— Этому точно есть что сказать, — пробормотала королева, удобнее устраиваясь в своём тайном наблюдательном пункте.
Король ЯндолАнганол начал приветственное слово, взяв скромный и почтительный к рангу собравшихся тон, хотя он говорил, не поднимаясь с места, как полагалось по обычаю. Речь его лилась легко и быстро, столь же быстрым был и его пронзительный взгляд. От кратких приветствий король перешел к изложению текущего состояния дел Борлиена.
— Сегодня можно с уверенностью сказать, что в границах моего несчастного государства наконец-то установился мир. Разрозненные шайки разбойников и бродяг всё ещё изредка донимают моих земледельцев, но они уже не опасны. Однако и доныне армии Борлиена ещё прикованы к фронтам Западной войны. Честно признаюсь, войны, обескровившей мою отчизну. На восточных окраинах Борлиена тоже не всё пока спокойно — коварный Дарвлиш Череп и безжалостный Ундрейд Молот всё ещё тщатся досадить нам.
Король с вызовом оглядел своих гостей. Он стыдился того, что свою недавнюю рану получил от такого ничтожества, как Дарвлиш, поняла МирдемИнггала.
— Но Фреир неудержимо подбирается всё ближе, и наши поля губит засуха. Борлиен уже не в состоянии сражаться на всех фронтах сразу, по крайней мере мне не хотелось бы, чтобы от нас этого ждали. Наша страна, богатая землями, не слишком богата припасами.
— Ну что ты, кузен, полно скромничать, — развязно подал голос Тайнц Индредд. — Ни для кого не секрет, что равнины, простершиеся на юге Борлиена — богатейшая житница на континенте, да что там — на всей Геликонии!
— Сама по себе плодородная почва не означает богатый урожай, который с неё ещё нужно собрать, — отрезал ЯндолАнганол. — На наших границах постоянно неспокойно и крестьяне, вместо того, чтобы сеять и жать хлеб на полях, сражаются и гибнут — на земле давно уже работают только женщины и дети!
— Тогда тебе и в самом деле нужна помощь, кузен, — весело заметил принц, явно в расчете на аплодисменты.
— Если у крестьянина хромая лошадь, станет ли дикий кайдав помогать ему? — вдруг подал голос Ио Пашаратид.
На эти слова никто подчеркнуто не обратил внимания. Многие из дигнитариев возражали против того, чтобы на совете присутствовал богопротивный сиборналец, но король проигнорировал их. Вероятно потому, что язвительные реплики Пашаратида его забавляли.
Очевидно решив расставить все точки над "i", Тайнц Индредд вновь заговорил:
— Кузен, ты по обыкновению вспоминаешь о нас только в ту пору, когда твой народ попадает в беду. Времена покоя и изобилия, которыми наслаждались наши деды, прошли, — у всех горят поля, у всех урожаи фруктов сохнут на корню. Я позволю себе говорить прямо и сразу сообщу, что намерен раз и навсегда покончить с недоговоренностями и обидами, стоящими между нами. Но если ты не прислушаешься сейчас к моим словам, то каким бы огромным ни было твоё желание уладить всё по-хорошему, то грош ему цена!
В Зале Совета наступила мертвая тишина. Но, заметив, как исказилось лицо короля, Тайнц Индредд остерегся продолжать свои угрозы.
Вскочив в гневе на ноги, король ЯндолАнганол впился глазами в заплывшее жиром бледное лицо панновальского принца. Сорвавшись с места следом за хозяином, малыш-рунт приготовился исполнять его приказания.
— Мой визит к королю Сайрену Станду в Олдорандо был продиктован необходимостью искать с ним союза против врагов нашей святой веры, — наконец процедил он. — В то время как вы слетелись ко мне, словно стервятники, учуявшие легкую добычу! Вы посмели указывать мне в моём собственном дворце! Что же происходит — вы напрашиваетесь на ссору? Объяснитесь, я требую ответа!
