— Хорошо, допустим, вы говорите правду. А как насчет других изменений в СССР? Про ваши реформы многие говорят, как про попытку подстроится под конъюнктуру, что это просто пыль в глаза коммунистам мира, чтобы найти союзников.
— Союзники нам нужны и важны, это правда. Про наш облик в их глазах, мы, конечно, и вправду думаем. А насчет содержания реформ, — что именно вас смущает? Мы просто пытаемся быть последовательными.
— Смущает то, что рассказывают про кооперативное движение. Многие у нас воспринимают его как реставрацию капитализма. То же самое говорят про вашу эту… как её… хозрасчетную систему.
Сергей только развел руками.
— Тед, когда у нас экономика полностью централизована, и все, вплоть до чистильщика обуви, подчиняются плану, — нас обвиняют в том, что мы строим «государственный капитализм», и номенклатура присваивает всю прибавочную стоимость и все блага от созданного трудящимися прибавочного продукта. Когда мы открываем простор для производственной самоорганизации масс трудящихся, — нам вменяют, чуть ли, не новый НЭП, хотя у нынешней политики нет ничего общего с НЭПом. Когда мы торгуем с капиталистическими странами, — нас обвиняют в том, что мы сотрудничаем с буржуями. Если не торгуем, как сейчас, когда они обложили нас торговой блокадой, — обвиняют в том, что мы закрываем от наших людей возможность пользоваться заграничными благами. Поймите уж правильно, — для некоторой прослойки левых антикоммунистов мы всегда будем виноватыми, вне зависимости от того, что мы делаем. И как делаем. Просто потому, что не соответствуем их идеалистическим представлениям о социализме, которые исключительно умозрительны, и существуют только у них в головах.
(Лучше всего на эту тему написал Майкл Паренти: http://left.ru/2002/leto/parenti.html)
— Судя по тому, что вы возродили Коминтерн, вы действительно заинтересованы в экспорте революции, — заметил Тед, — Возможно, со временем это отношение изменится.
— Нет! — твердо ответил Сергей, — Само оно не изменится точно. Более того, кое-кто из западных левых, я уверен, и в Коминтерне увидит инструмент нашего «красного империализма», или как уж они это назовут… Нет, Тед, мы не подстраиваем нашу политику под мнение «розовых» западных интеллектуалов, и никогда не будем к этому стремится. И Коминтерн, как проект, возник не столько по нашему приказу, сколько из-за огромного запроса на перемены у людей планеты. Война только усилила этот запрос, Тед. Нам было достаточно сказать, что мы готовы поддержать этот запрос в меру наших возможностей, — и Коминтерн возродился, причем куда сильнее прежнего. С нашей стороны, кстати, было бы большим преувеличением заявить, что мы контролируем Коминтерн. Чушь! Его никто не в состоянии контролировать по-настоящему, как никто не в состоянии удержать народы мира от желания улучшить свою жизнь. Вопрос стоит по-прежнему жестко, — либо мы додавим мировую капиталистическую систему, либо она додавит нас.
— Я тоже так считаю, — согласился Грант, — Однако, какая наша ценность в этом процессе? Мы, — откровенно слабые союзники. Вы, должно быть, знаете, — у нас даже не всегда есть средства для издания журналов и газет. Да, рабочие нас поддерживают, но они боятся вступать в партии, обычно у нас на собраниях нет и десятой части людей, которые приходят на митинги и пикеты. Поэтому, мало и взносов, и активистов. Я не удивлюсь, если тот же самый Коминтерн имеет в Англии большее число сторонников, чем Революционная Социалистическая Лига.
— Именно поэтому вы и завели речь про … эээ… интризм?
