Полежав ещё немного, он наконец с трудом поднялся и беспомощно огляделся по сторонам. Скамья у стены служила одновременно и нарами. Из маленького окна высоко под потолком сочился свет. В углу стояла кадка, в которую, очевидно, можно было справлять нужду. Опустившись на скамью, он задумался, вспомнив о том, как много лет подряд держал в заточении своего отца. Довольно скоро он пал духом ещё сильнеё и принялся думать о Милуе Тал.
— Сайрен Станд, если с её головы упадет хотя бы волос, ты заплатишь мне, слизняк...
Сказав это, король резко выпрямился и сел ровнеё. Заставив себя успокоиться, он прислонился к стене камеры, влажной от стекающих по ней испарений. Но, не выдержав и минуты, с рычанием вскочил на ноги и принялся мерить свою темницу шагами, вперёд и назад, вправо и влево, от двери к стене и обратно. Остановился он только когда услышал, как под чьими-то ногами скрипят камешки на древней обветшавшей лестнице, ведущей в подземелье. В скважине заскрежетал ключ и в темницу вошли двое облаченных в черное священников в сопровождении нескольких вооруженных стражников. Когда один из священников отбросил капюшон, король Орел узнал в нем рыболикого советника короля Сайрена, Криспана Морну, облачённого в густо-черный чарфрул.
— По какому праву я, король дружественной страны, гость в этом дворце, заключен в темницу? — рявкнул Яндол Анганол.
— Я пришел к вам сообщить, сударь, что вы обвиняетесь в убийстве, и завтра же на восходе Баталикса будете по этому обвинению подвергнуты суду перед церковным советом королевского двора.
Загробный глас черного священника стих. Потом он тихо добавил:
— Приготовьтесь. Вас приговорят к смерти.
Король ЯндолАнганол взорвался от ярости.
— В убийстве? В убийстве? И это вы собираетесь обвинить меня в убийстве — вы, кучка презренных изменников? Что за новая подлость? И кого я убил на этот раз? Вашего короля? Или самого Акханабу?!
В гневе он шагнул вперед — но острия мечей уперлись ему в грудь.
— Вы обвиняетесь в убийстве принцессы Симоды Тал, старшей дочери и наследницы короля Олдорандо Сайрена Станда. За это вас повесят, как последнего вора.
Злобно улыбнувшись королю, священник удалился.
Словно громом пораженный, ЯндолАнганол замер, молча уставившись на закрытую дверь. Его орлиный взор не мигая буравил широкие доски двери, словно обладатель этого взора присягнул, что ни разу не моргнет, и твердо вознамерился держать слово до тех пор, пока не окажется на свободе.
* * *
Всю ночь король пролежал на кровати без сна почти в полной неподвижности. Гнев бушевали внутри него, скрытый от внешнего мира, сворачиваясь и свиваясь как пружина. Его глаза отлично приспособились к темноте и он готов был броситься на любого, кто посмеет войти к нему в камеру.
Но никто не пришёл. Никто не принес ни пищи, ни воды. В середине ночи земля слабо дрогнула — так слабо, что причиной тому могло быть и землетрясение, и отдаленный взрыв или залп пушек; от сотрясения из щелей меж камнями посыпался какой-то прах и известковая пыль. Больше ничего примечательного за всю ночь не случилось. Никто не пришел навестить короля ЯндолАнганола, даже ни одна крыса носа не высунула.
Когда наконец сквозь окошко наверху в его темницу проник первый бледный утренний свет, он поднялся и прогулялся к отхожему месту, присев на бадье на корточки. Облегчившись, он встал на кровать и какое-то время смотрел вверх, на свет, подставляя лицо веющему снаружи свежему ветерку. Затем, подпрыгнув и ухватившись пальцами за выщербину между двумя камнями, пробитую узниками, томившимися тут до него, он с тоской посмотрел на занимавшийся в окошке рассвет.
