ПОР, с 1960-го, руководствовалась решением конгресса Интернационала, и стала проводить линию на активную агитацию в среде тамилов, с одной стороны, отстаивание принципов пролетарского интернационализма в сингальской среде, с другой. Дело это шло, по первому времени, тяжело. Хватало предрассудков даже среди самих коммунистов, чего уж говорить про аполитичного обывателя. Помогало то, что Коминтерн принял аналогичные меры в отношении Компартии Шри-Ланки, и её лидер, Питер Кейнеман, в целом отнесся к этим рекомендациям внимательно.
Интернационализм в отношении тамилов не был данью «марксистскому начетничеству», как это немедленно стали выставлять сингальские правые. Национальное самосознание сингалов действительно имело большое значение в деле борьбы за независимость Цейлона и становления национального государства. Однако, когда независимость стала реальностью, конфликт с тамильским меньшинством превратился, совершенно объективно, в инструмент разобщения ланкийского рабочего класса. В 1956-м и 1958-м он даже выливался в форму погромов тамилов сингалами, чуть позже тамилы начали отвечать сингалам тем же, в местах своего компактного проживания. Словом, крупнейшие народы страны уже смотрели друг на друга волком. При этом, большинство тамилов работало на тяжелых и низкооплачиваемых работах: рыбаками, сборщиками чая, портовыми рабочими и т.д. Много их было среди водителей грузовиков, коммунальных служащих и рабочих, строителей и докеров, работников нефтеперерабатывающей промышленности, оставшейся с колониальных времен. При этом, вовсе не все сингалы были миллионерами, точнее, большинство жило ровно такой же жизнью. Тамилы, естественно, считали Цейлон своей родиной, наравне с сингалами, и полагали справедливым требованием возможность создания административной и культурной автономии в местах своего компактного проживания. Поэтому островная буржуазия стремилась теперь использовать национальную и религиозную рознь, натравливая работников друг на друга.
С подачи ПОР, аналогичные процессы пошли и в ПСШЛ. Её лидер, премьер-министр Сиримаво Бандаранаике, которой Соломон Бандаранике передал полномочия по состоянию здоровья, в целом, вообще сильно склонялась во взглядах влево. Немалую роль в этом сыграло общение с Хрущевым на Ассамблее ООН, но куда важнее были процессы, идущие к северу и востоку от Цейлона. Вполне еще молодая и амбициозная дама, происходящая из богатой семьи, внимательно следила за успехами и трудностями, с которыми сталкивались страны ВЭС, и не могла не сделать вывода о том, что выгоды от союза существенно перекрывают любые возможные затруднения от него. Будучи настроенной патриотично, Бандаранаике видела, как развивается кооперация между странами-союзниками, как растет грузопоток, обмен туристами и как это увеличивает уровень жизни населения. Особенно ярко это проявлялась в странах небогатых, вроде той же Индонезии. Получая рынок сбыта для своих традиционных товаров, страны ВЭС развивали и новые технологии, вроде сборки различной аппаратуры, металлургию, судостроение. Бандаранаике была убежденной сторонницей доступности образования, как религиозного, так и светского, и видела огромный прогресс и в этой части — растущее количество студентов, новые школы, прогрессивные методики преподавания, активнейший студенческий обмен по всему ВЭС. Все это внушало ей надежду на то, что и её народ сможет преодолеть колониальное прошлое, а страна — перестать быть смесью чайной плантации и удобного порта для европейских богачей. Сотрудничество с последними же сулило лишь бесконечное поддержание статус-кво, при котором независимая Шри-Ланка навсегда будет обречена быть колониальным «Цейлоном». Именно поэтому ближайшим союзником ПСШЛ были коммунисты из обоих лагерей мирового комдвижения.
Был у первой в мире женщины-премьера и другой повод для серьезного пересмотра взглядов: а именно, стремительное усиление Индии. Нет, отношения с Индией были самыми благоприятными, и в общении с Неру Бандаранаике практически не имела никаких серьезных разногласий. Но она понимала, что Неру не вечен, а Индия, постепенно, превращалась в настоящего промышленного и экономического монстра. Следовало всерьез озаботиться вопросом, как будут обстоять отношения с ней в будущем, и тут наличие Всемирного союза, с возможностью обратиться к «третейским судьям» в спорных случаях, было бы очень кстати.