— Энтризм. Да, поэтому. Массовые левые партии не отпугивают рабочих. Лейбористы стоят на профсоюзах, массовые профсоюзы объединяют рабочих, и это куда более реальный источник власти и влияния в Великобритании, нежели любая другая форма левой партийной организации. Получается, что надо принимать волю класса такой, какая она есть, а не сетовать на то, что рабочий несознателен и способен только на экономизм. Классовое сознание не только меняется через забастовки. Если рабочие начинают борьбу на промышленном фронте, они затем выходят на политический фронт… Но делать это они могут только через их традиционные массовые организации, потому что массы не понимают маленьких групп, даже если у них правильные идеи. Параллельно, действуя внутри лейбористской партии, мы можем агитировать свою позицию, иногда исподволь, иногда, — открыто, и вербовать в наши ряды сторонников из числа рабочих. Мне кажется, в нашем случае, — это хороший шанс выйти с уровня секты в несколько десятков человек на уровень массовой партии с представительством в несколько тысяч.
(Энтризм — тактический прием, при котором политическая организация призывает своих членов вступать в другую, обычно большую, организацию с целью распространения своего влияния, идей и программы.)
Сергей покачал головой.
— Я не гадалка, и не вижу будущего. Но, мне кажется, если вы будете так же, как сейчас, заниматься чистой агитацией, то даже эта стратегия, в целом, конечно, рациональная, не принесет тех плодов, которых вы ждете. Дело даже не в вас, не в том, что вы «плохие марксисты», «оппортунисты» или антисоветчики. Проблема в том, никакой иной позиции, кроме «умеренной», вам в публичной политике не занять, а умеренных и так хватает. Вы, в нынешнем виде, в Лейбористкой партии, попросту, «растворитесь». У английской буржуазии имеется большой опыт подкупа рабочего класса, видимо, самый обширный в мире. Имеются у них и средства, благодаря колониям. Империя дышит на ладан, но когда она рухнет, перемен будет не так уж много, даже меньше, чем вы думаете. А вы еще из числа реалистов. Постколониальная рента даст английскому капиталу доходы не намного меньшие, чем сейчас дает колониальная. Они умеют обстраивать такие дела.
— Допустим, — кивнул Грант, — Допустим, что вы правы. Так что же вы, со своей позиции, предлагаете нам делать?
— Мы предлагаем помощь. Наши ресурсы не бесконечны, но и не так малы, как твердят некоторые. Есть несколько основных направлений, в которых мы предлагаем работать. В Италии, Испании, в Греции и Франции наши товарищи проводят курс на создание кооперативов, в первую очередь, производственных. Эта форма низовой рабочей самоорганизации может быть очень эффективна: работа коммунистов дает быстрые и материальные результаты, рабочие видят, что мы умеем не только красиво говорить на митингах, но и способны на реальные улучшения их жизни. Причем, на улучшения такие, каких от капиталистов они точно не увидят. Не мне вам объяснять, насколько это важно.
— Вы помогаете им деньгами? Нелегально?
— Иногда, — помогаем, правда, в большинстве случаев, законы нарушать совершенно не обязательно. Но, вообще, экономика континентальной Европы в руинах, и только недавно пошла на подъем. Там полно работы, немало свободных денег. Поэтому, зачастую, достаточно нашего участия в виде передачи технологий, и помощи с разрешением некоторых … проблем. Чаще всего, это важнее денег.
— Догадываюсь, о чем вы. В Италии, я слышал, сильные преступные синдикаты. Их «аутфит» и до войны сильно влиял на политику, а в нынешние времена разрухи, — и подавно. Историю с Сальваторе Джулиано, хотя бы, вспомнить…
(Сальваторе «Тури» Джулиано (Гильяно) (итал. Salvatore Giuliano; 16 ноября 1922, Сицилия — 5 июля 1950, там же) — народный герой Италии, легендарный сицилийский бандит и сепаратист. Большой удар по репутации Сальваторе Джулиано нанёс расстрел первомайской демонстрации 1947 года в Джинестре. Люди Джулиано должны были захватить лидера коммунистического движения Джироламо Ли Каузи, которым «по каким-то причинам» были недовольны бандиты. Этого им сделать не удалось, началась стрельба, погибли 14 мирных жителей, в том числе женщины и дети).
