Никто из послов уже не заводил разговор о том, что может или не может случиться в следующие восемьдесят пять лет. Большая часть дипломатических усилий была направлена на то, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию на те ближайшие пять-десять лет, которые сидящие здесь ещё застанут в добром здравии.
На ужине, которым руководил сам придворный мажордом, присутствовала и королева МирдемИнггала. Она сидела рядом с королем, а тот ничего не ел и только ерошил шерсть своего фагора. Кроме послов, за столом восседала и верхушка борлиенской скритины.
Трапеза состояла из нескольких перемен блюд — были поданы жареный лебедь, рыба, свинина и журавль. После пиршества слово взял принц Тайнц Индредд. Якобы желая отблагодарить короля-хозяина за чудесную трапезу, панновальский принц приказал своим телохранителям продемонстрировать умение владеть мушкетами. Во внутренний двор на цепях были приведены три могучих бийелка, привязаны и метко пристрелены.
Дым ещё не рассеялся, когда оружие было предложено в дар королю ЯндолАнганолу. Подарок преподнесли Орлу почти с пренебрежением, словно только недавно прозвучавшие предложения Панновала уже были приняты как сами собой разумеющиеся и вопрос этот больше не стоял.
Хитрость принца Тайнца была шита белыми нитками. Под впечатлением от демонстрации панновальской огневой мощи скритина наверняка должна была обратиться к королю с требованием приобрести у Панновала большую партию мушкетов, чтобы при их помощи переломить ход войн на всех фронтах. Король не сомневался, что Панновал непременно уступит просьбе 'младшего брата' — но за соответствующую плату, которая будет заключаться вовсе не в золоте.
Не успели стрельбы подойти к концу, как во дворцовый двор двое незнакомых купцов ввели под уздцы очень старого кайдава. Через его спину был переброшен кожаный мешок, куда было зашито нечто, очертаниями напоминающее человеческое тело. Мешок сгрузили на землю и разрезали ножом. Взорам присутствующих предстало бездыханное тело ЯфералОборала, окровавленное, с огромной зияющей раной в спине. Вид мертвеца преследовал короля ЯндолАнганола до самого вечера, когда он, обессиленный, наконец шатаясь вошел в покои своего главного советника. Баталикс быстро опускался к горизонту, пронизывая закатными лучами гряды облаков, озаренных ещё и меркнущим сиянием Фреира. Зловещий багровый свет, льющийся с запада, высвечивал самые дальние закоулки комнаты.
Поднявшись из-за заваленного бумагами стола, СарториИрвраш торопливо поклонился королю. Он корпел над своей 'Азбукой Истории и Природы'. Повсюду на столе лежали древние книги и заплесневелые манускрипты, по которым он изучал легенды и которые служили источниками в его изысканиях. Глаза короля скользнули по книгам без всякого интереса.
— Принц Тайнц Индредд просит немедленного ответа, — глухо проговорил он. — Что мне сказать ему?
Советник задумчиво пожевал губу. Он с крайним удовольствием избежал бы разговора на эту неприятную тему — но это было уже невозможно.
— Могу я говорить откровенно, ваше величество? — осторожно начал он.
— Говори. Для того я и держу тебя здесь!
Опершись на подлокотники, король сел в кресло и откинулся на спинку. Фагор-рунт остался стоять в тени, чтобы лишний раз не попадаться на глаза советнику.
СарториИрвраш наклонил голову так, чтобы монарху была видна только его лысая макушка.
— Ваше величество, ваша первейшая обязанность — поддержание благосостояния страны. Так гласит старый Закон Королей. План, предложенный нам Панновалом и сводящийся к укреплению наших связей с Олдорандо путем заключения династического брака, вполне может достигнуть своей цели. Укрепив свой трон таким образом, вы сможете бестревожно владычествовать ещё десятки лет. Более того, вы приобретаете этим на будущее новые провинции в лице Олдорандо.
