За всеми этими делами поездка руководства СРП на Кубу несколько раз откладывалась. В начале апреля Кэннону, Доббсу, Браверманну и Хансену удалось, все-таки, собраться вместе в Нью-Йорке, дабы обсудить текущие вопросы. Между делом, возникла идея: а что, если съездить на остров без всякой помпы и официоза, в рабочие дни, и, таким образом, увидеть деятельность партии, так сказать, в естественных условиях? К тому же, именно в первой половине мая у всех, кроме Браверманна, выпадали периоды относительного спокойствия. С одной стороны, самые трудные, сложно подъемные дела были, как будто, уже сделаны, с другой же — ФБР пребывало в состоянии разворошенного муравейника, и, хотя, безусловно, планировало новые гадости, с реализацией их пока не спешило по чисто техническим соображениям.
Сказано — сделано. Кэннон и Доббс связались с товарищами на Кубе через мексиканское посольство. Холстед едва смог найти несколько минут, чтобы переговорить, и, хотя он очень рад был услышать товарищей, сразу признался, что времени у него, фактически, нет. Как офицер кубинской армии, он был по уши занят массой дел. Поэтому Фред предложил такую схему визита. Он договаривается с руководством насчет разрешения, «старики» приезжают на остров, их встречает один из немногих освобожденных партийных работников СРП Кубы, молодой партийный секретарь Джек Барнс и лидер кубинских троцкистов Эухенио Руис из небольшой, но активной посадистской группы с «типичным» троцкистским названием «Революционная Рабочая Партия» (РРП). Руис и Барнс организуют поездки по крупнейшим городам страны, встречи с товарищами, и прочие мероприятия. Поскольку Холстед очень сомневался, что руководство правительства найдет время для встречи до середины месяца, он предложил товарищам провести на острове короткий отпуск: пожить в кооперативном отеле в Санта-Кларе, целиком принадлежащим дольщикам-партийцам, съездить поохотиться на кабанов в Сьерра-Маэстра, и на водоплавающую птицу, на болота Сапата в провинцию Матансас. В последних мероприятиях составить им компанию оказался не против Эрнест Хемингуэй, с которым они познакомились в предыдущую поездку. Свое оружие брать, во избежание различных казусов, не рекомендовалось, к тому же, его хватало на месте (у одного Хемингуэя дома был настоящий арсенал для охоты на любую дичь, от суслика до слона). Когда же ситуация несколько успокоиться, Кастро, Гевара, Хименес и другие, наверняка, будут рады с ними встретиться, поскольку помнят предыдущий визит, и весьма благодарны партии за оказанную помощь.
В конце концов, решено было такого плана и придерживаться. Трое партийцев сели на автобус, доехали через всю Мексику до Гватемалы, где сели на самолет до аэропорта имени Хосе Марти. 12 апреля 1961-го года Доббс, Кэннон и Хансен вновь ступили на кубинскую землю.
Инспекция партийных ячеек и общение с кубинскими товарищами прошли, в целом, хорошо, хотя и не без накладок: кое-кого так и не удалось оторвать от работы, несколько человек, с которыми партийные лидеры хотели увидеться, оказались в командировках. Впрочем, учитывая, что визит был неофициальным, оно было и неудивительно. Из кубинских лидеров удалось очень кратко переговорить с Фабианом Эскаланте, руководителем новорожденных кубинских спецслужб. В основном, обсуждали вопрос, можно ли переправлять на Кубу американцев для получения специальной подготовки. Эскаланте отвечал уклончиво: американцам он лично доверял мало, ручательство СРП для него значило немного, поскольку он привык считать всех «троцкистов» и, вообще, коммунистов из партий, не входящих в Коминтерн, раздолбаями, чуждыми дисциплине. Оказалось, что совсем недавно, в январе, МГБ по наводке КЗР провинции Сьенфуэгос задержало четырех американцев, которые осуществляли действия, показавшиеся местным защитникам революции подозрительными: а именно, замеряли координаты местных промышленных предприятий и отмечали на карте ориентиры. На допросе задержанные называли себя членами СРП Кубы, и предъявили удостоверяющие документы, включая временные паспорта. Правда, запрос к Фреду Холстеду показал, что коммунисты оказались «ряженными»: ни в одной ячейке они не числились, и никто их ранее не видел, так что задержанные отправились в Гавану, в тюрьму, ожидать суда, и категорически отказались отвечать на любые вопросы. Можно было не сомневаться, что они были агентами ЦРУ. И, хотя СРП и американские эмигранты были тут не причем, сам Эскаланте был очень недоволен, что у всевозможной иностранной агентуры имеется на Кубе такая «надежная крыша», как членство в коммунистической партии. При этом он не отрицал огромной пользы от американских специалистов, и не считал нужным их изгонять, но честно высказал свое мнение, что лучше бы они жили в замкнутых анклавах, откуда выезжали бы только по разрешению КЗР. К тому же, замечал он, янки наверняка не станут такие анклавы бомбить, что позволит меньше беспокоиться о безопасности людей. Однако, правительство, в лице премьера, президента и большинства министров, проект не поддерживало.