— Так и есть. Но преступники, даже объединенные в семейные кланы, — люди смертные, и, при желании, их можно заставить задуматься о вечном. В большинстве случаев, итальянские товарищи справляются сами, у них есть большой опыт после войны, мы оказываем лишь поддержку, чтобы они действовали уверенней. Смешно сказать, но иногда власти оказываются на их стороне, — не все чиновники в Италии продажны, не все любят криминалитет. Впрочем, многие. Их тоже приходится слегка, скажем так, увещевать. Испанские фашисты, чиновники франкистов, — люди омерзительные, но к ним это относится так же, к тому же, все они любят деньги. Идейных франкистов еще поискать надо. Должен сказать, что на этой работе я вообще очень полюбил коррупцию. Во всех странах, кроме стран социализма, разумеется. В целом, — эта форма очень эффективна. Насколько я знаю, в Англии она тоже вполне применима. Например, я вижу, как тут обстоит дело с жильем рабочих. Это отвратительно. В СССР жилищная проблема стоит очень остро, но такого, как в ваших рабочих кварталах, я не видал нигде в России. Даже в худших районах самых дальних городов страны.
— Жилищные кооперативы, — задумчиво пробормотал Грант, — Да, это было бы очень востребовано, и на этом можно существенно поднять популярность. У нас множество рабочих ютится в аварийных домах без водоснабжения, газа, и даже иногда без электричества. Но, жилищное строительство, — недешевая вещь. Земля дорога, да и материалы тоже. Еще сложнее получать разрешения в муниципалитетах.
— Эх, что вы, живущие на Гольфстриме, понимаете в «дорогом жилье»… За те средства, за которые вы тут ставите неплохой дом, в СССР даже бытовку для строителей не построить… Деньги, для улучшения стартовых условий, вы получите. Тут можете не волноваться. Также, товарищи помогут вам с чиновниками. К большинству из них имеется подход. Единственное, — все программы должны быть эффективны, средства должны приносить доход. СССР — бедная страна, будучи откровенно. И мы предпочитаем, чтобы товарищи не воспринимали нашу помощь, как подачку богатого родственника. Поэтому все займы будут исключительно возвратными. С другой же стороны, — все, вложенное в наше сотрудничество, тут и останется, мы не ростовщики.
— Как это?
— А очень просто. Вырученная с вашим участием прибыль будет вкладываться в ваши же новые проекты на тех же условиях. С нашей стороны, — лишь согласование и ненавязчивый, назовем это так, контроль расходования средств.
— А, понятно. А то, признаться, вы меня немного шокировали: у меня сложилось впечатление, что вы не только желаете устроить революцию в Англии, но и еще планируете заработать на процессе её подготовки…
— Ну, если вы организуете нечто, что может приносить пользу напрямую, мы и не подумаем отказываться от своей доли, если вы понимаете, о чем я. Есть несколько очень перспективных направлений, которые вы можете взять на себя. Например, мультимодальная система перевозок. Не делайте такие глаза: за этим направлением будущее транспортной логистики. И многое другое. Я, чуть позже, ознакомлю вас, если вы согласитесь. Но, вообще, сами понимаете, — косвенная прибыль от влияния на политику всегда может намного превзойти прямую.
— Да, понимаю, — ухмылка Гранта снова стала кривой, — Вам наверняка потребуется нечто вроде всеобщей забастовки, для поддержки чего-нибудь вроде того, что вы недавно устроили в Египте.
— Забастовки нам, на данном этапе, не помешают, но важнее, чтобы вы, английские коммунисты, крепче вросли в почву английского пролетариата. Стали там своими, людьми, которых знают и слушают. Причем, слушают внимательно. Если английский рабочий класс действительно ощущает солидарность с СССР в каких-то вопросах, — этот запрос должен быть удовлетворен. В форме забастовки, или другой, не менее действенной. Тут у вас не должно быть вопросов, да, я думаю, их и не будет. Но насильно никого на забастовки мы гнать не собираемся.