Этот процесс полевения правительства не ускользал от внимания его политических врагов. Так, весьма реакционным оставалось военное руководство. В среде офицеров по-прежнему не выветрился колониальный дух (они, в целом, и в имперские времена были привилегированной прослойкой общества) и они желали сотрудничества с бывшими хозяевами страны и после обретения независимости. Они получали образование в Британии, имели тесные связи с британской военной элитой, и считали, что армия должна получать и британское оружие, и подготовку по британскому образцу (бескорыстно они так считали, или не совсем, неизвестно; но «откаты» изобрели далеко не на Цейлоне и намного раньше). Кроме того, высшие офицеры, сплошь, происходили из богатых семей, владельцев и совладельцев различных предприятий и плантаций. Это делало их активнейшими противниками национализации, особенно иностранной собственности. Интересно, что в оппозиции к правящей партии пребывали и офицеры-католики. Католическая община Цейлона после обретения независимости не то, чтобы подвергалась гонениям и преследованиям, но, во всяком случае, серьезно ограничивалась в правах (в частности, священникам было запрещено собирать десятину, а также звонить в колокола). Коммунисты с этим явлением целенаправленно боролись, отстаивая принципы светского государства, в котором буддизм, индуизм, христианство и ислам имели бы равные права и были в равной степени отделены от государственного аппарата. Но сила инерции буддистского большинства была слишком велика. Таким образом, в армии существовала сильная и объективно опасная партия недовольных. При других раскладах на недовольство вояк можно было и наплевать, но фрондировали офицеры авторитетные, опытные и упрямые.
В 60-м и начале 61-го военные вели себя относительно пристойно. Объяснялось это, во первых, страхом перед репрессиями после покушения на супруга действующей премьера, а во-вторых, тем, что в эти годы правительство Бандаранаике не особо усердствовало в отношении реформ, занимаясь не столько национализацией, сколько приведением в более или менее пристойный вид того, что и так имелось. В частности, открывались муниципальные школы, строились общественные больницы, приводились в порядок дороги, строились новые коммунальные кварталы для малоимущих рабочих. Последние возводились, в том числе, и под руководством специалистов из РСЛ, получивших образование в Индустриальном Колледже и практику кооперативного строительства. Одним из важных условий оказания помощи, добровольцами-спецами и технологиями, было предоставление жилья на равных основаниях беднякам всех национальностей, причем, без создания очагов компактного поселения тамилов и сингалов. После некоторых колебаний, Бандаранаике согласилась с этим. В принципе, она имела и свои соображения: при подобном подходе происходила быстрая интеграция тамилов в сингальское общество, а в том, что сингальцы интегрируют тамилов, а не наоборот, она ни на секунду не сомневалась. Англичане из РСЛ, американцы из СРП и добровольцы из других стран не только помогали организовывать строительство и производство стройматериалов, но и создавали кооперативные кварталы для трудящихся, имеющих некоторый доход, и даже организовывали на их базе комплексы, включающие в себя современные школы, больницы и иную инфраструктуру. Аналогичную работу выполнял и Коминтерн. Кооперативные предприятия, которые создавала ПОР при поддержке иностранных товарищей, уже весьма изменили характер экономики острова. В основном, они занимались глубокой переработкой традиционно производимого сырья и сельхозпродукции, например, производством резиновых изделий из каучука, пошивом готовой одежды, производством консервированных, сушенных и иным способом обработанных овощей и фруктов. Но, помимо этого, было организовано сборочное предприятие, производящее бытовую электронику нескольких моделей из деталей, поставляемых странами ВЭС. Эта продукция находила большой спрос, как в странах социализма, так и в Западной Европе, поскольку была дешева, имела вполне пристойное качество и хороший ассортимент. Естественно, что активно развивались и СМИ коммунистов, ведущие вещание на английском, тамильском и сингальском, сфера услуг и другие направления, отработанные коммунистами в других странах. Правительство смотрело на деятельность коммунистов крайне благожелательно, помогая в случаях всех затруднений: давней мечтой всех национально-мыслящих ланкийцев было освобождение от удавки сырьевого экспорта. Они весьма живо помнили, в какую нищету впал остров во время войны, когда прекратились поставки чая в Европу, да и после войны, во время экономического кризиса 1947-го, приходилось весьма несладко.
Меры эти, с одной стороны, привели к тому, что популярность коммунистов многократно возросла, а национальная рознь стала постепенно, но верно притупляться. Под давлением обстоятельств (и, отчасти, союзников-коммунистов) в июне 1960-го Бандаранаике отменила принятый еще мужем «языковой закон», и «протолкнула» через парламент закон, утвердивший использование английского языка наравне с сингальским, и легализующий тамильский язык в местах компактного проживания тамилов (не отменяя обязательный сингальский для преподавания в школе, как язык государствообразующего народа). Это сняло значительную часть напряженности во взаимоотношениях с тамилами, которые почувствовали, что власть идет им навстречу. Благодаря членству в ПОР и КПШЛ тамилы могли принимать участие и в политической жизни, получив, в конечном итоге, честное 11%-е представительство на очередных выборах. Рос уровень и качество жизни всех ланкийцев, что также крайне положительно сказывалось на репутации правительства и коммунистов (например, забастовка в порту Коломбо в 1961-м году не состоялась, т.к. правительство заранее повысило оклады портовиков и докеров, а также ввело для них пакет социальных гарантий).