«Среди кубинцев тоже хватило предателей», — говорил Кастро на совещании правительства, — «И мы по, сей день, не знаем точно кто предатель, а кто — нет. Предатели были даже среди доверенных лиц, деятелей революции. Так что же, нам всех рассадить по клеткам?! Это глупо. На то нам и нужны спецслужбы, чтобы предотвращать шпионаж, заговоры и саботаж. Обращайтесь к этим людям, иностранцам, напрямую. Друзья Кубы, а тем более, лица, желающие стать нашими гражданами, будут сотрудничать, чтобы предотвратить последствия предательства. Это в их интересах. Если мы будем притеснять людей по признаку происхождения, и рассаживать по отдельным вольерам выходцев из США, Мексики, Гаити, Доминиканской республики, Никарагуа, Гондураса и Испании, если выделим в отдельную касту рожденных на Кубе, то наш режим будет не лучше, чем развел в свое время Батиста. Что скажут наши товарищи на такую черную неблагодарность?»
Рассказывая про это Эскаланте морщился так, будто целиком съел лимон без сахара, очевидно, что точка зрения Фиделя была ему не очень близка. Однако, он был лоялен правительству, и признавал его резоны. В конце концов, его ведомству американцы-эмигранты тоже принесли немало пользы. Короче говоря, Эскаланте согласился устроить на Кубе секретную школу подпольщиков, но лишь тогда, когда проблема с кубинскими эмигрантами в США будет, тем или иным способом, решена. Уже сейчас было очевидно, что ЦРУ и эмиграция готовят интервенцию в ближайшие недели, сам Эскаланте считал, что она произойдет в начале мая. По итогам её разгрома, он и предложил строить дальнейшее сотрудничество.
После визита в Гавану Доббс, Кэннон и Хансен посетили Сантьяго, после чего, вместе с Хемингуэем и его супругой съездили в горы, где постреляли кабанов. Писатель выглядел куда лучше, чем в прошлую встречу, подтянулся, и был оживлен и дружелюбен, однако, было видно, что на душе его отчего-то тягостно. Несколько раз он совершенно выпадал из общения, напряженно всматривался куда-то за горизонт, и замолкал, не объясняя своего поведения. Особенно бросилось это в глаза Доббса, когда на них с Эрнстом вышел крупный кабан, сильный и злобный зверь, и Доббс уже было собрался стрелять, но Хэмингуэй остановил его, и успокаивающим голосом попросил кабана: «Vete, antes de que el desastre haya ocurrido!» (уходи, пока не приключилось беды). Кабан, что характерно, послушался. На вопрос Доббса, в чем тут дело, писатель лишь улыбнулся, пожал плечами, и ответил: «Просто мне нее хотелось его убивать, а то, что я разговаривал с ним на здешнем языке совершенно естественно: это же кубинский кабан!».
Доббс остался в недоумении: поведение было, мягко говоря, не особенно характерно для Хэма, все жилище которого, дом в поместье Finca Vigía в пригороде Гаваны Сан-Франциско-де-Паула, было увешано охотничьими трофеями.
Его супруга, Мэри, вежливо пояснила гостям, что подобное поведение стало характерно для Эрнста с того самого времени, когда он окончательно бросил пить и принимать «лекарства». Он стал бодрее и здоровее, но какая-то неизбывная тоска стала его постоянной спутницей. Мэри надеялась, что со временем это пройдет. Добыча была неплоха: четыре крупных подсвинка и здоровенный секач, весом не менее полутора сотен килограмм, которого Хансен смог добыть из винтовки .30-го калибра с трех сотен ярдов. Хемингуэй очень хвалил этот выстрел, называя его лучшим, из виденных им с 1953-го, когда он был на сафари в Африке. На охотничьем барбекю, устроенном в честь встречи, писатель вел себя совершенно естественно, и гости на время забыли про его странности. После пикника с шашлыками, трофеи оставили в распоряжении егерей, которые должны были прислать лучшие куски мяса в поместье Хэма, а голову секача переслать в холодильнике таксидермисту в Гавану, чтобы Хансен мог забрать её с собой. Хэмингуэй и Мэри Уэлш поехали домой, а Доббс, Кэннон и Хансен — в маленький городок Сан-Блас в провинции Матансас, чтобы вскоре вновь встретиться, и пострелять уток на болотах. Ружья, четыре хороших двустволки .12-го калибра, Эрнест обещал привести с собой. Поскольку охоту на кабанов решено было повторить, у Кэннона, Доббса и Хансена остались винтовки, классические «Винчестеры» 70-й модели, правда, все разного калибра, и по дюжине патронов (больше для этой охоты, в сущности, и не требовалось). Хемингуэй с женой поехал на своей машине, лидеров СРП повез Джек Барнс на новеньком ГАЗ-69. Так они и разъехались, каждый навстречу своей судьбе. Когда трое пожилых американцев ложились спать в Сан-Бласе, в маленьком домике, принадлежащем личному другу Хемингуэя Бенисио, множество раз сопровождавшего писателя на охоту, на дворе уже смеркалось. Заканчивалась пятница, 14 апреля 1961-го года.