— То есть, вы планируете схватку на несколько ходов вперед, раз так уверенно говорите о том, что вам может понадобиться, а что не может? В 1917 забастовки в Англии сильно повлияли на свертывание планов интервенции, например. Кто знает наверняка, что понадобиться в этот раз?
— Наверняка, — никто. Но, вообще, с разного рода потенциальными интервентами мы планируем разбираться сами. Наш рабочий класс вооружен и имеет политическую власть, а ваш — нет. Поэтому пока, — только пока! — с него и спроса меньше.
— А что, вы уже разрешили рабочим создавать отряды? — улыбнулся Грант.
— Вообще-то, да. Отряды по борьбе с бандитизмом и хулиганством. Это большая проблема в наших крупных городах.
— Вооруженные?
— Да. С правом ношения оружия на дежурствах. У кого нет своего — выдают в профсоюзной организации. Пистолет или револьвер, в некоторых районах — винтовку или многозарядное ружье. А что вас удивляет?
— Да то, что ваши власти, кажется, перестали бояться своих людей.
— Вы слишком догматично смотрите на обстановку в СССР, причем, глазами врагов нашей страны. Наши власти никогда не боялись своего народа, даже в худшие годы. А запрета ношения оружия рабочие требовали сами, на траурных митингах в 1934-м году, после убийства Кирова. Впрочем, мне кажется, это не так уж и важно, главное то, что происходит в СССР сейчас. Я понимаю, что вам сложно поверить мне на слово. Я и сам, порою, удивляюсь, с того, что там происходит. Однако в одном я уверен, — страна, партия и правительство меняются, и меняются в новую сторону, которая куда ближе к ленинским принципам, чем когда-либо, даже в 20-е годы.
— Хорошо, Сергей. А что насчет других подходов, которые вы рекомендуете, помимо работы в кооперативах? Мы ведь понимаем, что одним экономизмом большого дела не сделать, верно?
— Да, разумеется. У нас просчитали ваши перспективы энтризма. В принципе, эта мысль дельная. Но лучше вам этим заниматься, уже имея базу за плечами. В Лейбористскую партию идет много хороших людей, которых от коммунистов отталкивает только вся эта ерунда, которую городит вражеская пропаганда. Их, конечно, надо кому-то «перехватывать». Собственно говоря, если у вас появится серьезный моральный авторитет в рабочей среде, хотя бы после успеха с кооперативами, лейбористы сами начнут бегать вокруг вас, виляя хвостами. Мне кажется, это будет правильнее всего. Энтрируйтесь так, чтобы всем вокруг, и в первую очередь, рабочим, было видно, что это вы делаете лейбористам одолжение, а не наоборот.
— А как же революционный путь?
— А что толку о нем говорить, если у вас нет влияния в массах? В случае глубокого кризиса власти у вас и выбора не будет, а мы, естественно, вам поможем. Но не сидеть же на месте и не ждать, когда буржуи устроят вам этот кризис и поднесут на блюдечке?
— С этим я тоже согласен. Чёрт, я все время забываю, с кем имею дело, — вы же в принципе не скажите ничего, что мне будет не по нраву!
— Отчего же? Могу сказать, что среди вашей братии полно надутых антисоветчиков, которые ничего иного из себя не представляют, и пыжатся при этом изображать «пламенных революционеров»…
— Это я и без вас отлично знаю, Сергей. Еще вопрос, не мене важный: а почему вы обратились ко мне, а не к другим? Наконец, у нас же есть сталинистская Компартия. Или вы уже решили разорвать с ней сотрудничество, как со сборищем явных бездельников и болтунов? Это было бы весьма разумно.