От Панновала же можно ожидать не только военной, но и продовольственной помощи. На умеренном севере Империи, близ Панновальского моря, лежат плодороднейшие нивы. Наш теперешний урожай наверняка окажется весьма скудным, а в будущем, с усилением жары, положение лишь ухудшится. Тем временем наш придворный оружейник сумеет спокойно изучить так кстати подаренные нам панновальские мушкеты и попробует научиться изготавливать их копии.
Вам не стоит сомневаться — вы с Симодой Тал будете отличной парой, несмотря на её малолетство, хорошей парой во всех отношениях, кроме одного. Вы женаты и ваша жена — королева королев, МирдемИнггала. Она образец во всём — и как королева, и как верующая, а кроме того, вы любите её. Если вы принесете в жертву свою любовь, вам не избежать душевных мук.
— Может быть, я смогу полюбить Симоду Тал, — проворчал король, сломленный этими аргументами.
— Всё возможно, ваше величество. Вот только при всей сладости в этой любви навсегда останется горький привкус ненависти. Другой такой женщины, как королева королев, нет на всём свете, сколько ни ищите; а если и есть, то уж наверняка её зовут не Симода Тал.
Повернувшись, СарториИрвраш посмотрел в маленькое окошко своей комнаты на закат двух солнц. Он сам был огорчен тем, что был вынужден сказать.
— Любовь не так важна, — глухо отозвался король ЯндолАнганол, поднимаясь из кресла и принимаясь мерить шагами комнату советника. — Благополучие страны, вопрос, уцелеет ли она, как суверенное государство, — вот что имеет значение. Так говорил мне мой отец. Может быть, он неправ — не знаю. А ты, что посоветуешь ты? Каков твой окончательный ответ — 'да' или 'нет'?
Советник досадливо дернул себя за усы. Король поставил его в крайне затруднительное положение. Вернее, он сам себя в него поставил, совсем не к месту упомянув прекрасную МирдемИнггалу.
— Положение фагоров в Борлиене, вот что ещё меня беспокоит, — попробовал увернуться он. — Говорил ли об этом сегодня утром принц?
Король покачал головой.
— О фагорах я от него ничего не слышал.
— Ничего, он ещё обязательно скажет об этом. Или за него скажут люди, чьи слова он повторяет. Как только вы заключите сделку, вам об этом обязательно напомнят, уж будьте уверены!
— Так что же ты мне посоветуешь, советник? — раздраженно уже потребовал король. — Что мне ответить Панновалу: 'да' или 'нет'?
Остановив взгляд на грудах бумаг, разбросанных по столу, СарториИрвраш медленно откинулся на стул. Его пальцы машинально подхватили листок шуршащего как старый древесный лист пергамента и принялись его теребить. Он почуял, что загнан в ловушку — причем загнан своим же собственными словами. Как лицо, обязанное заботиться о благе государства, он был обязан поддержать решение короля, что и сделал. Но король явно собирался свалить на него всю ответственность за это решение — а это обещало СарториИрврашу очень большие неприятности в будущем.
— Вы решили подвергнуть меня испытанию в самой тяжкой области — там, где веление сердца входит в противоречие с велениями жизни, — наконец неохотно признал он. — Не в моих правилах давать ответ, состоящий только из 'да' или 'нет', вы сами это знаете, государь. Полагаю, здесь лучший совет даст вам ваша вера. Вам следовало бы обратиться к своему викарию, достопочтенному АбстронгАзенату.
ЯндолАнганол гневно ударил кулаком по столу.
— Никакой вопрос нельзя решать без веры, однако сейчас я хочу знать твоё мнение, ты же мой главный советник! Твоё понимание мотивов моего решения внушает мне уважение к тебе, Рашвен. Но тем не менее, я продолжаю испытывать ужасные сомнения, и требую от тебя, отринув все чувства ко мне, дать однозначный и ясный ответ. Должен ли я отвергнуть МирдемИнггалу и согласиться на династический брак ради благополучия и безопасности страны? Или нет? Отвечай же!