С другой же стороны — нарастало раздражение со стороны реакционеров всех мастей. Они видели, к чему идет дело: экономика на основе коллективной собственности имела куда более благоприятную динамику, чем частнособственническая. Естественно, что рано или поздно правительство решиться, и полностью перейдет к социалистическому хозяйствованию. Это заставляло всех недовольных объединяться, и, вступая в сговор с иностранными владельцами многочисленных предприятий и плантаций, начинать готовить тривиальный военный переворот. В течение 1960-го года разведка Коминтерна и служба безопасности ПОР (организованная при поддержке спецов Лаймона) выявили множество признаков таковой подготовки. Правительственные спецслужбы тоже не спали, однако ланкийская разведка была еще относительно слабой и малочисленной, поэтому цельной картины происходящего не имела. Принципиальным моментом было то, что мятежники удерживали контроль над наиболее боеспособными частями маленькой ланкийской армии, что делало их, в отсутствии иной вооруженной силы, реально опасными. Представители либеральной оппозиции из Объединенной Национальной Партии (ОНП), тоже, активно налаживали контакты с потенциальными заговорщиками (хотя нельзя сказать, чтобы либеральные лоббисты и консервативные вояки так уж друг друга любили). Это было чревато созданием мощной военно-политической хунты, реально способной не только захватить власть под удобным предлогом, но и полностью «зачистить» политический ландшафт раньше, чем в дело вмешаются любые сторонние силы. В условиях, когда правительство могло проявить характерную для социал-демократов «осторожность», и, опасаясь спровоцировать заговорщиков на выступление, элементарно «проспать» путч, коммунисты явственно заволновались. Конечно, в критической ситуации можно было призвать Неру осуществить интервенцию для поддержки законного правительства: против регулярных индийских войск и флота армия Цейлона, что называется, «не играла». Но это было возможно лишь при условии, что оное правительство останется в живых, и сможет позвать на помощь, а опыт предыдущего премьера как бы намекал, что тут ничего не гарантировано. К тому же, ланкийцы и иностранные коммунисты отлично наблюдали судьбу Патриса Лумумбы, как и то, как «много» внимания ей уделили западные СМИ. Словом, чтобы гарантировать неприкосновенность коммунистов и правительства, требовалось создавать собственные вооруженные формирования.
Вместе с тем, ирландские события вызвали у Лаймона в Лондоне устойчивую паранойю, которая, с его работой, была вполне уместна, но толкала, порой, на несколько экстравагантные (по английским меркам) решения. Например, в марте он вызвал на встречу Рольфа Ван Де Меера, и прямо спросил его, где в Британии можно быстро разжиться большим количеством оружия и боеприпасов. Почему-то, Эдвард был абсолютно уверен, что выходы у Голладца, как всегда, есть. Встретились они в маленьком пабе в Сохо, на Олд Комптон-стрит.
— В Корнуолле! — уверенно ответил Рольф, после того, как они опрокинули по стаканчику и побеседовали о том, о сем, — Есть там одно местечко, где этого дерьма — сколько хочешь.
— И что там можно достать? — с интересом спросил Лаймон.
— Все, — исчерпывающе ответил Рольф, — Винтовки. Автоматы СТЭН. БРЕН. «Льюисы». «Виккерс». Патроны — просто море патронов. Спорить могу, что ты в жизни столько не видал. В лентах, в обоймах, и россыпью в ящиках. Револьверы. Пистолеты. Противотанковые ружья «Бойс». Двухдюймовые минометы. Реактивные гранатометы PIAT. Огнеметы. Мины, миноискатели, бинокли, телескопы и противогазы. Радиостанции, правда, не факт, что рабочие. Короче — что пожелаете, то и берите. Там — на несколько дивизий. Туда вывозили то барахло, которое снимали с вооружения частей, распускаемых после войны. Как я понимаю, планировали сначала затопить в море, потом сдать в лом, потом продать кому-нибудь, но что-то не получилось. Так и лежит. В масле, целехонько. Вначале местные, конечно, немного перетаскали оттуда. Просто из жадности. Железо плющили на блюминге и сдавали, а прикладами топили камины. Но потом бросили, да и не удивительно — кому все это нужно, если подумать?!
— И кто там этим торгует? — удивленно спросил Лаймон, наливая себе еще из графина, — И почем?
— Сам не в курсе. Могу съездить с кем-нибудь, и узнать. Но говорят, что торгуют очень дешево. Караулят там несколько солдатиков и офицер. Они-то и обстряпывают все дела. Но у нас мало кто связывается с такими вещами. Где оружие, там, как известно, сразу начинается политика. Уж тебе ли не знать? Парням из Африки, которые мечутся по всему миру, чтобы закупить что-то стреляющее, все наши, например, дали от ворот поворот. Сказали — не будем продавать пушки тем ублюдкам, которые укокошили своего президента. На самом деле, конечно, им на того черного парня наплевать, скорее, братва опасается, что пушки в итоге всплывут не там, где надо, в Ирландии, к примеру, и с них спросят легавые, или кто похуже. Нет, ты только не подумай, что я за расизм… Вовсе даже против. Но, на мой взгляд, это очень неделовой подход. Ведь всегда можно замести следы! Иногда даже жаль, что я сам завязал с криминалом. Неплохо бы поднялся на этом… Но тут к братве обращаться не надо. В этом отношении — очень хороший вариант. Можно и напрямую, без посредников и прочей грязи.
