С Холстедом Ник теперь виделся чаще: поскольку СРП решило сформировать на Кубе интербригаду милиции «Билл Хейвуд» из числа американских эмигрантов, каждую неделю он, вместе с коллегами и соседями, ездил на базу ВВС, где «милисианос» тренировались, практически, по той же программе, что и кубинские воздушные десантники. По отношению к соотечественникам Холстед не делал никаких скидок, скорее наоборот, и гонял их, а также иностранных добровольцев, прибывших на остров в последние время, как сидоровых коз. Один из коллег Ника, технолог с нефтеперерабатывающего завода, в свое время служил в американской армии, и как раз в 82-й воздушно-десантной дивизии. По его словам выходило, что в Форт-Брегг сущий курорт по сравнению с режимом тренировок Холстеда. Ник был, как требовала профессия, хорошим и опытным стрелком, неплохим охотником, но в целом, физическая форма причинила ему немало страданий, из-за многолетней привычки подолгу стоя у станка, чертежной доски, либо в кабинете над справочниками. Сейчас эти годы приходилось наверстывать. Вооружены они были самыми обычными М1, и с момента начала тренировок Ник, ранее питавший к Джону Гаранду огромное уважение, успел проникнуться к нему же самой черной ненавистью. Действительно, сконструировать такое толстое, тяжелое, неудобное «бревно» (обычное для винтовки определение «весло» прозвучало бы совершенно незаслуженным комплиментом) надо было еще постараться. Да еще и устроенное, как часы с кукушкой, если совсем по-честному. Нет, винтовки вполне неплохо стреляли, были надежны, точны и убойны, но из всех свежеиспеченных «милисианос» особых хлопот они не доставляли, кажется, только самому Холстеду, в здоровых лапищах которого Гаранд смотрелся как короткий и стройный карабин. Ник, как марксмен отделения, носил М1D с оптическим прицелом — оружие более точное и прикладистое, но, увы, еще более тяжелое, нежели рядовое. В душе Ник понимал, что это предвзятая точка зрения солдата-новичка, которому страдания бы приносила винтовка абсолютно любой системы, габаритами больше его собственного полового органа и весом больше плитки шоколада. Но в той же самой душе крепло убеждение, что современное оружие должно быть другим.
Так или иначе, но через пару месяцев регулярных тренировок милисианос подтянулись, сработались и стали действовать куда увереннее, чем в начале. Помимо всего прочего, тренировки эти способствовали новым горизонтальным связям: несмотря на принадлежность к одной партии, эмигранты были, как ни крути, весьма разными людьми. На Кубу попали представители самых различных социальных слоев американского общества, разных рас, возрастов и профессий. Да, они пересекались по работе, и встречались на партийных собраниях, но только интербригада смогла сделать их по-настоящему одним коллективом. Позже Холстед объяснял товарищам, что добрые 9/10 всей боевой учебы, как в Форт-Брегг, Северная Каролина, так и в интербригаде, были направлены как раз на сокрушение могучего американского индивидуализма и эгоистичности, крайне пагубно отражавшихся на любых коллективных действиях. Становились чуточку понятнее причины неудач партийных и профсоюзных объединений на материке: сплошь и рядом, сплотить американцев ненадолго была способна только одна, конкретная, стоящая на повестке сегодняшнего дня, цель. Стоило её добиться, как коллектив, еще недавно монолитный и дружный, распадался на сотни «маленьких Америк», смотрящих каждая в свою сторону… Британцы из CASA тоже говорили о подобном. Для Иана Миллера, служившего в армии, никакой неожиданности в этом не было, а вот остальные члены сборного отряда добровольцев признавались, что прохождение «ломки» прошло для них тяжело. Однако Холстед, быстро заметивший, что подготовка и отбор в британской группе были куда лучше, чем у остальных, сформировал на её базе отдельный диверсионный и разведывательный отряд. Группа из тридцати англичан была дополнена кубинцами и наиболее способными американцами до численности пехотного взвода, с отделением тяжелого вооружения, отделением снайперов-разведчиков и саперов, и тренировалась отдельно. Англичане привезли с собой свою униформу, выпущенную кооперативными предприятиями в Англии, причем, с большим запасом, и в неё обмундировали весь состав Tropa Especiale. Расцветка была выбрана по коминтерновской рекомендации, и очень хорошо маскировала на местности. За характерную расцветку формы отряд получил неофициальное наименование «las Avispas Negras», т.е. «Черные Осы», которым весьма гордился, несмотря даже на временное отсутствие собственных боевых заслуг и некоторый расистский подтекст, который при желании можно было в нем найти.
Осенью в США прошли президентские выборы. Американцам на Кубе было предложено проголосовать на базе Гаунтанамо, куда пропускали лишь по паспортам и лишь на время голосования. Несмотря на то, что огромный резонанс предвыборной кампании в США дошел, разумеется, и до «кубинских американцев», на собрании ячеек СРП, практически объединяющих всю политически-активную эмиграцию, была с редким единодушием принята резолюция «Кандидат американских коммунистов: Против всех!».