Тайнц Индредд и главный советник, Гуаддл Улбобег, ответили не сразу, а сначала посовещались. После кратких переговоров слово взял давнишний добрый друг короля Орла, архиепископ Улбобег. Поднявшись с места, седовласый старик поклонился и указал на рунта.
— Всё сказанное принцем Тайнцем идет от чистого сердца, ваше величество, — в наших словах нет лукавства. У нас есть веские основания для беспокойства, прежде всего связанные с этим богохульным существом, которое по вашей воле находится сейчас среди нас, отцов Святой Церкви. Вражда между людьми и фагорами уходит корнями в стародавние времена и примирение меж столь различными расами невозможно. Священная Панновальская Империя не раз и не два объявляла богоугодные святые походы против нечестивого племени двурогих, дабы полностью стереть его с лица земли. В то время как вы, ваше величество, продолжаете предоставлять фагорам убежище в пределах вашего королевства!
В словах Гуаддла Улбобега не было вызова или обвинения, он говорил почти виновато, уставив глаза в пол, словно хотел лишить свои слова силы. Принц посчитал необходимым подкрепить речь советника криком:
— Как ты смеешь, кузен, просить нас о помощи, когда привечаешь на своей земле полчища двурогой нечисти? Фагоры уже владели всем Кампаннлатом и захватят власть на нем снова, когда придет Зима, — неужели ты хочешь стать им в том пособником?
Уперев руки в бока, король Орел остановился прямо против своих панновальских гостей.
— Я не позволю никому из чужеземцев вмешиваться во внутренние дела моей страны! Я спросил совета в данном вопросе у скритины — и скритина поддержала меня. Да, я даю анципиталам прибежище в Борлиене. И твердо заявляю, что с ними можно ладить. Двурогие возделывают неплодородные земли, на которые мои крестьяне не желают даже смотреть. Они не отказываются от работы, которой гнушаются даже рабы! Они сражаются — и не требуют за это мзды. Моя казна пуста — вам, панновальским скрягам, этого не понять, но я, король изобильного Борлиена, сейчас могу позволить себе армию, состоящую только из фагоров! В награду за свою службу они просят лишь пустоши на задворках моей страны. Более того, они бесстрашны и никогда не бегут перед лицом опасности! Вы скажете, что для этого им не хватает ума. На что я отвечу: пусть так — в таком случае перетрусившим солдатам я предпочитаю фагоров. Пока я зовусь королем Борлиена, фагоры останутся под моей защитой!
— Не хотите ли вы сказать, ваше величество, что фагоры останутся под вашей защитой, пока королева МирдемИнггала будет оставаться королевой Борлиена?
Вопрос задал один из викариев Тайнца Индредда, худой мужчина без возраста, чьи кости выпирали под черным шерстяным чарфрулом. И снова в зале наступило молчаливое замешательство. Почувствовав, что его слова возымели действие, викарий неторопливо продолжил:
— Не правда ли, что именно отец королевы, вашей супруги, широко известной своим чутким отношением ко всякому живому существу, прославленный воин РантанОборал — кстати, лет двадцать назад владевший замком, в котором мы сейчас имеем счастье заседать, и разбитый в свое время наголову вашим царственным отцом, — положил начало нечестивым сношениям с двурогими, которые вы теперь так целеустремленно укрепляете и развиваете?
Поднявшись с места, Гуаддл Улбобег поклонился Тайнцу Индредду:
— Сударь, я категорически возражаю против той речи, которую позволил себе ваш викарий. Мы собрались здесь не для того, чтобы поносить королеву МирдемИнггалу, а для того, чтобы предложить помощь её мужу, благородному королю Борлиена!
