Аэродром был небольшим, но хорошо оборудованным: с новыми ангарами для самолетов, плоским приземистым зданием аэровокзала, на удивление длинной взлетной полосой, выложенной бетонными плитами. Возле терминала стояла пара раскрашенных в яркие цвета пассажирских «Дугласов» и видавший виды С-119 Flying Boxcar с индийскими опознавательными знаками.
Ли помог Фрезерам собрать вещи, и вновь пожал обоим руки.
— Когда будете устраиваться на Кубе, спрашивайте Ли Освальда! Мы с женой живем в Гаване, я после командировки всегда пару недель отдыхаю. К тому же, вы же члены СРП? О, вы тоже, мэм! Ну, тем более, здорово. Вот, я тоже, так что на собраниях ячейки уж точно увидимся. Мария тоже будет рада! Она работает в больнице, медсестра, у неё скользящий график. В общем, мне кажется, мы славно поладим! А теперь — пока! Ваш самолет — вот тот, красный, с желтым хвостом. Вот билеты, черт, чуть не забыл… Окай, простите, но я уже опаздываю на службу.
Распрощавшись, он убежал к машине, оставив Ника и Салли перед зданием аэровокзала.
— Интересно, он таким же был шебутным в Америке? — задумчиво спросила вслух Салли, — Странный парень. Говорит, что из Нового Орлеана, а говор — как у заправского янки…
— Он же сказал, что жил в Нью-Йорке в детстве, — заметил Ник, — А вообще, самое интересное ты заметила?
— Что именно?
— А то самое. Он даже на секунду не заподозрил, что мы можем, вообще-то, еще и отказаться от переезда.
Перелет получился не только долгим, но и весьма тяжелым. Погода, над Гватемалой — просто замечательная, над Карибским морем сильно испортилась, и «Дуглас», ярко раскрашенный снаружи свежей краской, но весьма древний по возрасту, порядком помотало, так что бумажные пакеты, которыми запаслись Фрезеры, оказались весьма кстати. Внимание Ника обратило то, что почти все пассажиры были, как и они сами, американцами. Лишь на самых передних местах сидели некие скромные личности с индейской внешностью, остальные же были белыми, и выглядели весьма разнообразно — некоторые походили на интеллектуалов, другие, скорее, на работяг с завода. Здоровый, как «черный ангус», парень, занимавший сидение прямо перед Ником, переговаривался со своей соседкой, яркой фигуристой блондинкой, с невозможным акцентом, какой можно услышать в Техасе или Аризоне. Вообще, пассажиры ехали, преимущественно, парами. Обособленно держались двое чернокожих, парень и девушка, забившиеся на самые последние сидения в хвосте, и все время настороженно ловящие чужие взгляды. Скорее всего, в Штатах эти успели набедокурить, вот и нервничают, подумал Ник.
— А ведь тут, кажется, почти все приехали так же как мы… Посмотреть. — заметил он норовящей прикорнуть у него на плече Салли.
— А что тут удивляться? — фыркнула супруга, — Думаешь, мы одни такие горемыки?
— Ага. Забавно будет, если мы летим с будущими соседями, — улыбнулся неожиданной мысли Ник.
— Ты что, уже настроился остаться? Вроде бы, у нас был план развеяться на тропическом острове, попить рому и обратно, в Илион, стволы нарезать? — хмыкнула Салли.
— А вдруг, это на самом деле — шанс? — спросил Ник.
— На что бы, интересно?
— На то, чтобы сделать что-то настоящее, на что же еще, — вздохнул Ник, вспоминая всю свою прошлую жизнь. Картинка обновляющейся Гватемалы не исчезала из его памяти, несмотря на тряску старого самолета и поскрипывания его уставших шпангоутов и стрингеров в каждой воздушной яме…
С того дня прошло два месяца. Ник, Салли и Джозеф как раз обживали новый дом в городе Ольгин, что в долине Маябе, который, по задумке кубинского правительства, стал главным промышленным центром этой части острова.
Тут были сосредоточены сразу несколько разнообразных производств: завод по сборке сельскохозяйственной техники, инструментальный завод (в специальном цеху которого и работали Ник и Салли), вагоноремонтный цех, а также возводились корпуса будущего станкостроительного завода и фармацевтического комбината.
К концу осени 1960-го на Кубу прибыло уже довольно много американских коммунистов, и большинство из них местом работы и поселения выбирало, как раз, Ольгин. Причина была проста: иностранные специалисты по сельскому хозяйству, в большинстве своем, прибыли на остров раньше, из Европы и России, и были расселены по всем провинциям, где сейчас вовсю внедрялось новые культуры и строились животноводческие фермы. Американцы же, большей частью, были представлены индустриальными рабочими и инженерами, и, хотя в сельском хозяйстве современного типа им тоже находилась работа, основным направлением правительство Кастро назначило им именно индустриализацию Кубы. Соседями Фрезеров по поселку были рабочие-станочники, металлурги, технологи и фармацевты.