СарториИрвраш уже не сомневался, что каким бы ни был теперь его ответ, он понесет всю ответственность за окончательное решение короля. Он не хотел становиться козлом отпущения на все последующие времена; хорошо знакомый с мстительным характером короля, он страшился его ярости. В династическом союзе Олдорандо и Борлиена он и в самом деле видел только плюсы: такой союз между двумя традиционно недружелюбными соседями нес с собой множество преимуществ. Олдорандо — если его верно направить и правильно им распорядиться — можно было превратить в щит не только против диких кейце и дриатов, но и против коварных амбиций самого Панновала.
С другой стороны, к королеве он испытывал куда большую привязанность, чем к королю, да и предан ей был больше. Эгоцентрик, он любил МирдемИнггалу как дочь, в особенности с тех пор, как при страшных обстоятельствах погибла его жена. Прекрасный образ королевы согревал холодное сердце старого ученого. Он прекрасно понимал, что уже сказанное им было самым гнусным предательством, к тому же, грозящим разрушить мирное течение его жизни — чего он, конечно, менее всего хотел. Он с чистой совестью мог бы воздеть перст и сурово проговорить: 'Вы должны оставаться верным той женщине, которую любите, ваше величество, ибо лучшего союзника и друга вам не найти за целую жизнь...' — но, в основном потому, что маячишее перед ним в сумерках лицо короля было искажено гневом, сказать это у него просто не хватило духу, так как он не знал, каково на самом деле желание монарха. С ним же было его детище, труд всей его жизни, его книга, за которую нужно было бороться и чью судьбу необходимо было отстаивать, даже ценой изгнания королевы королев. Кроме того, заданный вопрос по большому счету был неразрешим для любого, кроме самого короля.
— Ваше величество, я боюсь, что у вас снова пойдет носом кровь, так сильно вы переволновались, — наконец пробормотал он. — Вам бы лучше выпить охлажденного вина. Прошу, вот бокал...
Король тут же вспылил:
— Всемогущего ради, ты всегда был для меня образцом рассудительности и надеждой на мудрый совет — почему же теперь ты уходишь от ответа? Мне как никогда нужна твоя помощь! А ты бросаешь меня в самую трудную минуту!
Сутулые плечи советника ещё больше сгорбились под потрепанным кидрантом. Он уже понимал, что избежать рокового ответа не удастся.
— Ввиду невероятной сложности проблемы моя первая обязанность как вашего главного советника сформулировать эту проблему для вас со всей возможной ясностью, — наконец нашелся он. — Вы, и никто другой, должны затем решать, что делать, потому что, во-первых, вы законный король и суверен Борлиена, а во-вторых потому, что вам придется потом жить с этим решением. Скажу только вот что: на стоящую перед вами дилемму можно смотреть двояко...
ЯндолАнганол горько взглянул на внезапно замолчавшего СарториИрвраша.
— Почему я всегда должен так страдать, старик? Почему королевский удел всегда хуже удела простых людей? Если на мою долю выпадает принимать такие решения и платить за них счастьем всей моей жизни, тогда почему я не фагор или Вутра?
— Никому не дано знать этого, только вам, государь, — опустив глаза, пробормотал советник.
Эта обтекаемая фраза привела короля в бешенство.
— Ты, старая ученая крыса! — проревел он, гневно тыча пальцем в побелевшего от страха советника. — Тебе на всё наплевать, я знаю, — на всё, включая меня и королевство, ты любишь только одно — свою крысиную возню со своими проклятыми старыми бумагами!
Советник зажал дрожащие руки между колен. Он понял, что его личная судьба и судьба его бесценной книги висят на тонком волоске.