Король Орел опустился на трон, внезапно почувствовав слабость в ногах. Викарий умело высмотрел его уязвимое место и одной фразой мастерски нанес тройной удар, упомянув и о том, что восшествие на престол отца Орла — событие весьма сомнительного свойства, и о том, что в жены ему пришлось взять дочь свергнутого короля, чтобы укрепить свою власть. Не говоря уж о том, что именно РантанОборал первым предложил фагорам военную службу, а его отец и он сам лишь укрепили и развили этот обычай.
С сочувствием взглянув на своего монарха, СарториИрвраш решил, что пора взять дело в свои руки и скрестить словесные мечи с панновальскими наглецами.
— Как королевский советник, хочу отметить, что удивлен, — хотя способность удивляться во мне притупилась от многолетних столкновений с вещами разнообразными и поразительными, — удивлен тем, что стал свидетелем такого, мягко говоря, предубежденного отношения к моему государю. Скажу более — враждебности, да простят мне мою прямоту присутствующие здесь посланцы Священной Панновальской Империи! Сам я, прошу простить за бранное слово, атеист, и посему могу взирать на специфику закостенелых церковных представлений с позиции совершенно беспристрастной отстраненности. Где, спрошу я вас, то благочестие, которое вы, панновальцы, так усердно проповедуете? Неужели вы считаете, что помогаете его величеству, пороча честное имя его королевы? Может быть, я несколько резок и мой взгляд на жизнь отличается возникающей с годами непримиримостью, — но заявляю вам с полной ответственностью, глубокоуважаемый принц Тайнц, что ненавижу фагоров никак не меньше вашего. Однако они присутствуют в нашей жизни и с ними приходится считаться как с нежеланной и болезненной, но неизбежной её частью, весьма напоминающей ваши недружественные отношения с безбожным Сиборналом. Смогли бы вы в одночасье устранить всех сиборнальцев, как советуете нам вычеркнуть из бытия фагоров? Неужели только в убийстве заключена дорога к святости? Неужели именно это проповедует вам Акханаба?
Ответом ему было угрюмое молчание. Вздохнув, советник продолжил свою речь:
— Раз уж зашел такой откровенный разговор, позвольте довести до вашего сведения следующее: среди борлиенцев бытует мнение, что если бы Панновал не донимали с севера сиборнальские колонисты и его силы были бы свободны, то он не преминул бы ударить в южном направлении, иными словами, отправился бы завоевывать нас, борлиенцев, к чему, собственно, вы и пытаетесь сейчас приступить, пуская в ход коварные нападки и выступая с позиции имеющего право повелевать. В таком случае нам остается только слать ноты благодарности Сиборналу!
Советник умолк, чтобы перевести дух и обдумать ответ на возможные возражения. Воспользовавшись этим, посол Сиборнала поднялся и заговорил в своей обычной язвительной манере:
— Поскольку мой мудрый и трудолюбивый народ весьма редко слышит в свой адрес что-либо, кроме злобных нападок, я с удовольствием занесу эти слова советника СарториИрвраша в протокол и отмечу их в следующем послании на родину. Выражаю свою благодарность господину королевскому советнику!
Тщательно проигнорировав это едкое замечание, принц Тайнц Индредд произнес, повернувшись в сторону СарториИрвраша:
— Вы безбожный атеист и богохульник, и не вам поучать нас относительно догматов нашей святой веры! Не вам обвинять нас в злодейских намерениях! Панновал — нерушимый бастион между вашей жалкой страной и деспотичным Сиборналом, одержимым кощунственной верой в богомерзкого демона Азоиаксика. Как знаток истории, кем вы не устаете представляться, вы должны знать, что вот уже много веков Сиборнал, которому конечно же ненавистна наша святая вера, пытается захватить благодатные земли нашего материка и установить тут своё богохульное владычество!
Неохотно признав, что последние заявления принца вполне соответствовали истине, королева королев подумала, что панновальцы не менее, чем присутствием среди них в Зале Совета фагора, были оскорблены видом сиборнальского посла. Но даже для циника Тайнца Индредда не было секретом, что подлинный бастион между Панновалом и Борлиеном — скорее географический, чем государственно-союзнический: на пути любого нашествия на юг непреодолимой преградой вставал горный хребет Кузинт и адово пекло — полоса выжженной солнцами земли, пустыня Мадура.