Сам поселок, кстати, вполне отвечал американским представлениям о том, как должен жить приличный человек из пресловутого «среднего класса», а по качеству строительства на голову опережал обычные для США пригороды, в которых преобладали каркасно-щитовые конструкции. Он был застроен двухэтажными домами в популярном европейском стиле «таунхаус», на прочных ленточных фундаментах, из полых цементных блоков. Все основные элементы конструкции производили на вновь построенном заводе, поточным способом, и после того, как были готовы фундаменты, возведение самих домов занимало дня два-три, вместе с укладкой кровли. Квартира Фрезеров в полтора раза превосходила отцовский дом в Илионе по площади, при этом она была оснащена всеми удобствами, разве что канализации, как таковой, не имелось, и каждый жилой блок был оснащен собственным септиком. Ник долго не мог взять в толк, зачем на Кубе, со здешним климатом, строить столь капитальные сооружения, если можно ограничиться фанерой, минеральной ватой и сваями? Но, вскоре, один из соседей, Джек Линкольн, который как раз был инженером строителем, объяснил ему, что к чему. Во-первых, на Кубе нередки тропические ураганы. Легкие постройки во время них разносит в щепки, а то и вовсе уносит в небо, как домик Дороти из Канзаса, в чем неоднократно могли убедится и жители прибрежных районов США, — Флориды, Луизианы и Техаса. Кубинцы страдали от них не меньше, если не больше. Прочные и тяжелые сооружения урагану были уже «не по зубам», и, если прочно закрыть ставни на окнах и двери, в них вполне можно было безопасно пересидеть практически любую непогоду. Во-вторых, толстые стены из цементных блоков лучше, чем легкомысленные стенки из фанеры, держали тепло, благодаря чему в этих домах было вполне прохладно, даже жарким летним днем. Подобную «технологию» освоили еще испанцы в колониальный период, и она оставалась более чем актуальной по сей день, тем более, что кондиционеры на острове были, пока, редкостью, из-за нехватки электричества, и стояли, главным образом, в производственных помещениях. Даже кубинские лидеры, оба Кастро, Камило Сьенфуэгос или, там, Эрнесто Гевара, — и те, поголовно отказались от использования кондиционеров, хотя в правительственных зданиях они были. Наконец, на Кубе пока почти не производили привычных материалов для каркасно-щитовых конструкций. Тут не было ни местной фанеры, ни минеральной ваты, ни пенопласта, ни шифера. В результате, при наличии современного цементного завода, капитальные сооружения еще и обходились дешевле, и именно их строили по всему острову для всех нуждающихся, а вовсе не только для избалованных комфортом иностранцев.
Впрочем, Ник и Салли, как раз, никаким особым «комфортом» избалованы не были. С момента переезда, единственное, чего не хватало обоим по настоящему, была собственная легковая машина. Несмотря на поставки автобусов из стран ВЭС, которые тут ездили исключительно на спирту, перемещаться по острову в выходные дни было, по-прежнему, довольно тяжело, — имеющиеся маршруты не справлялись с пассажиропотоком, поэтому салоны автобусов и вагоны поездов были вечно забиты под самую завязку.
Трудностей, конечно, хватало. Цены на Кубе были возмутительно низкие. Чаще всего, заработанные деньги было просто не на что особо тратить. С другой стороны, имелся дефицит, практически, всего — что и неудивительно для бедной страны с монокультурной экономикой, где едва начали диверсификацию производства. Очень не хватало обычного ширпотреба: тканей, обуви, средств гигиены, в общем: вещей простых, грошовых, но которых на изолированном острове взять было, практически, негде. Американцев предупреждали об этом, и все они, отправляясь на Кубу, брали с собой изрядные запасы. Но, во-первых, многое тут же уходило на подарки местным коллегам по работе, вновь образующимся друзьям и знакомым. Большая часть коммунистов не были жадными по характеру, и это играло с ними злую шутку очень скоро. Во-вторых, всегда находились вещи, которые взять с собой из Америки как-то забывали, и которых потом остро не хватало. Ну и, наконец, много ли можно унести в ручной клади, даже если нагрузиться под предел, допустимый для перелета?! Отчасти проблема эта снималась, по ходу жизни. Во-первых, с заключением договоров со странами ВЭС, на Кубу стало поставляться все больше и больше товаров оттуда — ткани из Китая и Индии (великолепные, по словам Салли, куда лучше, практически, всего, что можно купить в США), обувь «Čebo» из Чехословакии, бытовая химия из Польши, Болгарии и СССР, и многое другое. К удивлению Ника, на острове было весьма много телевизоров, причем, и по качеству изображения, и по дизайну явно куда более современных, чем американские. Весьма распространены были среди кубинцев и другие, невиданные на материке вещи, вроде бытовых микроволновых печей советского производства, кухонных комбайнов, и тому подобного. Правда, использовалось все это богатство, чаще всего, не в индивидуальном порядке, а в коллективном: на предприятиях общественного питания. Во-вторых, налаживались и собственные кубинские производства. Даже самого Ника, за те недели, которые ему довелось уже проработать на острове, привлекали для монтажа, наладки и запуска самого разнообразного оборудования: от ткацких станков, предназначенных для производства ткани из бамбукового волокна, до чехословацкой линии для снаряжения патронов стрелкового оружия.
