— Вы так говорите, будто они совершенно не испытывают к нам враждебности и не имеют амбиций!
— Советские люди любят свою страну, но в их поведении нет ничего от имперского высокомерия в отношении всего остального мира. Ну, а то, что они не особо доверяют нашему правительству — неудивительно. Я ему тоже не доверяю — а ведь наше правительство не навело на меня сотни ракет и бомбардировщиков! Что до семьи, нравов и сексуальных вопросов — советские люди, как мне кажется, придерживаются здравого смысла, а не ханжества. У них отличная медицина, издается куча книг, газет и журналов, все желающие, начиная с подросткового возраста, могут с ними ознакомиться, и, господь свидетель, русская молодежь знает о сексе и различных связанных с ним аспектах побольше нашей молодежи, которая изучает все это по порнографии. Просто в силу лучшей образованности. Культурная традиция у них тоже очень разнородна. В советском искусстве полно эротики, к которой все относятся совершенно спокойно. У нас многие из этих фильмов, картин или фоторабот просто запретили бы для публичного показа, хотя ничего грязного в них нет! Что до гомосексуализма — то, во-первых, он запрещен и почти во всех странах буржуазной демократии. А во-вторых, русские, вообще-то, по факту не преследуют гомосексуалистов просто за их пристрастия. Пока взрослые люди по обоюдному согласию занимаются своими личными делами в частной жизни, никому нет дела до того, что творится за дверями спальни. Мало того, они могут рассчитывать на помощь закона, если их кто-то немотивированно обидит. Согласитесь, есть разница с тем, что творится у нас, когда закон никогда не встает на сторону меньшинств в любом вопросе, их травят церковники, ревнители общественной морали и прочие ханжи, с полного одобрения обывателя? Кроме того, мне говорили, что в новой редакции Уголовного Кодекса, это сборник советского криминального права, преследования гомосексуалистов вообще не будет. Вероятно, это правда: за это высказываются многие видные советские ученые-сексологи, а Хрущев, как известно, внимательно прислушивается к ученым. Кстати, о «запрете гражданских браков». Вы в курсе, что многие видные советские деятели и не состоят в официальных браках со своими женами, несмотря на то, что верно живут вместе многие годы? Помниться, когда сам Хрущев был у нас, некоторые наши ханжи, буквально, с ума сошли от такой «непристойности». Ведь формально, супруга Хрущева ему — не более чем подруга, хотя они с ней живут вместе много лет, и у них куча детей.
— Мне кажется, это не более чем пропаганда. Ведь вы наверняка общались в СССР с тщательно проинструктированными людьми. Общество не может так быстро меняться, на это нужны многие годы. А они со сталинизмом-то не «покончили».
— Да ведь «сталинизм» не был какой-то официальной идеологией, чтобы с ним решительно «порывать». Это была просто система администрирования. Общество же может меняться с той скоростью, с которой меняется экономическая составляющая жизни. Советская экономика после войны имела значительные успехи, русские избавились от большинства бед, преследовавших их столетиями: от голода, болезней, безграмотности, недостатка средств у населения, воспитали уже два поколения хорошо образованных людей, сделали политическую систему более открытой и гласной, широко внедрили производственную самоорганизацию рабочих и служащих в коллективных предприятиях. Народный Контроль осуществляет реальный, а не только для вида, присмотр за работой руководителей всех уровней. Советские люди, в целом, стали куда любопытнее жителей капиталистических стран, у них более широкий кругозор, они больше читают, ездят в туристические путевки по всем странам ВЭС, и многим другим, причем, им путешествия доступнее, чем нам. У нас, например, в Нью-Мексико, большая часть жителей вообще не бывала за границей США, разве что, если служили в армии и на флоте во время войны. Неудивительно, что вслед за базисом меняется и надстройка: просто критическая масса изменений перевесила привычки и реликты массового сознания, и жить по-старому стало уже нельзя… Так почему вы бежите к русским, если думаете, что там царит тоталитарный диктат КПСС? — резко сменил тему Коннор.
Майк замешался, буквально на секунду.
— С чего вы взяли, черт вас возьми?
— Я ведь не идиот. Вы — инженер, занимаетесь авиацией. Хорошо разбираетесь в топливных системах, чертовых нагнетателях, прямоточных двигателях, или как уж там их. Хотите перейти границу нелегально. Тут, знаете, не надо быть Эйнштейном, чтобы сообразить, что к чему. Где работали? В «Локхиде»? Или в «Нортроп», может, в «Грумман»?
— В «Боинге». В департаменте беспилотной авиации. Сейчас откомандирован в «Марквардт», — мрачно ответил Майк, — Формально, и сейчас работаю. Я в отпуске.
— Что еще за «Марквардт»?
— Такая фирма, — хмыкнул Майк, — Вы ничего про неё не слышали, скорее всего. Там разрабатывают двигатели, в первую очередь, как вы изволили сказать, «прямоточные», на бензине.
— И теперь хотите передать свои разработки русским?
— Да. И не только свои. Думаю, что знаю немало по всему проекту, по которому работал, а не только по своему направлению.
