, получив контроль за «ключевыми» звеньями бизнеса, точками сбыта и районами, НИ отдавали их на откуп другим преступным сообществам, преимущественно, тоже «цветным» — выходцам с Кубы, из Сальвадора и Пуэрто-Рико. На Юге НИ встретило активное сопротивление со стороны креольских и «белых» группировок, которые, в свою очередь, подключили к борьбе Ку-клукс-клан и полицию, фактически предоставлявшую крышу всему этому «зоопарку». Результат был обескураживающий: вместо обычных запуганных, легко поддающихся панике и, вдобавок, продажных, черных гангстеров, предпочитающих при всех обстоятельствах решать дело «миром», ККК впервые столкнулся с решительным, жестким и бескомпромиссным сопротивлением хорошо организованной и централизованно-управляемой структуры, вооруженной и многочисленной. Обычная тактика индивидуального устрашения ККК, когда очередному «обнаглевшему ниггеру» устраивали ночной визит с крайне неприятными для него последствиями, дала осечку. Погромщики попадали в грамотно организованные засады, собственная разведка НИ мгновенно вычисляла ключевых активистов ККК, и ночные визиты переживали уже они… Полиция, сломя голову, арестовывала чернокожих десятками и сотнями, однако результат получился прямо обратный тому, что задумывалось: если доселе большинство негров смотрели на суровых черных мусульман с изрядной долей недоверия, то не избирательные репрессии властей приводили к тому, что НИ получала массовую поддержку озлобленного населения. Привычка белых южан смотреть на черных, как на «говорящие инструменты» сыграла с ними злую шутку — глаза и уши НИ были в каждом богатом доме, в каждом муниципальном или федеральном учреждении. При этом аресты любой степени массовости не давали почти никаких результатов. Чернокожие, независимо от религиозной принадлежности, на все вопросы отвечали лишь презрительным молчанием и полным ненависти взглядом… Крайнее ожесточение ККК, вызванное этими столкновениями, и стало, во многом, причиной последующих событий…