Темница, куда его бросили, располагалась перед собором, в угловом крыле королевского дворца. Подтянувшись до предела, он увидел угол дворцовой площади. Подняться выше он уже не мог, мешал свод окна, и потому его взгляду открывались лишь верхушки деревьев в парке Свистуна и крыши окружающих площадь башен.
С площади не доносилось ни звука — горожанам было ещё слишком рано выходить из дома. Если ему очень повезёт, он может быть услышит голос Милуи Тал и крикнет ей что-нибудь — если, конечно, король Станд не бросил за решетку и её...
Чуть повернувшись, он обратил взгляд на запад. Небольшой клочок неба, видный ему, был безоблачен и чист. Баталикс уже взошёл — деревья начинали отбрасывать тени. Постепенно тени побледнели, а после раздвоились — над горизонтом появился Фреир. Небо мало-помалу затянула дымка и тени снова поблекли. Начало припекать.
На площади появилось несколько молчаливых мастеровых. С собой они принесли деревянные щиты и несколько брусьев. Поведение мастеровых было типичным для рабочих всего мира: работу они выполняли, но не спеша. Мало-помалу посреди площади был воздвигнут эшафот с виселицей. Король возвратился к кровати и сел на неё, стиснув виски. Он не мог поверить, что его жизнь, жизнь законного короля и суверена Борлиена, завершится подобным позором.
Дверь камеры стукнула и в темнице появились могучие стражники. Он начал сопротивляться и тогда его заковали в кандалы. Он осыпал солдат страшными ругательствами, рычал как дикий зверь. Но его толкнули вперёд и повели по каменным ступеням наверх.
* * *
Всё сложилось наилучшим образом. Умело направив непрерывный поток печальных событий в русло своей выгоды, Сайрен Станд ловко сумел одержать победу над человеком, который раньше, казалось, торжествовал победу над ним самим. Ликующе прохаживаясь по залу, он то и дело с улыбкой обнимал жену, Бакхаарнет-она, и время от времени бросал исполненные злорадства взгляды на свою непокорную дочь.
— Видишь, дочь моя, как всё обернулось — злодей, которому ты столь опрометчиво бросилась в объятия, теперь известен всем и каждому как жестокий убийца твоей собственной сестры!
Повернувшись к дочери, он злобно улыбнулся.
— Скоро он будет в полном твоем распоряжении — правда в виде трупа, с которым ты сможешь обниматься дни напролет. Ещё час — и твоя девственность навсегда будет избавлена от посягательств короля ЯндолАнганола!
— Почему бы тебе не повесить и меня заодно, чтобы разом избавить себя от всех неприятностей, связанных с дочерями? — выкрикнула несчастная принцесса — и король в гневе прогнал её вон.
* * *
Для заседания суда был приготовлен тронный зал дворца. Монахи освятили это место, дабы оно служило только интересам веры. На стенах развесили пучки вероника, скантиома и пелламонтейна — трав, известных своими успокоительными и охлаждающими свойствами, чтобы сделать жару хоть сколько-нибудь терпимой и умастить ноздри присутствующих особ королевской крови и судей приятными запахами. В члены суда были включены самые видные церковники и толкователи законов города Олдорандо, выбранные самим Сайреном Стандом с таким расчётом, чтобы течение их мыслей и поведение полностью соответствовали тому ходу событий, который он уготовил своему узнику.
Но главные роли в близящейся драме предстояло сыграть самому королю Олдорандо, его мрачному и невозмутимому советнику Криспану Морну и верховному судье по имени Кимон Эурас, главнейшему служителю церкви и секретарю Министерского Совета.
Кимон Эурас был тощ и ходил ссутулившись — натянутая старыми ожогами кожа искривила его позвоночник. Кроме того, он был совершенно лыс, а точнее сказать, вообще без каких-либо заметных внешних признаков волосяного покрова. Его желтоватая кожа оттенком напоминала пергамент, с которым по долгу службы ему приходилось иметь дело очень часто и который он исписывал чрезвычайно экономным почерком. Мрачный вид, с каким он усаживался в судейское кресло, черная мантия и костлявые ноги в сандалиях — всё говорило о том, что, верша правосудие, он будет отпускать милосердие с тем же скупым расчетом и экономией, что и при заполнении письменами бумаги.