— Понятно тогда, почему вы не поехали на Кубу, как другие… Там от прямоточных двигателей проку немного… — задумчиво покачал головой Коннор, — Мой вам совет: постарайтесь соблюдать тактичность в отношении ваших новых работодателей. Вряд ли в СССР будут в восторге от человека, который решит учить их жизни, и тому, какой должна быть «подлинная рабочая демократия». У них там своих болтунов хватает.
— О, я понимаю…
Ехали не торопясь, больше шагом, лишь иногда, на открытых участках переходя на рысь. Местность, по мере того, как путники поднимались выше в горы, сменялась с пустынных холмов, покрытых кустарником, на изломанные узкие долины, окруженные каменистыми гребнями. Дно этих долин покрывал слой потрескавшейся засохшей за лето грязи и круглые, полированные водой валуны. Животных и птиц становилось больше, один раз дорогу ехавшим впереди Коннору и Майку перебежала даже стремительная медно-коричневая горная пума, заставив араба Майка непроизвольно вздрогнуть и так дернуться, что парню стоило немалых сил, чтобы осадить коня. Коннор подмечал приметы — несмотря на весь свой опыт, он не умел с точностью до каждого камня и дерева запомнить все подробности пути по этим однообразным местам. Кажется, Диггом это заметил.
— А сколько раз вы ходили на ту сторону этой дорогой, Робин? — спросил он Коннора наконец, когда тот в очередной раз остановился, оглядывая горизонт из-под полы шляпы, которую придерживал рукой от ветра.
— Ни разу, — пожал плечами Коннор, — Когда тащишь контрабанду, проще пойти более удобным путем.
— Но вы, тем не менее, знаете этот путь?
— Да. Мой хороший знакомый с той стороны мне описывал её в деталях. Это — запасной вариант, на всякий случай. Знают его всего лишь несколько человек, индейцев, и живут они все в Мексике. Зато мы, практически наверняка, никого тут не встретим.
— И как эти места называются?
— Никак. Просто пограничье. Тут никто никогда не жил.
— Понятно…
Дальше ехали молча. К полудню сделали небольшую остановку, накормили лошадей овсяными хлопьями из пачек и напоили водой из канистры, притороченной к вьючному арабу, сами перекусили сэндвичами с беконом и холодным кофе из термоса, нашедшегося у Диггома. Коннор перекурил. Поехали дальше, поглядывая на небо — на юге начали явственно сгущаться тучи. Учитывая время года, вполне возможен был дождь.
Они спустились в обширное арройо, тянущееся с севера на юг. На его дне протекал узенький ручеек, к которому жались стройные ивы, крутые стены справа и слева были сплошь покрыты густым чапаралем. Кажется, весной тут воды — по самое горло, подумал Коннор, осторожно направляя Молнию прямо по ручью.
Они дали лошадям напиться. Неугомонный Майк, едва слез с седла, начал с интересом прогуливаться туда-сюда, время от времени поднимая с земли камешки, и насвистывая что-то под нос. В какой-то момент его свист прервался: он остановился, и с удивлением показал пальцем куда-то себе под ноги.
— Смотри-ка, череп, — сообщил он, ковырнул находку кончиком сапога, выворачивая из красно-коричневой глины бело-желтый округлый предмет.
Коннор подошел поближе. Он не был удивлен. Человеческие кости — не редкость в таких местах, как это. Череп принадлежал взрослому человеку. Обращали на себя внимание кривые и сточенные передние зубы. Они были чисто белыми, так что покойник едва ли был завзятым курильщиком, но диета у него была явно не из изысканных.
— А вот еще один, — сообщил Диггом, приподнимая на прутике другой череп. На этот раз совсем маленький, — Это был ребенок. Лет четырех-шести. О, да тут еще… И еще..
Действительно, стало понятно, что часть того, что они до сих пор принимали за камни, почти полностью утопленные в глинистую почву, было черепами и костями множества людей. Они были рассыпаны по всему каньону. Через некоторые черепа проросли ивы, крупные берцовые и тазовые кости были так отполированы водой и ветром, что давали отблески на солнце. Целых скелетов не было — вода растащила кости по всему дну каньона, и раскидала в произвольном порядке. От этого их казалось еще больше.
Майк же еще поковырялся в глине, и достал из неё новую находку: очень ржавый, широкий и длинный тесак. После того, как он обмыл его в воде ручья, стало возможно разглядеть рукоять — из желтой кости на медных заклепках, треснувшей вдоль, но сохранившей хитрую, и даже, в какой-то мере, изысканную резьбу.
— Работа индейцев. Племя яки, — констатировал Коннор. Лошади напились, и он запрыгнул в седло, — Археология — это, конечно, очень интересно, мистеры. Но нам надо ехать.
— Погодите, — произнес Диггом, — Мне вот, на самом деле интересно. Я слышал, что в начале века многие яки вымерли от оспы, которую подхватили от мексиканцев… Может быть, дело в этом?
— Эти кости старше начала века, — уверенно возразил Майк. Он нагнулся, и подобрал один из детских черепов, внимательно его осматривая, — К тому же, это довольно странная разновидность оспы, согласитесь?