«Мы не собираемся выбирать «меньшее из зол», ни на этих выборах, ни на других последующих. Сколь не сильна наша антипатия против администрации президента Эйзенхауэра, которая создала условия для нашего фактического изгнания и подвергла кубинский народ уже многим серьезным испытаниям, мы не собираемся выражать симпатии Джону Кеннеди и его команде. Любой кандидат на современных выборах в США — кандидат от одной партии правящего класса, вне зависимости от риторики и названия, которой эта партия пользуется. Единственный разумный путь для представителей класса угнетенного, рабочих и беднейшего фермерства — путь политики в собственных интересах, а не в интересах кучки богатеев, путь рабочей демократии, а не демократии богачей», — так охарактеризовал Холстед позицию СРП в интервью, которое дал «Гуардиан». Резолюцию подписало и немало американцев, в партию не входящих, а также живущих на материке.
Нику, надо сказать, не было особого дела до выборов. Им с Салли в равной мере не нравился Никсон, скользкий тип с внешностью и манерами держателя ломбарда из криминального района, и Кеннеди, строящий из себя «рубаху-парня». Как-то, между делом, при встрече в «Ред Рэббит», он спросил, что Марк думает про эти выборы. Сотрудник МГБ лишь развел руками.
— Фред Холстед все очень верно охарактеризовал. Эти двое — лишь головы одной и той же гидры. Для меня лично будет примечательно то, выгонит Кеннеди Гувера после победы, или нет.
— А как предполагаете?
— Думаю, что не выгонит. Гувер — очень плохой руководитель, человек патологичный, истерического характера, и, как мне кажется, ничему за эти годы не научился. Но у него нюх на конъюнктуру. И если побороть преступность он не мог никак, компромата на все ключевые фигуры публичной политики у него собранно очень много. На самого JFK тоже, к слову сказать, до войны он кое в чем отличился, о чем знают даже многие рядовые сотрудники Бюро. К тому же, ему важно показать силовикам, что радикально курс не поменяется, что все останутся при своем хлебе, а разговоры про перемены в политики — для бедолаг, сидящих перед телевизорами. Словом, отставка Гувера и Даллеса многое бы показала понимающим, но, думаю, этого не будет.
После выборов, действительно, для Кубы ничего не изменилось. Мало того, почти сразу после их окончания произошла попытка высадки довольно крупной диверсионной группы на побережье. Диверсантов арестовали в полном составе, кажется, еще до того, как они сошли на берег, но для знающих людей это был жесткий и четкий сигнал.
Остальной мир после этих выборов, как будто, вдохнул воздух, в ожидании того, что будет дальше. Нет, конечно, жизнь не стояла на месте. В Москве прошла Всемирная Конференция Коминтерна, на которую представителей троцкистских партий, естественно, никто не приглашал, но за которой англичане и американцы пристально следили, благо, её неплохо освещало кубинское телевидение. Локальная война в Конго на глазах разворачивалась в полномасштабный конфликт, в который были втянуты множество «Великих держав» и миллионы людей. Ничуть не менее масштабной становилась война в Южном Вьетнаме, где возник Национальный Фронт Освобождения, в который вошли все представители левых партий. Почти никто не сомневался, что вскоре скрытое участие США в этом конфликте перейдет в открытую фазу. Поздней осенью в правящей партии Великобритании разгорелся грандиозный скандал, начавшийся как пикантная романтическая история, и быстро переросший в общенациональное безобразие.
Ник читал про всю эту историю лишь в газетах, но по его английским знакомым из интербригады, видел, что тех происходящее весьма волнует. Если вкратце: депутатка от Консервативной партии, молодая женщина-адвокат Маргарет Тэтчер, летом 1960-го года познакомилась с юношей, студентом Кооперативного Колледжа, Раймундо Мендасом, родом из Британской Гвианы. Подробности знакомства и связи богатой замужней женщины 32-х лет и 19-летнего красавца из нищей семьи, учащегося по гранту Революционной Социалистической Лиги, газеты ханжески скрывали, а вот результат оказался несколько неожиданным. В отличие от большинства нормальных жиголо, Раймундо не требовал со своей тайной возлюбленной денег или иных материальных благ. Вместо этого он смог вытянуть из неё огромное количество подробностей о планах правящей партии: в вопросах финансовой, социальной и внешней политики, и даже немало такого, что проходило под грифом «Секретно». В определенный момент, женщина все-таки смогла пересилить себя, и разорвала связь, однако было поздно: Раймундо немедленно опубликовал все, что смог скопить за это время, причем, все эти материалы оказались снабжены копиями подтверждающих документов и другими доказательствами.
Так, вся Британия узнала про планы правительства Макмиллана разместить в Британии американские подводные лодки с ракетами «Полярис», и предоставить американцам площадки для размещения таких же ракет в на британских объектах в ФРГ. Кроме этого, консерваторы собирались организовать очередную кампанию против профсоюзов, с тем, чтобы принять английский аналог закона «Лэндрома-Гриффина». Собственно, уже этих двух «замечательных» планов хватило бы для взрыва общественного возмущения, но, как оказалось, консерваторы готовили еще и приватизацию национальных железных дорог, электростанций, общественного транспорта, сокращение бюджетных ассигнований на образование, и много чего еще, что, видимо, переполнило английскую чашу терпения.