Едва все судьи и дворцовые сановники заняли места, прозвучал гонг, и два стражника, выбранных для этой цели за свою исполинскую силу, ввели, а точнее втащили в зал суда короля ЯндолАнганола. Его поставили прямо посередине, на виду у всех присутствующих.
Дистанция между свободными людьми и заключенными при любом дворе была очень велика. При дворе Олдорандо это расстояние было особенно ощутимым. Краткого пребывания в темнице оказалось достаточно для того, чтобы одежда, лицо и руки короля Анганола стали грязными. Но осанка его по-прежнему была горделивой, взгляд — орлиным, и своим видом он пуще прежнего напоминал скорее хищную птицу, высматривающую добычу, чем человека, намеренного взывать к милосердию. Его движения отличались обычной точностью и целесообразной экономностью, выражение лица было спокойным и осмысленным.
Кимон Эурас начал зачитывать обвинение скрипучим сухим голосом. Пыль древних манускриптов, беспрерывно просматриваемых им в поисках точных формулировок старинных законов, испортила и иссушила его горло. Добравшись до слов: "...в жестоком убийстве возлюбленной принцессы Симоды Тал в этом самом дворце путем пронзания её невинного тела рогом нечестивого анципитала. Вы, король ЯндолАнганол, обвиняетесь как организатор и вдохновитель преступления..." — Эурас особо повысил голос.
Король ЯндолАнганол не преминул выкрикнуть несколько слов в свою защиту и шагнуть по направлению к судьям. Его немедленно схватили за руки и осадили жестоким ударом в живот. Кимон Эурас одарил его холодным замечанием:
— Преступникам на суде короля не полагается говорить. Больше с вашей стороны не должно раздаться ни звука, иначе вам заткнут рот кляпом.
По случаю такого знаменательного события Криспан Морну облачился в мантию цвета густой черноты. Тьма капюшона ложилась на его щеки, на скулы, на глаза, а когда он начинал говорить, то и на рот и горло.
— В наши намерения входит доказать несомненность вины короля ЯндолАнганола, явившегося теперь во дворец с очередным злодейским намерением умертвить вторую дочь короля Сайрена Станда, принцессу Милую Тал, и тем самым положить конец существованию дома Стандов. Сейчас присутствующим будет предъявлено орудие, при помощи которого было совершено это жестокое деяние. Кроме того, сразу же после этого будет представлен истинный исполнитель убийства. Мы намерены доказать, что все улики однозначно указывают на подсудимого как на непосредственного автора ужасного плана. Принесите кинжал!
Деловитый раб с важным видом заторопился к судейскому столу, где представил всем требуемый предмет.
Не в силах и далее держаться в стороне от происходящего, король Сайрен Станд бросился вперед и схватил кинжал раньше, чем это успел сделать Криспан Морну.
— Всем видно, что это рог богопротивного анципитала. Рог обоюдоострый, то есть имеет две острые кромки, и потому его невозможно спутать с рогом никакого другого животного. Мой придворный анатом установил, что форма рога в точности соответствует ране в груди покойной принцессы. Моей несчастной дочери, бедной девочки...
— Мы намерены сейчас доказать, что именно этим оружием было совершено убийство, — добавил Криспан Морну. — Этот роковой кинжал, к несчастью, оборвал не одну жизнь, чему у нас также есть доказательства. В процессе второго убийства его рукоять была отломана и мы заменили её новой. Но на неё насажен тот же самый богохульный рог, отпиленный у нечестивого фагора, доказательством чему служат пятна крови.
— Хочу напомнить суду, — хотя, быть может, этот факт и не имеет отношения к делу, — что подсудимый держал у себя в качестве домашнего зверя ручного фагора-рунта, — заявил Сайрен Станд. — Этого рунта подсудимый нарёк именем основателя нашей гордой нации, Юли Священника, причисленного Церковью к лику величайших святых, что, конечно же, можно рассматривать только как кощунство. Было ли это оскорбление нанесено умышленно или по невежеству, уже не имеет значения.