В лобной кости маленького черепа присутствовал большой круглый пролом, покрытый сеткой трещин по краям. Майк чуть встряхнул находку, и на ладонь ему упал сплющенный увесистый зеленый кусочек свинца.
— Сорок четвертый, — констатировал Майк, — Круглая пуля. От «Драгуна». Или от «Уолкера», наверное… Смотрите, а вон на том — явно след от сабли… Эти ублюдки рубили саблями детей! И стреляли в них в упор!
(Кольт «Уолкер» (англ. Colt Walker) — шестизарядный револьвер 44-го калибра общей с длиной ствола 230 мм и усовершенствованными ударно-спусковым механизмом и спусковой скобой. Это был первый «кольт», изготовлявшийся из стандартных взаимозаменяемых деталей. Получил название по имени заказчика крупной партии в тысячу «кольтов» улучшенной конструкции капитана техасских рейнджеров С. Уолкера. Начало производства 1847 год, первая партия была изготовлена по заказу армии США, участвовавшей тогда в американо-мексиканской войне. Colt Model 1848 Percussion Army Revolver — револьвер .44 калибра, разработанный Сэмюэлом Кольтом для конных стрелков американской армии (U.S. Army’s Mounted Rifles), также известных как драгуны (dragoons). Драгун отличался от «Уолкера» тем, что был легче, использовал несколько уменьшенный заряд пороха, и у него был фиксатор шомпола.)
— Да. А их матерей и сестер перед этим насиловали, я уверен. Господа, — Коннор нетерпеливо покачал головой, придерживая жаждущую новых путешествий лошадку, — вы, может быть, не в курсе того, как мы заняли эту страну?! Вся граница залита кровью индейцев и мексиканцев. В 1847-м и 1849-м многие сделали большие деньги, привозя отсюда огромные мешки скальпов, навьюченные на мулов. За них хорошо платили власти по обе стороны границы. Особенно постарались наши отряды «освободителей» — когда им не попадалось индейцев, они резали вообще всех подряд. И мексиканцев, и даже переселенцев-мормонов, лишь бы волосы были. Так что не удивляйтесь. Или не делайте вид, что удивляетесь. Между прочим, одной из этих банд командовал бывший сенатор от Калифорнии, Генри Крэбб, и набирал он её, как раз, в ваших краях. Кто-то из ваших предков мог быть тем парнем, который стрелял в лицо ребенка в этом арройо.
— Не исключено. Никто толком не знает, как заработал стартовый капитал мой прадед. Считается, что он был золотоискателем, которому повезло. Но ни одного подтверждения не было… Ну, положим, слышать-то я, кое-что, слышал, — протянул Майк, забираясь в седло, — Но увидеть своими глазами — это совсем другое. Если вдуматься, наши предки были ничем не лучше нацистов, прости меня господь.
— Не совсем, — хмыкнул Коннор, — Хуже. В отличие от нацистов, наши предки победили. И сами решали, кто в истории будет «хорошим», а кто — «бессмысленным дикарем», без которого всем будет только лучше… такова Америка. Лучшая из стран в мире, величайшая из наций, безусловно, отмеченная личным вниманием бога. Светоч демократии и человеческих прав. Разве это не стоит жизни каких-то индейских детей, не говоря уж про их краснокожих родителей?!
Дальше ехали молча. Арройо был засыпан костями индейцев почти на всем протяжении, они постоянно выкатывались из-под копыт лошадей, и ощущение это производило самое тягостное. Когда миновали арройо, солнце уже пошло на убыль. Коннор поскакал вперед, чтобы присмотреть место для ночлега, и без особого труда нашел его — в удобной, весьма обширной и сухой пещере под большой скалой. Несмотря на безлюдную местность, в пещере нашелся очаг со старыми угольями, обложенный камнями, а также большой запас сухого хвороста и сучьев акации в углу. Стены были покрыты древними фресками, описывающими охотничьи подвиги давно умерших людей.
Когда спутники Коннора добрались до пещеры, он ждал их снаружи.
— Предлагаю остановиться здесь, — сообщил он, — Погода портится, лучше провести ночь в укрытии. Завтра сделаем бросок через перевал, и, к вечеру, выберемся к границе. Если все пойдет хорошо, доберемся до какого-нибудь поселения уже послезавтра.
— Думаю, никто не будет против, если я приготовлю ужин, — вызвался Майк, — Тем более, что вы нас уже любезно угостили завтраком.
— Никаких проблем, котелок, кофейник и сковорода во вьюке у моей буланой, Браун Бесс. Я сейчас расседлаю её, и все выдам.
Коннор думал, что Майк начнет суетиться и делать много лишних движений, но тот ожиданий не оправдал. В то время, как Коннор и Диггом заводили лошадей в пещеру, расседлывали их и протирали влажными тряпками, потом по очереди кормили овсом из брезентовых ведер, парень сноровисто развел костер, на котором уже вскоре стоял котелок с похлебкой из риса и заготовленной давеча оленины, и закипающий кофейник. Действовал инженер толково, аккуратно и умело, вот только слегка обжегся в самом конце, когда пытался снять кофейник с огня голой рукой.