По всей стране начались манифестации против правительства Макмиллана, под лозунгам «Не дадим сделать нас мишенями за наш счет!», «Остановим приватизацию!» и, даже «Вон богачей из власти!» в ряде мест переходящих в драки с полицией и организациями правых. Ведущая роль в протесте была за коммунистами, из CPGB и РСЛ, но не отставали от них и лейбористы. Поскольку в первые дни выступлений консерваторы не придумали ничего умнее, нежели вообще никак не отреагировать на них, лейбористы объявили о национальной предупредительной стачке, которую поддержали все подконтрольные левым профсоюзы и кооперативы. Вот это был действительно серьезный удар. Спустя три дня всеобщего экономического и транспортного коллапса Макмиллан был вынужден объявить о свертывании планов дальнейшей милитаризации Островов и мер «бюджетной экономии». Многие западные эксперты называли осенние события одной из самых масштабных побед британского рабочего класса со времен Второй Мировой.
Про саму незадачливую депутатку за всеми этими потрясениями, как-то, даже успели подзабыть, но вот коллеги по партии таких вещей простить не могли никак. Лишить её мандата было невозможно, но из партии Тэтчер изгнали, быстро, тихо, без особого скандала, но решительно и бесповоротно. В собственном избирательном округе, лондонском Финчли, в неё кидались помидорами и называли «коммунистической подстилкой». Уже зимой одна из газет, достаточно мельком, упомянула о разводе Маргарет с мужем, Денисом Тэтчером. Суд оставил обоих детей супругу.
Возможно, Ник бы и не обратил внимания на этот скандал, если бы, в самом начале, ему попалась на глаза фотография того самого Раймундо Мендаса. Фото было плохим, расплывчатым и нечетким, но хорошая зрительная память Ника не подвела: вне всякого сомнения, этим «Раймундо» был тот самый юноша, с которым он видел Марка в «Ред Рэббит» (и на счет которого подумал дурное).
«Далеко же залетают стрелы Амура, запущенные аж в Карибском бассейне!» — подумал он. И почти сразу же забыл про всю эту историю, увлеченный множеством других дел — куда более важных, и лично для него значимых…
…На североамериканском континенте, между тем, творились весьма примечательные события.
Дела СРП (как, впрочем, и других левых организаций) в США шли, по-прежнему, тяжело. В сущности, практика была проста: пока активисты спокойно занимались своими делами, встречаясь лишь на собраниях и кружках, власти почти демонстративно не обращали на них внимания. Стоило же коммунистам хотя бы мельком выступить на каком-то общественном мероприятии (неважно, что это было — забастовка, антивоенное выступление или митинг движения за гражданские права) — жизнь их немедленно усложнялась. Способы воздействия власти находили самые разнообразные. Например, бывало, что при погашении задолженности перед банком со счета активистов снималась втрое или даже вчетверо большая сумма, чем полагалось, и активист оказывался без средств к существованию. Банкиры разводили руками, объясняя случившееся ошибкой, которая будет исправлена, но на это понадобиться время, суды отклоняли иски против банкиров, а следующие выплаты никто не отменял… Еще чаще коммунисты лишались работы, попадая в черные списки работодателей и лишаясь возможности работать по профессии. Но, иногда, дело этим не ограничивалось: активистам подбрасывали оружие и наркотики, путем незаконного прослушивания телефонов и установки жучков добывали материалы, компрометирующие их в подготовке «беспорядков», а то и мятежа. Это уже было чревато реальной посадкой в тюрьмы. Ну и наконец, как крайняя, но отнюдь не редкая мера, использовалось прямое покушение на жизнь коммунистов. В ФБР не особо утруждали себя привлечением неких агентов-нелегалов для этих целей, нанимая обычных бандитов и грабителей, которых в Америке было вдоволь.
После развертывания плана «Исход», ситуация несколько изменилась. Ведомство Гувера, в целом, свою репутацию оправдало, и процесс массового бегства коммунистов и сочувствующих за границу заметило, только когда почти все уже успели благополучно разбежаться. В США проблема «исчезнувших людей» тогда просто не существовала: сплошь и рядом человеку было достаточно переехать в соседний штат и называться новым вымышленным именем, чтобы начисто «исчезнуть с радаров» полиции и спецслужб. При наличии же двух-трех комплектов поддельных документов он и вовсе становился «человеком невидимкой» — если, конечно, вел себя тихо и не привлекал к себе лишнего внимания. Поскольку бежали коммунисты, преимущественно, через Канаду и Мексику, никого это просто не волновало до тех самых пор, пока, уже перед самыми выборами, в прессу не было вброшено открытое письмо СРП Кубы и интервью Холстеда. То, что за границей сформировалась довольно большая и организованная общность американцев, выступающих за политический курс, альтернативный официальному, стало для администрации Кеннеди настоящим открытием.