— Может быть, моя возня крысиная, ваше величество, но что я могу поделать? — растерянно пробормотал он. — Я всегда говорил вам и повторяю сейчас, что все трудности, с которыми вам приходится сталкиваться, в основе своей происходят от повсеместного ухудшения климата. Как только это стало мне ясно, я принялся за изучение манускриптов и наткнулся на летописные жития древнего короля по имени АозроОнден. Четыре столетия назад он правил Олдорандо, подняв его из праха, в который тот был повергнут ордами фагоров. Как утверждают летописи, король АозроОнден взошел на трон, злодейски умертвив святого ЛэйнталЭйна, с которым до некоторых пор делил правление.
Король был озадачен.
— Я знаю эту легенду, и что с того? Я ведь не собираюсь никого убивать!
СарториИрвраш приободрился.
— Эта легенда, на мой взгляд написанная весьма мило, отличный образчик мышления в те древние, примитивные времена. Конечно, вовсе не следует воспринимать эту зловещую историю буквально. Взглянув на неё, как на аллегорию, можно увидеть груз ответственности за убийство святых или тяготы смены времен Года, будь то ледяная жестокая Зима, изгоняющая Лето, или удушливая жара, сменяющая холода, — и тут и там в итоге страдаем мы, люди. Нам на роду написано страдать за грехи предков. Безнаказанно нельзя сделать ни шагу; боль будет всегда. Вот таков мой ответ.
Король застонал от безнадежности.
— Ты, жалкий книжный червь, не от вины я страдаю, а от любви!
Выскочив из комнаты, король с силой хлопнул дверью. Он не посмел раскрыть перед советником душу — но он, Орел, на самом деле сходил с ума от саднящего чувства вины. Он действительно любил королеву; но вместе с тем сидящий в самой глубине его существа червячок соблазна заставлял его стремиться к юной Симоде Тал — и понимая это он испытывал муку.
Она была постине королевой королев. Весь Борлиен был влюблен в неё. Ещё один невыносимый поворот пронзающего душу винта — он знал, что его жена заслуживает этой всенародной любви. А он — нет.
Он знал, что королева никогда не изменяла ему. Возможно, она была слишком уверена в нем, никогда не допускала и мысли о том, что он может разлюбить...
И возможно, она получила слишком большую власть над ним.
И эта крепость — её тело, спелое, как налитая пшеница, мягкие моря её волос, сладостная влага чресел, туманная головокружительность взгляда, такая спокойная уверенность улыбки... Но каково это — вонзиться по рукоять в только начинающую поспевать плоть этой претенциозной задаваки, принцессы-полумадис? Конечно же, это будет нечто совершенно иное, неизведанное...
Его мысли мучительно шарахались из стороны в сторону, корчились, метались вместе с ним по опустевшим залам и запутанным переходам дворца. Дворцовая обстановка подбиралась случайно, наудачу. Чертоги короля соорудили на месте рухнувших крепостных башен, флигеля прислуги сымпровизировали из руин. Великое и роскошное, вызывающее жалость и полунищее стояли здесь бок о бок. Те сильные мира сего, что жили здесь, высоко над городом, изнывали от тех же неудобств, что и ничтожнейшие из горожан.
Наградой за эти неудобства служила замысловато преломленная городскими крышами линия горизонта, сейчас четко выделявшаяся на фоне темных облаков над головой. Теплая мгла равнинного воздуха клубилась над городом — так змея сворачивается клубком над убитой мышью. Обвисшие паруса кораблей, деревянные флюгеры астрологов и маленькие ветряки кузниц торчали над крышами домов словно символы бесполезных попыток природы принести хоть немного свежести и прохлады страдальцам в душных комнатах. Шагая по лабиринту своей обители, король прислушивался к ритмическим скрипам деревянных флажков словно умоляющего об отдыхе семафора, даже в сумерках шлющего сигналы своим далеким товарищам. Только раз ЯндолАнганол поднял голову, будто привлеченный заунывным пением неуклонно приближавшегося рока.