— Очень скоро ты заплатишь за своё бессердечие сполна, мерзавец! — выкрикнул со своего места ЯндолАнганол и заработал крепкий тычок в бок от стражника. Никто не обратил на его слова внимания.
Согнутая фигура Кимона Эураса разогнулась достаточно, чтобы выдавить вопрос:
— Что ещё обвинение может предъявить в качестве доказательства вины подсудимого? — нетерпеливо спросил он после того, как кинжал был пущен по кругу, чтобы все смогли налюбоваться им вдоволь.
— Только что вы видели перед собой оружие, которым было совершено жестокое убийство, — объявил заупокойным тоном Криспан Морну. — Теперь же суду будет представлен негодяй, державший в тот роковой день это оружие в руках!
В зал суда был наполовину введен, наполовину втащен отчаянно вырывающийся мужчина. Голову его всё ещё закрывал рогожный мешок, но король ЯндолАнганол немедленно узнал несчастного, привезенного ночью ко дворцу в деревянном фургоне.
Приведенный был представлен пред очи суда. Прозвучал приказ и мешок с головы пленника был сдернут.
Явившийся зрителям юноша, казалось, состоял только из яростно взъерошенных длинных волос, покрытого синяками лица и рваной рубашки. Он попробовал сопротивляться — но один из приведших его стражников сильно ткнул его древком копья в пах, он поник, перестал вырываться и захныкал. Король ЯндолАнганол тут же узнал в нем своего сына, РобайдайАнганола.
— Роба! — крикнул король, за что незамедлительно получил такой удар по почкам, что согнулся от боли пополам. Продохнув, он упал на пол, совершенно лишившись сил при виде сына, попавшего в неволю, — и это Роба, который неволи боялся больше всего на свете!..
— Этого молодого негодяя агенты его величества задержали в порту Оттасол в Борлиене, — гордо объявил Криспан Морну. — Его не так-то легко оказалось выследить, поскольку он выдавал себя за мадис, ловко имитируя манеру поведения этих нечестивых протогностиков и одеваясь в их традиционную одежду. Тем не менее, как видите, он человек. Его имя РобайдайАнганол. Он сын обвиняемого и его необузданный и дикий образ жизни уже давно стал притчей во языцех.
— Это ты убил мою дочь, принцессу Симоду Тал? — грозно потребовал ответа Сайрен Станд. Его голос напоминал сейчас треск рвущегося пергамента.
— Никаких принцесс я не убивал, в Олдорандо никогда прежде не был и сейчас прошу только об одном — как можно скорее отпустить меня туда, где я мог бы продолжать жить своей прежней жизнью, простой и понятной! — Робайдай разразился рыданиями, прерываемыми судорожным лепетом о том, что всё это подлое судилище бесчестно и ужасно.
— По чьему наущению ты совершил убийство? — потребовал ответа Криспан Морну, и каждое его слово напоминало стук топора, опускавшегося на плаху. — Твой отец велел тебе?
— Я ненавижу отца! Я боюсь его! — сквозь слезы выкрикнул принц. — О чем бы он ни попросил меня, я никогда не исполнил бы его просьбы!
— Тогда почему ты убил принцессу Симоду Тал? — потребовал ответа Сайрен Станд.
— Я не убивал её. Не убивал! — выкрикнул Роба. — Я невиновен, клянусь!
— Не убивал её? Тогда кого же ты убил, мерзавец? — продолжал настаивать сам король Олдорандо.
— Никого! Я никому не причинял зла. Я невиновен!
Криспан Морну, словно всю жизнь только и ожидал этих слов принца, вскинул над головой покрытую старческими пятнами руку и вслед за рукой задрал тонкий нос, да так высоко, что тот засиял, пронизанный лучами солнца, словно кусок медвяного воска.