Король ЯндолАнганол хранил угрюмое молчание. Советник заговорил снова, ничуть не смущенный злобной речью принца.
— Наши достопочтенные гости соизволили поднять вопрос о том беспокойстве, которое им причиняет воинственный Сиборнал. Прежде чем мы продолжим пререкания и взаимные оскорбления, я хочу, чтобы мы наконец разобрались в сути вопроса. Совсем недавно мой король, ЯндолАнганол, был тяжело ранен, отстаивая неприкосновенность своей святой отчизны, причем опасности подверглась даже его жизнь. В то время как он, оправляясь от ранения, возносил Акханабе благодарности за своё чудесное спасение, я щедро вознаградил тех травников и хирургов, которые занимались его раной. Я говорю здесь об этом, чтобы подвести речь к тому, чем нанесли королю его рану.
Советник сделал знак королевскому оружейнику, низкорослому крепышу с буйной бородой, с ног до головы затянутому в кожу, несмотря на адскую жару. Тот немедленно вразвалочку вышел в центр зала и продемонстрировал всем некий предмет, зажатый между указательным и большим пальцами его затянутой в перчатку руки. Это был железный шарик диаметром в три четверти дюйма. Официальным тоном оружейник доложил:
— Сей зловещий снаряд извлечен из бедра его величества щипцами хирурга. Рана, причиненная этим маленьким шариком, была весьма глубокой и причиняла королю страшную боль, даже несмотря на то, что отменный доспех его величества принял на себя большую часть силы удара. Сей снаряд был выпущен из ручного огнестрельного оружия, кратко именуемого "ружьё".
— Благодарю вас, — проговорил СарториИрвраш, жестом приказав оружейнику вернуться на место. — Сиборнал не устает изощряться в коварных приемах, вот как мы это поняли. Оружие, способное убивать на большом расстоянии и с большой точностью, ясное тому подтверждение. Эти так называемые "ружья", как нам уже известно, производятся Сиборналом массовым порядком, в больших количествах, хотя производство это начато всего несколько лет назад, что нам тоже известно. Более того, нам стало известно об изобретении оружия гораздо большего удобства в обращении под названием "ружьё с кремневым замком". Перед лицом такого опаснейшего нововведения я посоветовал бы всем членам Империи проявить единодушие, сплоченность и солидарность. Хочу авторитетно заявить, что подобные адские устройства представляются мне гораздо большей угрозой для цивилизации, чем все фагоры вместе взятые. Но ружья в руки Дарвлиша попали не из северных сиборнальских поселений, а от некого коварного посредника. Наиболее же удивительно то, что по сведениям наших агентов этот посредник находится прямо здесь, в Матрассиле!
Тут головы всех присутствующих разом повернулись к послу Сиборнала. В этот самый миг Ио Пашаратид решил промочить горло и отпивал из кубка вино, охлажденное кусочками льда. Отняв бокал от губ, он опустил его, но на поднос перед собой так и не поставил, замерев с выражением чрезвычайной тревоги на лице.
Жена сиборнальского посла, Денью Мегам Пашаратид, восседала рядом с ним на шелковых подушках. После слов советника она встала — высокая и худощавая, с кожей бледноватого, даже сероватого оттенка, с суровым и непреклонным лицом.
— Вероятно, до присутствующих здесь доходили слухи, что на моей родине ваш материк называют страной дикарей. Только что услышанная мною, эта ужасная, ни с чем не сообразная ложь, — наглядное тому подтверждение. Кто позволил советнику Ирврашу чернить достоинство моего мужа подобными намеками? Чем объяснить то, что моему мужу, честному и принципиальному человеку, никогда не доверяют и его слово всегда ставится под сомнение?