С продовольствием тоже имелась определенная напряженка. Основным блюдом кубинцев, как и до революции, оставались самые простые вариации на тему отварных, жаренных или тушенных бананов, картошки, юки и бататов. Рыбы в меню горожан почти не было вовсе, а в сельских районах её почти невозможно было купить — ели только ту, что удавалось поймать самим. Для Ника это было удивительно, но, на окруженном со всех сторон богатым рыбой морем, острове рыболовство, даже прибрежное, были исключительно уделом кустарей, причем немногочисленных. Нет, кое-где на Кубе рыбы поесть было можно. Так, например, путешествуя с женой и ребенком по острову в очередной из выходных, они поели замечательной, умопомрачительно-вкусной жареной рыбы в крошечной кафешке для местных, в городишке Чивирико на берегу Карибского моря. Обед на троих, с пивом и двумя стаканами гуарапо со льдом (сока из сахарного тростника) для ребенка, там стоил что-то около доллара. Но не будешь же ездить в Чивирико каждый раз, когда захочешь рыбки, даже несмотря на то, что в Чивирико были в восторге от таких гостей! Умом Ник понимал, почему так — капиталисты, фактически владевшие островом раньше, совершенно не интересовались такими мелочами, как разнообразие повседневного меню тех безымянных рубщиков тростника и членов их семей, которые и составляли примерно 30% населения острова. Денег у этих людей почти никогда не было, поэтому никто специально для них не заводил ни животноводства, ни рыболовного флота. Этими вопросами озаботились лишь коммунисты, среди которых были и американцы: так, члены СРП, в свое время бывшие моряками, организовали кооперативную рыболовную артель вместе с заготовочными цехами, и уже начали, понемногу, снабжать население свежей, копченной и соленой рыбой, а также креветками и лангустами. Промысел этот был весьма небезопасным: на горизонте постоянно маячили американские сторожевики, готовые по малейшему поводу прошить «нарушителя» очередью из «Бофорса». Однако и среди свежеиспеченных рыбаков, что американцев, что кубинцев, трусов не держали: почти все американские коммунисты из артели входили, в свое время, в т.н. «морскую фракцию» СРП, участвуя в полярных конвоях в Мурманск, а кубинцы … кубинцы были просто кубинцами, и лишний раз продемонстрировать «гринго» свою храбрость им было лишь за счастье. Для промысла использовались конфискованные яхты кубинских и американских богатеев, оборудованные кустарно изготовленными снастями.
Кроме того, правительство вело переговоры с коллегами из ВЭС по поставке нормальных, современных рыболовных судов. Но, до их прибытия, надо было еще дожить.
Другим предметом удивления Ника было местное сельское хозяйство. На цветущем острове с прекрасной почвой и замечательным климатом, как выяснилось, почти не выращивали овощей, выращивали очень мало фруктов и держали совсем мало скота. Правда, сразу после революции с этим начались подвижки — вновь организуемые коллективные хозяйства начали разводить кроликов, индеек и кур, высаживать помидоры, огурцы, перец, папайю, гуаяву, манго и авокадо. Но, пока что, рацион всех кубинцев, не исключая и приезжих, особым разнообразием не блистал, состоя, преимущественно, из черной фасоли, риса, юкки, бататов, и все тех же бананов. Единственным, чего стало много почти сразу, была крольчатина. Кубинские повара и домохозяйки, кажется, побили все рекорды изобретательности, сооружая из этих нехитрых компонентов все новые и новые блюда, стараясь хоть как-то разнообразить рацион. Впрочем, Ник крольчатину любил, а в Ольгине один из американских политэмигрантов, в бытности работавший поваром, открыл кооперативную закусочную, где сооружал из крольчатины чизбургеры, на взгляд всего семейства Фрезеров, не хуже тех, что едят в США.
Работа у самого Ника вышла, прямо скажем, творческая. Нравы на Кубе были, пока что, самые простые, и еще тогда, в ту поездку с целью осмотреться, его пригласил к себе, не много ни мало, сам глава революционными вооруженными силами Камило Сьенфуэгос. Он, как и все прочие лидеры повстанческого движения, носил скромное звание «команданте», т.е., был всего лишь, майором. Сьенфуэгос оказался совсем молодым парнем: ему не было и 30, и, несмотря на высокий рост и представительную внешность, которую, во многом, определяла окладистая черная борода, глаза его были молодыми, и выдавали живой и быстрый ум.
— Стало быть, вы — оружейник? — просил команданте, после того, как угостил гостя кофе, предложил сигару (некурящий Ник отказался) и обычных расспросов о том, как Нику понравилась Куба, что он думает о ситуации в США, и какие, по мнению Ника, перспективы у «Нью-Йорк Янкиз» в нынешнем сезоне.
— Да, команданте, — с готовностью кивнул Ник, — Правда, опыт самостоятельного проектирования оружейных систем у меня небольшой. В основном, я занимался вопросами производства. Но этот опыт, все-таки, есть, и, счастью, главным образом успешный.
